Больше, чем любовница

– Ты не должен стрелять в Трешема, Джошуа, – взмолилась леди Оливер. – И Сэмюэл – тоже. Он не сделал ничего дурного. Между ним и мной не было интимной связи. Я хотела ее, но я ему была не нужна. И я желала, чтобы из-за меня стрелялись – это так значительно и романтично, но я была глупой эгоисткой и признаюсь в этом сейчас. Не стреляй в невиновного. Убийство будет тяготить тебя до скончания дней. И меня тоже.

– Ты и сейчас хочешь защитить своего любовника, Гертруда? – проговорил Джошуа хорошо поставленным голосом.

– Ты меня знаешь. Если бы это было не так, не стала бы я позорить себя перед людьми. Просто я решила сделать то, что должна была сделать раньше. Если ты мне не веришь, можешь поговорить с леди Сарой Иллингсуорт, которая приехала со мной.

– Она была свидетельницей нашего разговора с Трешемом, свидетельницей того приема, который он оказал мне после дуэли. Он никогда не был моим любовником, но он слишком высокороден, чтобы прилюдно уличить меня во лжи.

– Джоселин, по-прежнему стоявший неподвижно, не сводил глаз с Джейн. Но даже с такого значительного расстояния она видела его насмешливо приподнятую бровь.

И она вдруг поняла, что продолжает держать сжатые в кулаки руки у рта.

Преподобный Джошуа двинулся через поляну к своему сопернику. Только сейчас Джоселин опустил пистолет.

– Кажется, я ошибался, Трешем. – Преподобный Джошуа по-прежнему говорил глубоким басом – голосом человека, вещавшего с церковной кафедры вечные истины. – Я приношу свои извинения и беру ошибочно сказанные мною слова обратно. Если вас не удовлетворят мои извинения, то я к вашим услугам. Мы можем продолжить поединок, Моя семья в ответе за то, что устроила против нас бесчестный заговор.

Джейн отметила, что Джошуа Форбс решил возложить ответственность за сломанную ось на трех младших братьев.

– Мне кажется, – со вздохом заметил Джоселин, – что это мелкое дело можно считать улаженным, Форбс. А что касается нашей с вами встречи, то вы сделали то, что я на вашем месте сделал бы для своей сестры.

Переложив пистолет в левую руку, правую он протянул Форбсу.

Все присутствующие дружно вздохнули, когда бывшие противники пожали друг другу руки. Потом настала очередь Сэмюэла, который тоже принес свои извинения.

Джейн медленно опустила руки и только тогда увидела на ладонях по четыре глубоких следа от ногтей.

Леди Оливер картинно бросилась в объятия мужа.

Последовала сцена бурного примирения. Когда все это закончилось, Джоселин поднял левую руку ладонью наружу, давая понять друзьям, чтобы те не подходили к нему, а Джейн поманил к себе правой.

Два чувства боролись в душе Джейн – глубокого облегчения и сильнейшего гнева. Этот жест! Словно подзывает к себе собачонку! Как будто сам не в силах подойти к ней. Джейн подошла и встала перед ним – грудь в грудь.

– Вы ужасный человек, – дрожащим от гнева голосом проговорила она. – Вы отвратительны, надменны и упрямы как осел. Я вас ненавижу! Вы смотрели смерти в лицо сегодня, но вы могли бы умереть, так и не сказав мне ни слова. Если мне еще нужны доказательства того, что я для вас ни вот столечко не стою, – и она ткнула ему в лицо загнутый мизинчик, повертев им у него перед носом, – то теперь у меня их в изобилии. Я не хочу вас больше видеть. Вы меня поняли? Держитесь от меня подальше.

Он смотрел на нее с ленивым высокомерием, презрительно скривив губы.

– Вы проделали весь этот путь столь ранним утром в таком, осмелюсь сказать, растрепанном виде, чтобы отдать распоряжение держаться от вас подальше, леди Сара? – последовал отрезвляюще логичный вопрос. – Вы презрели приличия, чтобы сказать мне, что я ужасен и омерзителен? А сейчас извольте опереться на мою руку, и я вас немедленно отведу к экипажу – кажется, туда уже усадили другую даму. Смею предположить, что в этот драматический момент о вас могут забыть, если мы не поторопимся, и тогда вам придется возвращаться домой в компании примерно двадцати джентльменов. Это не та ситуация, в которой следовало бы оказаться леди Саре Инглсуорт в тот момент, когда ее репутация все еще весьма сомнительна.

