Я же врейза

Детина действительно бросился пред ней на колени и завопил:

- Господинка велла! У меня нет даров, но я готов отслужить вам жизнью, только...

- Я же сказала: никто не узнает, - прервала его Селенка. - А чудес творить не умею, ибо я хоть и велла, но воспитана людьми.

Ну разве могла она представить, что когда-нибудь сказанёт такое?!

А работник понёс какую-то чушь. Должно быть, с перепугу. По его словам выходило, что горожане совсем заели селян поборами, платят мало, гнобят до голодной смерти. И нет на них управы. Так не могла бы светлая велла замолвить словечко перед могучими волшебницами, хранительницами солнечного дня?..

Селенка утвердилась во мнении, что работник вовсе не ворюга. И вообще очень даже не плох: добрый, справедливый... и красивый.

В этот миг зоркий взгляд Селенки различил далеко впереди конную группу. К ней примкнули двое в чёрных плащах и масках, с громоздкой поклажей на плечах.

Да что же это такое? Прямо ночь мешков...

Незнакомцы привязали их к сёдлам, и всадники помчались по дороге.

Селенка без слов схватила работника за рукав и увлекла за высокие кусты. Вот отчего-то почудилось ей, что встреча с этими всадниками может оказаться небезопасной.

Конные стрелой пронеслись мимо. Ветер вслед за ними утащил чей-то слабенький крик.

- Торанд... - прошептал работник.

- Что? - спосила Селенка.

Как-то так получилось, что её макушка оказалась под мышкой у верзилы, а стан - в кольце его лапищ.

- Меня зовут Торанд, - так же тихо сказал работник.

- Вот что, Торанд, - заявила Селенка. - Я пойду домой городской дорогой, а ты ступай, как шёл, полями.

- Хорошо... господинка... светлая велла... - забормотал вконец сконфуженный Торанд. - Прошу извинить... простить...

- Помиловать, - ехидно подсказала Селенка.

- Помиловать... - послушно отозвался Торанд и почему-то совершенно разонравился Селенке.

Она пошла вперёд, но остановилась. Подумала, сняла шаль и протянула её Торанду, который стоял недвижно и печально смотрел вслед Селенке.

- Это для твоей матушки, - сказала она.

3

Конечно, Селенка проспала всё утро. Сквозь сон слышала звуки, похожие то на крик, то на плач. А очнулась под пение рожка стражников и конский топот. Дом был пуст, только заплаканная кухарка притулилась возле холодной печи.

Она-то и поведала страшную весть: сестрицы Витольда и Мелинда исчезли прямо из кроватей, матушка Аглая свалилась без чувств и до сих пор пребывает в этом состоянии в своей спальне. Схвачен работник, который обычно помогал конюху. У него нашли шаль из пуха, принадлежавшую Мелинде.

Селенка похолодела: так вот кого несли в мешках чёрные всадники, вот чей крик слышала она...

Но при чём здесь Торанд?.. Селенка ринулась в матушкину спальню. Аглая лежала, покрыв лицо мокрой салфеткой и так жалобно вздыхала, что у Селенки чуть не разорвалось сердце.

Она подняла крик, вывалив всё разом: про ночную прогулку к мызе, встречу с Торандом, отданную для старушки шаль, которую в свою очередь накануне получила в подарок от Мелинды. И ещё про то, что нужно седлать коней, мчаться вслед за похитителями. Да она сама поскачет во главе отряда! А когда настигнет чёрных всадников, то им не поздоровится. Самое главное -- были бы живы-здоровы сестрицы.

Селенка остановилась только тогда, когда заметила, что багровая, как переспевший помидор, Аглая уселась в постели и широко открыла рот, но не может сказать ни слова.

И уж лучше бы Селенке никогда не слышать того, что изверглось из Аглаиного рта, когда матушка обрела способность говорить.

А потом Селенка очутилась запертой в гладильне, потому что в ней не было окон и пособница похитителей, зловредный подкидыш, бессердечная и неблагодарная мерзавка не смогла бы сбежать.

Видеть почти готовые наряды сестричек было тяжелее, чем вспоминать слова Аглаи. Через три дня зашумит, забурлит весь город: бал господинок! Только не мелькнут в танцах ни розовое, ни золотистое платье из грандопольских тканей... Где-то сейчас добродушные, смешливые сестрицы?.. Поди, не обсыхают их глаза, если они, конечно, ещё живы...

