Страница 2 из 10
Тай-Цзи-Цюань на самом деле очень прост и по большому счету представляет собой не что иное, как взаимодействие и «взаимосмену» Инь и Ян (пустого и полного, открытия и закрытия, набирания и выпуска).
Для успешной практики ум должен уметь различать Инь и Ян, приучиться производить их смену не скачкообразно, а плавно, постепенно, чтобы она происходила «не активно», а как бы сама по себе. Научиться различить Инь и Ян легче всего в ногах, движения которых значительно проще и более явно выражены, чем достаточно замысловатые движения рук. Кроме того, понимание смены Инь-Ян в ногах особенно важно, потому что именно ноги (а не красиво и витиевато движущиеся руки, как это кажется начинающим) являются основой Тай-Цзи-Цюань, именно в ногах начинается движение энергии, которая направляется поясницей и выражается в пальцах рук.
Работу ума при смене Инь и Ян в ногах можно пояснить на простейшем примере первого движения из первой формы одиночного комплекса Тай-Цзи-Цюань. Это движение одинаково для всех стилей Тай-Цзи-Цюань и состоит в том, что человек, стоящий с сомкнутыми пятками (почти в «стойке смирно»), должен отставить левую ногу в сторону на ширину плеч.
Нормальный (не «тайцзицюаньский») человек сделает это так.
• Для того чтобы освободить левую ногу, он расслабит ее, а вес с нее перенесет на правую (нагрузит ее).
• Отставит левую ногу.
• Перенесет вес на левую ногу.
При таком способе выполнения все происходит неестественно, потому что делается активно, иначе говоря, за счет приложения силы. Можно сказать, что человек выполняет работу вместо того, чтобы позволить всему происходить самому.
Для того чтобы все было сделано само собой («по щучьему велению»), нужно использовать ум, а не физическую силу, за счет которой вес переносится с левой ноги на правую, после чего левая нога отставляется в сторону. В этом случае все будет происходить следующим образом.
• Нужно полностью расслабить всю левую сторону.
• Тогда вес сам перенесется на правую (выхода не будет, так как левая нога расслаблена и если правая «не примет вес» на себя, то человек просто упадет, точнее, рухнет).
• Однако левая нога, оставшись «без дела» и будучи при этом расслаблена, сама двинется влево для того, чтобы упрочить равновесие, занимая в результате требуемое положение.
Таким образом, концепция полностью меняется: человек ничего не делает сам, он лишь (за счет работы ума!) создает условия, при которых все происходит само собой.
«Смену концепции» можно проиллюстрировать и на примере движения рук. После того как в рассматриваемой первой форме стопы расставлены на ширину плеч, следует подъем обеих рук вперед и вверх (до уровня плеч). Если просто напрягать руки, поднимая их вверх, то сила, генерируемая в них, будет очень небольшой, а тело будет излишне напрягаться. Поэтому правильно сделать все наоборот: не поднимать кисти рук, а расслабить бедра и плечи и «погрузить» локти. В результате этого ладони поднимутся сами. Схематично этот процесс показан на рисунке ниже.
Слева – «подъем ладоней»; справа – «подъем ладоней без подъема ладоней»
Так что смена концепции в данном случае может быть сформулирована (очень приблизительно, потому что в Тай-Цзи-Цюань все делается совсем просто, но формулируется достаточно тяжело) так: «Если где-то что-то нужно напрячь, то никогда этого не делайте. Вместо этого расслабьте что-то в противоположной части тела». При этом важно не думать (правильная мысль – это главное в Тай-Цзи-Цюань) о самом движении. Оно должно произойти «не активно», а само собой.
Соответственно, для того чтобы опустить поднятые руки, ни в коем случае не нужно прикладывать силу для того, чтобы сделать это. Нужно расслабить их и дать им опуститься (погрузиться, «утонуть») самим. Вначале погружаются плечи, за ними локти, а затем (при необходимости, если требуется слегка присесть) сгибаются колени. Иначе говоря, вместо того чтобы напрячь мышцы, опускающие руки, нужно расслабить мышцы, поднимающие их.
