Страна Беловодье

Дома у них имелось больше двух десятков самых разных, не считая церковных трудов: про механизмы, арифметика с геометрией, исторические труды, сочинения по экономике, географии и даже греческие мифы. Практически все он выучил местами наизусть, многократно перечитывая.

– Конечно, – разрешил хозяин. – Для того и звал.

Данила осторожно открыл и просмотрел список глав. Математика, топография, черчение и межевые законы. Геометрию с тригонометрией и рисованием чертежей освоил самостоятельно по отцовской книге. Самая ценная вещь в доме, после древней книги Второго Исхода и Библии. Даже материнские бумажные сокровища, часть которых относилась к временам до Беловодья, по которым он учился, много давшие для состояния ума, не столь интересны. В отцовой имелись даже эти новые цифры, вместо привычных буквенных обозначений. Гораздо удобнее и легче вычисления производить.

– Ну и как?

– Так быстро не разобрать в подробностях, – ответил честно, – но, похоже, ничего неизвестного мне не присутствует. Справился бы. Вот межевые законы не мешает переписать. «Русской правде» давно не соответствует, и такие вещи иногда полезны.

С недавних пор в Беловодье официально пользовались четверогранным поприщем, под которым подразумевалась квадратная площадь со стороной в 1000-саженную версту. Гораздо удобнее прежних четвертей, однако такое не все знают. Кое-кто до сих пор считает в «плугах», то есть мерах, с которых платили налог. А они в разных княжествах из-за почвы и дополнительных выпасов могли оказаться очень разными.

– Уверен, что справишься?

– Конечно. Только зачем это здесь? – спросил прямо, поднимая голову.

До сих пор вполне хватало в записях приблизительно такого: «…От холма с закругленной вершиной на юго-западе до реки, а оттуда по течению до границы участка Петра по прозвищу Бородавка…» Земли много, просто поднимать целину и вырубки дело тяжкое. Многие предпочитали перебираться на новый участок с истощением почвы. При выжигании несколько лет урожай высок, затем быстро падает.

– Я вам навскидку назову парочку книг гораздо полезнее в наших условиях. А это… Не помню, чтобы кто-то из-за участков всерьез ссорился. Лес большой, у реки лугов полно.

– В корень зришь, – одобрительно сказал тысяцкий. – Да не все слышал. Зимой в Тмутаракани княжеский съезд был. Постановили «каждый пусть держит землю свою через старшего в роду».

– И что? Не в первый раз с провозглашения отмены лествичного права наследования. Хотели прекратить бесконечное дробление отчин. Этому и в школе батюшка учил. Дату вот не упомню, но после великой замятни и объединения межуральской Долины с Поморьем Константином. Потом все равно с его смертью дети передрались и развалили Великое княжество. Ссориться и воевать, считая себя равными, князьям нисколько не мешает и целование креста.

– Теперь на съезде присутствовал и Патриарх словенский.

– И что?

– Никогда не задумывался, кто правит на самом деле в Беловодье? Почему до сих пор сохранялось понятие большой отчины?

– Потому что она принадлежит всему правящему княжескому роду, происходящему от единого прародителя.

– Нет. Так говорят, но нет. Потому что все земли, включая занятые такими, как мы, выселенцами, относятся к ведению Церкви. Они тоже власть, в чем-то параллельная княжеской, в чем-то соединявшаяся с ней и дополнявшая. И я говорю не о духовной, а административно-судебной. Наш отец Федор какие дела вправе разбирать?

– Разводы, двоеженство, о нецерковных формах брака, – подумал и уверенно закончил Данила, – изнасилование, нарушение церковной собственности, в том числе и земельной.

– О! – внушительно сказал Вышатич, поднимая палец. – Собственность! Многие дарят церкви имущество перед смертью и для отпущения грехов. Иные и землю отписывают.

Данила ждал, не нарушая молчания. Переспрашивать в очередной раз: «И что?» – на прекрасно знакомое не тянуло. К чему-то тысяцкий определенно ведет.

