Страница 16 из 50
Апелляция предназначалась Насте. Но, повернувшись к ней с возмущенным видом, Светлана никого рядом с собой не увидела: девушка предпочла исчезнуть как можно быстрее, оставив собственное мнение при себе.
Всевозможные вкусные запахи, встретившие Настю на пороге квартиры, свидетельствовали о том, что сегодня Мария Петровна решила продемонстрировать гостям собственные кулинарные таланты. Знала бы она, как порадовала этим девушку, испытывающую в последнее время что-то вроде отвращения к возне с едой. Собственно говоря, и к самой еде — тоже… Но Мария Петровна об этом не знала.
— Знаешь, тут такое дело… — смущенно начала Мария Петровна, едва Настя переступила порог. — Я вспомнила один рыбный рецепт из времен своей молодости… Между прочим, польская кухня, одна из лучших в мире… Ничего, что я вас с Антонио сегодня отстранила?..
— Даже хорошо, Марьюшка Петровна! — заверила ее девушка. — Мама дома?
— Дома… — Учительница замялась. — Слушай, зайди-ка сюда, что я тебе скажу…
Настя обеспокоенно замерла на месте, ее сердце сжалось: неужели у Эммы Павловны случился приступ? Ох, тогда ее за ее «сюрприз» просто убить мало… Но, выслушав Марию Петровну, девушка от изумления едва не села мимо табуретки: все-таки провинциалкам Москва категорически противопоказана. У них от обилия впечатлений явно крыша едет!
Мало того что ее мамуля бурно высказывает восхищение Доном Антонио, так теперь еще и подружилась с Кедычем… Подружилась?! Да никакая дружба не заставила бы Эмму Павловну согласиться бегать с кем-нибудь по утрам! Вообще бегать… Разве что если бы ей пришлось удирать от маньяка!
— Она что, влюбилась в него, что ли? — неуверенно спросила Настя.
— Понимаешь, — Мария Петровна бросила вороватый взгляд в сторону двери, — они как увидели друг друга утром, когда Кедыч заскочил узнать насчет вечера, так и все!
— Что значит «все»?
— Представляешь, Кедыч тут же отменил свой утренний бег и остался, чтобы уговорить Эмму впредь бегать с ним… И уговорил!
— А где он сейчас? — слабым голосом спросила Настя.
— Вообрази себе — здесь… Так и сидят с утра, разговаривают, только для еды и прервались…
— Так вот почему вы взялись за кулинарию! — догадалась она. — Это что, любовь с первого взгляда, что ли? О господи!..
Она с отчаянием посмотрела в сторону гостиной. Дело в том, что Настин сюрприз состоял в том, что на сегодняшний вечер она пригласила отца, не предупредив заранее ни его, ни Эмму…
— Какой ужас! — не удержалась Настя.
— Ну почему? — Мария Петровна сказала это несколько осуждающе, вероятно заподозрив девушку в эгоизме. — Эмма ведь еще совсем молодая женщина, вполне может устроить свою жизнь… Почему нет?
— Так ведь и я о том же! — согласилась Настя. — Я сегодня на вечер папу пригласила, понимаете? Папу! А тут — здрасте-пожалуйста, Кедыча вынесло… Точно влюбилась, если согласилась с ним бегать!
— Та-ак. — Мария Петровна пододвинулась ближе к девушке и заглянула ей в глаза. — А матери об этом сказала?
— Нет… Понимаете, она начала бы все про него выспрашивать. А я ей не могу сказать, что папа стоит на Арбате и рисует прохожих… Она и так его презирает, говорит, что он художник от слова «худо»… А это — неправда! Папа талантливый, милый и вообще… Он же не знал, когда уезжал из Лихова, что она беременна! За что тогда его винить?.. Но маме этого не растолкуешь!
— Стон-стоп! — Учительница положила ладонь на Настину руку, безвольно лежавшую на столе. — Деточка, деточка… А ты подумала, что, возможно, все-таки есть за что его винить Эмме? Отношения двоих для посторонних всегда тайна. Даже если посторонние — очень близкие люди! И любое вмешательство тут неуместно!
— Что же теперь делать? — жалобно поинтересовалась Настя.
— Только полагаться на волю Бога… — вздохнула Мария Петровна. — Ничего иного, коли дело сделано, не придумаешь… И конечно, предупреди хотя бы Эмму.
