Страница 12 из 14
На Полонского в этот момент страшно было смотреть – ни одной кровинки на лице – лицо, восковое, просвечивало едва ли не насквозь. В прихожей кто-то затопал ногами, и в «залу» заглянул Марченко.
– Я не опоздал?
– Не опоздал, – сказал ему Каретников, вытащил из кармана бутылку с коньяком. – На-ка! Пусть спецы проверят, чего тут в коньячке намешано?
– Да ничего не намешано! – со слезами на глазах воскликнул Полонский.
– Это мы узнаем. Давай, Марченко, востри сапоги к выходу, – скомандовал Каретников.
Троян вывел из соседней комнаты жену Полонского. Та, перепуганная, была так же, как и муж, очень бледна, но еще не сумела до конца сообразить, что же все-таки происходит. Каретникову сделалось жаль ее – этот дурак Полонский не устоял, вмешал в свое разбойное дело жену, – Каретников качнул головой осуждающе и повел стволом револьвера, указывая дорогу:
– На выход!
В особняке оказались еще двое – командир батареи Пантелей Белочуб – человек, в преданности которого батьке Каретников нисколько не сомневался, попал Белочуб в эту кампанию, судя по всему, случайно, из-за всегдашней своей готовности выпить, – а вот с кем пить, это его совершенно не интересовало, – и хмурый, скользкий, как угорь, председатель трибунала Екатеринославского полка Вайнер.
Когда выходили, в дверях особняка появился Лева Задов, спросил озабоченно:
– Больше никого не было?
– Нет, – ответил Каретников. – Забери у Марченко бутылку с отравленным коньяком,
– А ты, Белочуб, как тут оказался? – удивился Задов, увидев командира батареи. – Тут вроде бы не твоя кампания собралась…
– Не моя, – Белочуб вздохнул, – да вот, занесло дурака… На запах выпивки. Выпил, называется… Теперь не знаю, Лев Николаевич, как батьке в глаза буду смотреть.
– Белочуб в этой кампании чужой, – сказал Задов Каретникову, – Белочуба можно отпустить.
– Дуй отсюда, Пантюшка, аллюром три креста, – велел Каретников командиру батареи, – чтобы духом твоим здесь не пахло!
Тот заахал, заохал, залопотал что-то невнятно и, красный, с испуганно вытаращенными глазами, исчез.
Когда выводили жену Полонского, она заплакала:
– А ребенок?
– Ребенка никто не тронет, – сказал ей Каретников, хмуро отвел глаза в сторону, – не беспокойтесь.
Полонская всхлипнула. Выдернула из-за рукава кружевной шелковый платочек, приложила его к глазам.
На улице громыхнул мотором автомобиль, узкий луч света махнул по окнам и угас.
– Не задерживайтесь, граждане, – подгонял арестованных Лева Задов, – давайте-ка побыстрее на выход!
– Слушай, Лев Николаевич, – Полонский, немного пришедший в себя, засуетился, – тут произошла какая-то страшная ошибка…
– Никакой ошибки нет, – спокойно произнес в ответ Задов. – И вообще, Полонский, запомни, – контрразведка ошибок не делает.
Полонский замолчал.
Вышли на улицу. Машин, оказывается, стояло у крыльца две, а не одна.
В одну машину посадили Вайнера, рядом с водителем разместился Задов, сзади, охраняя Вайнера, – Гриша Василевский, во вторую уселись Каретников, Троян и чета Полонских.
– Трогай! – скомандовал Задов.
Головной автомобиль чихнул, фыркнул, пустил вонючий клуб дыма и, погромыхивая рессорами, покатил по мостовой, второй автомобиль замешкался.
– Чего там у тебя? – недовольно повернул голову к шоферу Каретников.
– Сей секунд, начальник, – проговорил водитель извиняющимся тоном, – автомобиль – не кобыла, а более сложный механизм.
Через полминуты тронулся и он.
На берегу Днепра Каретников приказал водителю остановиться.
– Чего так? – Водитель хотел нагнать первую машину, но из этого ничего не получилось.
– Воздухом подышать надо, – неопределенно проговорил Каретников, скомандовал чете Полонских: – Выходите! Подышим вместе.
Те вышли. Полонская не выдержала, склонила голову на плечо мужа и заплакала.
– Нечего тут сырость разводить, гражданка, – скрипуче, каким-то чужим голосом проговорил Троян, – раньше надо было думать, чем ваша затея может закончиться.
