Фиктивная помолвка

– Ты ушел рыбачить, – укоризненно сказала София.

– Да, вместе с братьями – блаженная свобода от женского общества.

– А я много-много часов просидела тогда на вершине холма…

– Не правда, это продлилось самое большее часа два. Понимаешь, нам нужен был кто-то, кто продолжал бы выслеживать браконьеров, грабителей или разбойников с большой дороги. Ты великолепно справилась с задачей, надолго связав всех по рукам и ногам, так что часок-другой мы могли спокойно порыбачить.

– Тебе повезло, что я не рассказала об этом случае твоему отцу и братьям. Они не знают, какую историю ты выдумал, лишь бы я не пошла с вами. Клод расквасил бы тебе нос.

– По крайней мере было бы мужское наказание. Берти отшлепал бы меня, а отец побил бы – существенная разница, понимаешь? Все определяется весом руки. У отца рука гораздо тяжелее.

– Ты получил бы по заслугам.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Фрэнсис. – Но тебе, дорогая, следует надеяться, что я совсем не изменился, Мне всегда удавалось отделаться от тебя, не правда ли? Должен признаться, у меня неприятно горела шея под воротником, когда сегодня утром мы обсуждали у приходского священника оглашение, венчание и все тому подобное.

– Правда? – У Софии округлились глаза. – А ты слышал, что папа вызвал сюда половину прислуги из своего лондонского дома? Вот мы и на вершине. – София сменила тему, не обращая внимания на гримасу лорда Фрэнсиса. – О, как чудесно, какой приятный ветерок. Смотри, Фрэнсис, остальные тоже поднимаются сюда, а я-то думала, все устали от жары и скачки.

– А, зрители. – Обняв Софию одной рукой за талию, он притянул ее к себе и громко чмокнул, а потом снопа взял за руку.

– Я же сказала, чтобы ты этого больше не смел делать, – рассердилась девушка.

– Целовать? Но мы, возможно, подняли дух доброй дюжине ослабших путешественников. Ты же понимаешь – это спектакль, который нужно разыгрывать.

– Я имела в виду то, что ты вытворяешь своим языком. Ветерок только что приятно охладил меня, а теперь мне снова жарко.

– Софи! До чего наивно – произнести такое вслух и ожидать, что этим лишишь меня мужества повторить все еще раз. Уж если мы вынуждены обмениваться поцелуями, то могли бы по крайней мере получать от них удовольствие.

– Удовольствие! – воскликнула она. – Говори за себя, Фрэнсис. А что до меня, то я охотнее поцеловала бы…

– Я знаю. Софи, взгляни, кто поднимается сюда слева от тебя. Они держатся за руки, разговаривают между собой и, кажется, позабыли обо всех остальных.

Она взглянула и, увидев приближающихся отца и мать, схватила Фрэнсиса за руку и крепко ее стиснула.

– О, получается. Я знала, что все получится. Никогда ни на мгновение в этом не сомневалась. Правда, Фрэнсис? Она с такой страстью смотрит на него.

– Не понимаю, как наша затея может провалиться, когда сама погода способствует ей, и мы с тобой так влюблены, и церемония венчания приводит всех в возбуждение.

– О, ты замечательный, я так благодарна, что ты это говоришь. – София снова сжала его руку. – Я даже могла бы поцеловать тебя, Фрэнсис.

– Одного поцелуя пока вполне достаточно. И, Софи, пожалуйста, не бросайся такими словами, как «замечательный». Я мог бы посчитать, что ты и вправду так думаешь, и почувствовал бы, что шейный платок меня душит. С лучезарной улыбкой София обернулась к группе друзей, которые, поднявшись на вершину холма, принялись восторгаться великолепием открывшегося вида.

Граф подробно рассказал о визите к приходскому священнику, а графиня поделилась с ним некоторыми планами, которые они обсуждали с герцогиней, пока писали приглашения.

– Маркус, правильно ли мы поступили, согласившись, чтобы венчание проходило здесь? Роуз, по-моему, немного разочарована, что оно состоится не в церкви Святого Георга.

– Они оба этого захотели. И ты же знаешь, в присутствии большого общества праздник может стать слишком официальным.

– Да. Я никогда не жалела, что мы венчались здесь. У нас была чудесная свадьба, правда, Маркус?