Он протянул ей руку, но она отвернулась и сама направилась к карете, в которой приехала. Он нагнал ее и пошел рядом.

– Полагаю, это все ваша идея. Спасение в последний момент. Как драматично.

– Насчет последнего момента – не моя заслуга, – холодно возразила она. – Я просто предложила леди Оливер сказать правду и сделала это заблаговременно, еще вчера вечером.

– Значит, я обязан вам жизнью, – произнес он, умудрившись сказать эти слова без тени благодарности.

– Вы можете возвращаться к друзьям, – предложила она, когда стало очевидно, что карета не скоро тронется с места, во всяком случае, не раньше, чем Джейн к ней подойдет. Леди Оливер все еще не пришла в себя.

Он остановился, поклонился и пошел прочь. Но тут она о чем-то вспомнила. И крикнула ему вслед:

– Джоселин!

Он остановился и посмотрел на нее через плечо странно блестящими глазами.

– Я забыла взять вышивку, – с довольно глупой улыбкой сказала она, так и не собравшись с духом, чтобы высказать то, что хотела.

– Я занесу вам вышивку. О нет, простите. Вы не желаете меня больше видеть. Я позабочусь, чтобы вам ее прислали. – Он отвернулся.

– Джоселин!

И вновь этот взгляд через плечо.

– И портрет.

Они долго смотрели друг другу в глаза, очень долго, как ни хотела Джейн отвести взгляд, ей это не удавалось. Они словно притягивали друг друга глазами.

– И его пришлю…

Он кивнул и пошел прочь.

Вот и все, как будто вчерашнего вечера и не было. А что, собственно, случилось вчера? Поцелуй украдкой, обычный поцелуи между мужчиной и его бывшей любовницей. Так, пустяки.

Джейн повернулась и направилась к экипажу.

Глава 25

Вышивка, портрет и книга «Мэнсфилд-парк» были присланы незамедлительно – в тот же день. Филипп принес их, но Джейн с ним не встретилась. Значит, он все же не принес эти вещи лично. Ну и отлично! Его поведение утром иначе, как оскорбительным, не назовешь. А нежность во вчерашнем поцелуе ей просто почудилась, решила Джейн. Сейчас же, прибегнув к услугам посыльного, он избавил ее от необходимости отказать ему во встречах впредь. Она больше не желала даже слышать его имени.

Насколько все эти благие намерения не соответствовали истине, показало следующее утро. Леди Уэбб одевалась к завтраку, когда буфетчик принес в столовую почту.

– Здесь для вас письмо, миледи, – сказал слуга, обращаясь к Джейн.

Она выхватила письмо у него из рук, ища глазами адрес и имя отправителя. И сердце ее упало – письмо было написано не тем единственным – дерзким и размашистым почерком герцога Трешема, и от того, что она узнала почерк, разочарование ее не стало меньше.

– Спасибо, – сказала она и сломала печать.

Письмо было от Чарлза. Довольно длинное. И прибыло оно из Корнуолла.

Чарлз писал о том, что граф Дербери вернулся в Корнуолл и привез с собой весть о том, что Сара Иллингсуорт нашлась и живет у леди Уэбб. Чарлз полагал, что ей будет приятно узнать о том, что Сидни Джардин, долгое время вроде бы находившийся при смерти, благополучно выздоравливает.

«Не могу выразить, как я был расстроен, узнав, что случилось во время моего отсутствия, вследствие чего ты не могла обратиться ко мне со своей бедой, – писал Чарлз. – Я поехал бы за тобой в Лондон, но где я стал бы тебя искать? Говорили, Дербери нанял сыщика с Боу-стрит, но и ему оказалось не под силу тебя найти. Что тогда говорить обо мне?»

Джейн подумала, что он мог хотя бы попытаться. Если бы действительно любил ее, он бы приехал, не смог не приехать.

«Дербери принес еще одну весть, – писал Чарлз, – но я не верю в то, что он говорит правду. Я думаю, Сара, он сказал это, чтобы сделать мне больно и заставить встревожиться. Ты знаешь, как ему не нравилась наша взаимная склонность. Он сказал, что дал герцогу Трешему согласие на тебе жениться. Уверен, что ты будешь смеяться, читая эти строки. Действительно, кто-кто, Сара, но Трешем! Я никогда не встречался с ним, но знаю, что он считается самым распутным из лондонских повес. Я искренне надеюсь, что он не донимает тебя своим нежелательным вниманием».