– Сегодня треть западных земель принадлежит Патриархии, и в отличие от князей, у Церкви единое руководство. Она одна обладает исключительным правом судить игуменов, монахов, попов, дьяконов и другие категории церковных людей. К ее ведению отнесена служба мер и весов, участвует в законотворчестве. Но, что важнее, играет первую роль в межкняжеских отношениях и спорах. Она очень изменились. Когда-то признавала своим главой великого киевского князя, после Исхода Тмутараканского. Те имели право вмешиваться в церковные дела и обладали правом участия в поставлении епископов. Теперь все иначе. Великий князь после замятни отсутствует. Передача столов по прежнему порядку отменена.

– Отец говорил, после войн с поморянами для словен нет внешних угроз, зато земли сколь угодно. Потому и центральная власть ослабла.

– Княжеская! А церковная растет. Конечно, существовали случаи непослушаний, а иногда и гонений на священнослужителей. Но это в последний раз было добрых сто лет назад. Сейчас без сотрудничества с высшими иерархами князья не могут обойтись. Иной раз большие монастыри вроде святых Иллариона, Гермогена, Филарета или Мануила могут выставить оружных людей не меньше, чем Китеж, и уж точно больше Смоленска с Новгородом и Тверью. И спорить с монахами стало откровенно опасно. Вот на съезде они и продавили решение о полном межевании. Теперь каждый, считающий себя владельцем земли, обязан по постановлению съезда согласовать границы участков, определить координаты межевых знаков на местности, а не просто где камень стоял, и, определив площадь участка по полученным знакам, сохранить документ с подсчетами, именами владельцев и размерами выплачиваемых податей.

– И почему никто не замечает? – скептически спросил Данила.

– Это здесь, далеко от населенных мест, не видно. Нам есть позволение на участок семье две тыщи десятин или три, без разницы. Сколько поднял – твое. Все равно больше пятнадцати-двадцати десятин силами одной семьи не вспашешь. Правда… наверное, и там простые люди не замечают изменений. Они же не вдруг случились… Зато, бывая время от времени, невольно видишь разницы с прежним.

Он замолчал и, подумав, сам себя погладил по бороде знакомым жестом. Отец предупреждал: когда так делает, нечто недоговаривает, и надо быть особенно внимательным.

– Ладно, давай вернемся к нашим делам, – тряхнув головой, произнес тысяцкий. – Пока строились, некому было о нас беспокоиться и сажать новое начальство, благо и взять особо с нас и сеземцев нечего. Дороже обойдется держать здесь за княжеский счет тиунов, чем налоги. А вздумай драть серьезно ясак – так дикари сбегут куда подальше. Но мы худо-бедно обжились. Теперь иной расклад. Найдутся и на нашу шею князьки из захудалых, ныне их расплодилось до ужаса. Куча дармоедов, и все с огромным самомнением.

– Что будет с городской землей? – после краткого раздумья спросил Данила. Идея заполучить гонористого чужака на место хорошо знакомого, пусть и не ангела с крыльями, но выборного и достаточно справедливого Вышатича крайне не понравилась. Наложит лапу на все ценное и без правильных границ участков станет стравливать при любом раскладе. Тысяцкий не зря задергался.

– Ее, как и общинную тоже, надо замерить. Желательно по божескому сговору, не требуя особой платы.

– Ага, – тут сложно не согласиться. На общее благо придется отработать. Но тогда и семейное имущество обмерять за ним.

– Затем составляются межевые книги в двух экземплярах. Один хранится в архиве Патриархии, второй – у местного главы власти. Без предоставления выписки запрещена купля-продажа, обмен, дарение и наследство.

И за это Вышатич, подумал Данила, а попутно поселок нечто получит. По закону. Далеко смотрит.

– На все межевание отводится три года. И уже не пройдет запись: начиная от основания оврага рядом с домом отсчитать триста двадцать шагов к северу и сто двадцать до ели, отмеченной в сказке…

Последовала многозначительная пауза. Это понятно. Расплывчато и рискованно при возникновении споров. Эта ель или другая, размер шагов.