Сказка об изменении ума, рассказанная вьетнамским учителем Минем
«Если вместо того, чтобы из-за объектного знания других вещей, появляющихся перед умом вследствие объектного внимания, метаться в стремлении к ним, грешный ум обращает внимание на себя, вопрошая: «Кто я, знающий объекты?», [он достигнет того состояния] пребывания в собственной реальности, единственного подлинного состояния». (1023)
Когда я переехал в Ирландию, то был полностью уверен, что обучение мое закончено. Само собой, язык придется освоить, но это (с моей-то памятью) не беда. Наоборот, я даже предвкушал этот процесс, потому что уже знал, что учить его я буду через местных женщин. И это не шутки, ибо этот способ я считал не только самым приятным, но и самым эффективным. Предполагал я это делать, не напрягаясь, так как, с одной стороны, для меня это было совсем несложно, а с другой – меня это не слишком интересовало, ибо я по большому счету ничего, кроме традиционной восточной медицины, Ци-Гун и воинского искусства, не считал достойным изучения. А у кого я тут могу этому учиться? Точнее, я-то могу (и хочу!) учиться, но кто может меня здесь этому научить. Так что процесс своего обучения я счел законченным и начал просто жить, как живут нормальные сытые люди в нормальной сытой стране.
Для того чтобы быстрее освоить язык и здешние обычаи, я в основном общался с местными жителями, стараясь как можно меньше проводить времени во вьетнамской общине. Сначала мои дорогие соплеменники весьма активно меня зазывали (еще бы, новый человек, мастер, лекарь, завидный жених, в конце концов), но потом, видя мою явную необщительность, постепенно отстали. Некоторые даже обиделись.
Но мне было не привыкать, я всегда был один, так было повсюду. Помню, как мой советский (тогда я учился на врача в Союзе) ученик Володя впервые увидел меня в обществе соотечественников. До этого мы встречались только в городе, в спортзале, у него или у его друга Саши дома и он никогда не приходил ко мне во общежитие – нужды не было.
Однако в тот раз ему понадобилось меня о чем-то предупредить. Кажется, были какие-то неурядицы со спортзалом, где мы занимались, и он решил сказать мне, чтобы я зря не ехал на другой конец города. Мобильных телефонов (сейчас трудно такое представить) тогда не было, к телефону, который стоял у вахтера, дежурящего по общежитию, меня бы не позвали (я всем им успел нахамить, причем не по одному разу, когда они не пускали меня в общежитие среди ночи), так что единственным способом было приехать и сказать все, что требовалось, лично.
Зная, что общение с «невьетнамцами» у нас не поощрялось, Володя решил подождать меня снаружи. Время было обеденное и нужно было идти в столовую. А ходить туда нам положено было всем вместе. Не строем, конечно, но всем одновременно. Увидев меня, Володя повел себя очень аккуратно – он не стал звать меня, а просто отошел в сторонку, ожидая, когда мне будет удобно с ним поговорить. К тому времени он уже я знал, что я чувствую пристальный взгляд, направленный на меня, и что я подойду к нему сразу же, как только предоставится удобная возможность.
Когда я наконец подошел к нему, он тихо хихикал, явно сдерживаясь и стараясь не начать хохотать во весь голос. Я не удивился, его смешливость была мне известна – начав смеяться в начале тренировки, он часто не мог остановиться до ее конца (а занимались мы минимум два часа). Так что я спокойно ждал, пока он успокоится и сможет говорить. Отсмеявшись, он сказал следующее: «Стою жду, вижу, начали выходить вьетнамцы. Думаю, как бы мне тебя не пропустить в такой плотной толпе. И тут такая сцена: впереди толпа, позади толпа, а между ними – мастер Минь. Важный такой. Идет, засунув руки в карманы, задрав нос, ни на кого не смотрит. И что интересно, никто к нему даже не пытается приблизиться».