Прошло много времени, прежде чем кухарка, прятавшая глаза, внесла кувшин и краюшку ржаного хлеба. А потом пришёл Геройт и... не стал обвинять Селенку, только попросил: "Верни дочек". Удалился, пряча слёзы в красных опухших веках.

Селенка так и закипела от негодования, но потом поостыла. Наверное, и она бы на месте Аглаи и Геройта сочла, что у разбойников были пособники -- Торанд и Селенка. Кто, как не распутная сообщница, будет гулять по ночам? Такая запросто сможет выдать сестёр похитителям.

Толстушки всегда были добры к ней...

Однако хватит страдать, сидя на заднице! В конце концов, велла Селенка или нет?!

Но замок с той стороны двери не отвалился; не вернулся несправедливо арестованный Торанд; во дворе не появились стражники с отбитыми у преступников Витольдой и Мелиндой. Ровно ничего не произошло, как Селенка ни пыжилась и ни изощрялась, изображая волшебство.

Тогда она заплакала, призывая всех велл разом и в особенности ту, которая когда-то бросила её на дороге.

Конечно же, никто не откликнулся.

И что? Сидеть здесь и ждать страшных известий? Ничего подобного. Давно нужно было броситься на того, кто войдёт, вырваться из дома и отправиться искать сестёр и справедливость для Торанда.

Селенка затихла в углу гладильни, соображая, как половчее убежать.

За стенами дома послышались крики. Агая пыталась выставить кого-то вон.

- Теперь дочь веллы -- единственная ваша наследница! - каркал хриплый женский голос.

- Не бывать тому! - вопила Аглая. - Мои дочки вернутся!

- Ещё как бывать! - злорадствовала хриплоголосая. - И дочек вам не видать, как своих ушей! Пропали! Исчезли! А может, сами сбежали? Сговорились с разбойниками? А?

- Неправда! - неистовствовала Аглая. - Селенка видела, как их увозили! И наш работник Торанд видел!

- И где этот Торанд? Где его голова? Нету! А Селенку выпусти немедленно из заточения. К вечеру к вам приедет волшебник из Грандополя. Будет говорить с вашей единственной дочерью и наследницей.

- Иди отсюда, проклятая! По твоему наущению и на свою беду взяли мы это отродье. Столько лет промучились с ней, и вот награда -- лишились своих дочек, кровиночек...

Аглая ударилась в плач, а Селенка похолодела и потеряла интерес к тому, что там будет дальше на улице.

Торанд? Голова?.. Не может быть, чтобы казнь свершилась так быстро. В сонном и медлительном Велиполе правосудие длилось долго -- неделю-другую.

И Селенка приготовилась с боем вырваться из гладильни. И пусть даже грандопольский волшебник войдёт первым. У него, поди, есть пузо, в которое можно пнуть башмаком. Так и повалится. Пока соберётся со своей волшбой, Селенка уже будет далеко.

Но никто не явился. Не принёс пищи или горшка. Селенка даже подивилась: почему надобности, естественные для человека, её совершенно не волнуют? И тут же переключилась на тяжкие раздумья. А что она сможет сделать для Торанда и сестёр? На самом деле, а не в глупых мыслях, которые скачут галопом?

И вдруг...

Ощущение полной свободы нахлынуло внезапно, как проливной дождь из заблудившейся тучки. "Наверное, уже наступили сумерки", - решила Селенка. Она подошла к двери, приложила ладони к тёмным от времени дубовым доскам. И не поверила ни глазам, ни ушам. Щёлкнул замок, звякнул запор, и створка тихо распахнулась.

Селенка прошла пустым коридором к чёрному выходу возле кухни.

Скорбная тишина дышала ей в спину запахом каких-то капель или трав. Горе пыталось застить Селенке глаза. Безысходность цеплялась за плечи, норовила остановить.

Селенка выскользнула из дома.

Город спал, будто ничего и не случилось. От этой мирной тишины почему-то было особенно тошно.

Ноги сами понесли тем путём, которым скрылись похитители. За городскими воротами, которые только так назывались, а на самом деле были двумя столбами без створок, луна досиня целовала утоптанную дорогу и высокие кусты. Каждый блик, казалось, издавал звучание -- тихое, мелодичное, будто где-то далеко-далеко играла музыкальная шкатулка. И такой печальной была эта ночная музыка, что сердце Селенки сжалось. "Ох, Торанд..." - прошептала она.