– Да, Оливия. Но я думаю, тогда, в тот особый день и глиняная хижина показалась бы нам великолепной.

Она не могла придумать, что еще сказать, и смутилась оттого, что заговорила так необдуманно и непринужденно, позабыв, что лучше не вспоминать о собственной свадьбе. Любой разговор на эту тему мог испортить свадьбу их дочери, лишить ее счастья.

– Оливия, почему ты пригласила только двух друзей из Раштона? Это несправедливо, ведь я выбрал пятерых из моих ближайших товарищей.

– Эмма и Кларенс – этого вполне достаточно. Мне будет очень обидно, если они не смогут приехать на свадьбу Софии. Когда я показала Кларенсу твое письмо, он сказал, что это именно то, чего следовало ожидать в ее возрасте. Видимо, настоящие друзья гораздо яснее, чем родители, видят, что ребенок уже вырос.

– Да. Я много лет не видел Кларенса, да и мисс Бернетт тоже.

– Эмма предпочитает не уезжать далеко от дома, и Кларенс тоже.

Оливия смолкла, тяжело дыша, ей было трудно одновременно разговаривать и подниматься на холм, и Маркус, тоже ничего не говоря, крепче прижал к себе локоть жены.

«Было бы так приятно расслабиться и окунуться в это новое состояние дружбы, – подумала Оливия, – поверить, что наша естественная и обоюдная забота о счастье дочери станет связующей силой, что заключенное перемирие окажется постоянным миром. Так просто вспомнить, как мы были счастливы, как сильно я любила его». Но она понимала, что должна решительно сопротивляться этому чувству, если не хочет, вернувшись через месяц домой, заново начать страдать.

– Думаю, мы все-таки поступили правильно. А ты как считаешь? – спросил граф после паузы. – Никто из гостей не всплеснул руками от изумления, когда мы разрешили помолвку нашей совсем еще юной дочери. И священник, по-видимому, счел, что для Софии замужество самый естественный шаг. На молодых людей приятно смотреть. Кажется, что они просто созданы друг для друга.

– Да. – Оливия взглянула на вершину холма; их дочь и Фрэнсис стояли рядом и, переплетя пальцы, оживленно разговаривали. – Нельзя сказать, что они только недавно познакомились и увлечение сделало их слепыми к недостаткам друг друга. Они знают друг друга всю жизнь, и мне кажется, это хорошо. По-моему, они друзья, Маркус.

– Ты помнишь этот холм?

Они поднялись сюда за день до своей свадьбы, когда в суматохе им удалось ускользнуть из дома. Тогда, как и сейчас, они добрались до самой вершины. Подставив ветру разгоряченные лица, Оливия и Марк мечтали, чтобы следующий день уже был позади, они были женаты и могли остаться вдвоем.

– Мне не нужен ни полный дом гостей, ни этот праздник, ни все остальное, – сказал тогда Марк. – Мне нужна только ты, Ливи.

– А мне – ты. – Она повернулась у него в объятиях. – Завтра, Марк. Кажется, еще целая вечность.

– Завтра, – шепнул он у самых ее губ. – И больше никаких расставаний. Ни днем, ни ночью. На веки вечные, Ливи, пока смерть не разлучит нас.

– Я тебя люблю, – шепнула Оливия, и он поцеловал ее долгим страстным поцелуем, а ветер играл их волосами и платьем девушки.

– Интересно, чувствуют ли они то же самое, что чувствовали тогда мы? – произнес граф, и Оливия поняла, что он тоже во власти воспоминаний. – Интересно, думают ли они, что их свадьба просто неприятная необходимость на пути к неизмеримому блаженству?

– Но согласись, тот день был великолепным.

– Да, они тоже откроют это для себя.

Клифтоны не успели подумать, что не следовало бы вместе предаваться воспоминаниям, как уже были на вершине холма, где их приветствовал легкий ветерок и ждала собственная дочь с раскрасневшимися от ветра и счастья щеками. София выпустила руку Фрэнсиса и, втиснувшись между родителями, взяла обоих под руки.

– Ну, разве не чудесно? – воскликнула она. – Теплое солнце, свежий ветер, на много миль вокруг красивейший сельский пейзаж, и мы трое снова вместе. Ведь это невероятно чудесно, правда?