Вопреки Настиным опасениям, Эмма Павловна прореагировала на известие о визите своего первого в жизни мужчины спокойнее, чем могла бы. Скорее она казалась недовольной тем, что дочь отвлекла ее от разговора с Кедычем, неожиданно вызвавшим у Насти острое раздражение одним своим видом.
— Твои сюрпризы оставляют желать лучшего, — сухо сказала Эмма, переминаясь с ноги на ногу в прихожей, куда ее вызвала Настя, и косясь в сторону гостиной с явным нетерпением. — Ну ладно… Как он хоть выглядит?
— Конечно, не так, как ты, — искренне сказала Настя, — но тоже ничего!
Эмма Павловна выглядела действительно прекрасно! Очень ей шел и легкий румянец на щеках, и совершенно неизвестный Насте, таинственный какой-то огонек в глубине зрачков…
— Ну что ж… Посмотрим… Слушай, этот Володя такой умница, такой рассказчик, представляешь? Мы и не заметили, как день пролетел… Ты про Красноярские столбы слышала? Так вот, вообрази себе, в начале семидесятых он на них лазил! А это — самые настоящие отвесные скалы, голые и прямые, как палец…
— Мама, стоп! — Настя устало покачала, головой. — Про эти самые столбы я знаю, наслышана… Ты что, действительно собираешься бегать вместе с Кедычем по утрам?..
— Да, буду! Володя мне все объяснил: это лучший способ избежать инфаркта.
Поза, которую приняла при этом Эмма Павловна, ее тон, а главное, блеск глаз — все, вместе взятое, свидетельствовало о том, что спорить с матерью бесполезно. И, махнув рукой, Настя направилась в свою комнату.
Однако задерживаться там она не стала. Выйдя на балкон и убедившись, что балконная дверь в Пашину квартиру тоже открыта, Настя проскользнула туда. Не только потому, что пора было кормить попугая и кота. Здесь, в родных для Павла стенах, она чувствовала себя ближе к нему. Как будто хозяин только вышел на минуточку и вот-вот вернется, стоит набраться терпения и немного подождать…
Покормив попугая и не обнаружив на месте кота, Настя немного побродила по квартире, постояла у Пашиного портрета, нарисованного ею на днях по памяти. На портрете он был как живой, кажется, еще немного — и усмехнется, подмигнет ей или скажет что-нибудь эдакое. Ей и самой не верилось, что это она сама сумела так нарисовать Пашу. Покачав головой, Настя глянула на часы и поспешно включила телевизор: информационная программа по НТВ уже шла, она ее едва не пропустила!
Но судьбе, видимо, было угодно, чтобы она не пропустила то, что услышала, едва на экране старенького «Сони» появилось лицо диктора…
— …И вновь печальное сообщение из нашей самой горячей точки. Вчера вечером в районе Ачхой-Юрт пропал вертолет с врачами Министерства чрезвычайных ситуаций…
— Нет, — хрипло пробормотала Настя. — Нет…
Но диктор ее не услышал.
— …На борту находилась бригада московских врачей в количестве шести человек. Нам удалось узнать их имена…
— Нет! — Теперь Настя уже кричала. Все было бесполезно.
— Вот они. — Диктор посмотрел девушке в глаза холодно и сурово. — Рамиз Исмайлов, Илья Григорьев, Виталий Тимченко, Павел Ветров…
«Пашка дурак!» — ожил в своей клетке наевшийся попугай. Но Настя его не слышала. Она вообще больше никого и ничего не слышала из-за собственного крика.
…Настя не понимала, откуда взялось столько людей в Пашиной, их с Пашей комнате. Почему вдруг возникли рядом лица матери и отца, Кедыча и Дона Антонио, Марии Петровны и Ромашки с Капитаном… Как получилось, что она вся, с головы до ног, оказалась мокрая…
— Паша… — прохрипела наконец Настя и, инстинктивно избрав среди всей этой массы людей Марию Петровну, приникла лицом к ее плечу. — Он жив, правда? Скажите мне, что он жив, жив, жив! Вертолет пропал, все пропали, а он — нет!..
— Да, деточка, да… — Учительница растерянно посмотрела на экран, где теперь уже мелькали кадры какого-то спортивного репортажа, и крепко обняла Настю.
— Еще воды? — запыхавшийся Капитан появился в дверях балкона с наполненным кувшином. Но Мария Петровна заслонила девушку от него собственным телом, уже дрогнувшим в первом приступе горя.