Полонская заплакала сильнее.
– Пошли к воде! – приказал Каретников.
Берег Днепра в этом месте был не столь обрывист, как на других участках, в земле были вырезаны ступени. Каретников чиркнул спичкой, зажал ее в ладонях, осветил несколько ступеней. Было слышно, как внизу плещется невидимая в ночной черноте вода. В стороне, под деревьями, заполошно закричала невидимая чайка – свет спички испугал ее.
Каретников первым двинулся по ступенькам вниз. Полонские – следом. Замыкал цепочку Троян.
Минут через пять спустились к воде. Каретников задрал голову, посмотрел в небо. Небо было черным, глухим – ни одной блестки.
– Семен, может разберемся?.. – попросил Полонский, оторвал от плеча жену, погладил ее по голове. – Не плачь… моя маленькая.
Именно так – «моя маленькая» – Полонский звал ее в самые сокровенные минуты. Полонская заплакала еще сильнее.
– К воде! – хмуро скомандовал Каретников, доставая из кобуры револьвер.
Троян извлек маузер, громко щелкнул курком. Полонский тихо охнул и, сгорбившись, первым двинулся к воде, у кромки ее не остановился, вошел в Днепр, широким движением ноги разгреб рябь.
– Не отставайте от мужа, гражданка, – посоветовал Каретников.
Полонская шагнула в воду. Слезы, которые только что заливали ее лицо, иссякли, словно бы в организме что-то обрубилось, она пошла по воде в туфлях, потом нагнулась, сняла их и швырнула на берег.
Через секунду гулко ударил выстрел. За ним – второй. Полонский после выстрелов развернулся, глянул в лицо Каретникову, изо рта у него выбрызнула кровь, видимая даже в темноте, и он осел в воду. Жена его тихо ткнулась головой в рябь и осталась лежать в Днепре вниз лицом.
Трупы закачались в воде у самого берега.
Каретников и Троян неторопливо поднялись по земляным ступеням к автомобилю.
– Вот и все, – сказал Каретников, хлопнул ладонью о ладонь, будто смахнул с них грязь. – И нечего ковыряться в носу зубочисткой. А то – давай разберемся, давай разберемся… Тьфу! – Он хмыкнул. – Разобрались.
Троян молчал.
Сели в машину.
– Давай в контрразведку, – скомандовал Каретников водителю. – Посмотрим, чем нас угостит Лева Задов.
Хотя и изменил Задов фамилию на Зеньковского, а все, кто знал его, продолжали по привычке звать Задовым.
Задов встретил гостей хмуро.
– Что-то ты невеселый, – сказал ему Каретников, – спать, что ли, захотел?
– Тут повеселишься. – Задов сощурил усталые красные глаза. – А где арестованные?
Каретников не стал отвечать на вопрос, поступил по-одесски, задал свой вопрос:
– Ну что с коньяком?
– Отрава. Налита сильная отрава. Похоже – синильная кислота… Химики скажут.
– Значит, не зря мы Полонского с его разлюбезной шлепнули.
– Вы их все-таки шлепнули?
– А как же! – Каретников ухмыльнулся.
– Батька будет недоволен, предупреждаю.
– С батькой сговоримся.
Махно, узнав, что Полонских расстреляли, ничего не сказал, лишь подвигал одной губой, верхней, из стороны в сторону и проговорил тихо, совершенно бесцветно:
– Ох, Семен, когда-нибудь я тебе откручу чего-нибудь важное за такое самоуправство.
– Прости, батька, – кротко проговорил Каретников. – Но я их отправил плавать по Днепру за дело, согласись!
– За дело, – подтвердил Махно, снова повозил верхней губой из стороны в сторону, словно бы собирался что-то стереть с губы нижней. – Пусть контрразведка нарисует протокол, оформит все как надо.
– Будет сделано, – обрадованно пообещал Каретников.
– Не то отношения у меня с Всеволодом Волиным и без того натянутые, – сказал батька, – он постоянно критикует меня на заседаниях Реввоенсовета.
– Напрасно мы пригласили его к себе в армию, батька, – проговорил Каретников просто, – сидел бы он себе в Москве, либо в Париже, в носу ковырял бы – чем не занятие!
– Действительно… – Батька усмехнулся. – Ребенка Полонских отвези Галине Андреевне, пусть девочка побудет пока у нас.