Поддай пару!

Дома и в кои-то веки в постели в то же время, что и Мокриц, Дора Гая Ласска тихонько похрапывала, хотя сама в жизни бы этого не признала.

Мокриц застонал. Час был ранний, семь утра, а он физически не переносил, когда семь часов случалось два раза в день. Тем не менее оделся он по многолетней привычке быстро и тихо, спустился вниз, вышел из дома и, вскочив на троллейбус, доехал до дворца. Он взбежал по ступенькам к Продолговатому кабинету, вспоминая, что не видел этот кабинет пустым ни днем ни ночью. На сей раз лорд Витинари сидел за столом и выглядел, если можно было применить такое слово к патрицию, бодрячком.

– Доброе утро, доброе утро, господин фон Липвиг! Куда быстрее, чем в прошлый раз, я смотрю. Скорее всего, ты еще не успел прочитать сегодняшние газеты. Случилось нечто невероятно занимательное.

– Это как-то связано с железной дорогой, милорд?

Лорд Витинари как будто опешил, но через секунду оправился.

– Действительно, есть и о ней, раз уж ты спрашиваешь. – Он хмыкнул, как будто это было что-то незначительное в сравнении с тем, что на самом деле его занимало. – Сообщают, что все спешат во владения Гарри Короля посмотреть на чудо парового поезда, который, похоже, покорил сердца публики. И я так понимаю, Гарри, со свойственной ему коммерческой жилкой, уже превращает это в доходное предприятие. Новость, конечно, хорошая, но если ты все-таки откроешь газету, то найдешь там личное извинение от издателя «Правды», а также обещание изъять кроссворд и временно отстранить от дел его составительницу, поскольку она не отвечает высоким стандартам головоломок, которые должны оставаться решаемыми, но в то же время достаточно затруднительными. Я редко злорадствую, но боюсь, что ее коса нашла на мой камень. Велю Стукпостуку послать ей коробку шоколадных конфет от тайного поклонника. Я умею галантно выигрывать! – Лорд Витинари прочистил горло и продолжал уже серьезнее: – Увы, Стукпостук сегодня отсутствует. Отпросился на утро, чтобы пойти посмотреть на паровоз. Неслыханное дело. Должен сказать, я несколько удивлен, поскольку единственный раз, когда он просил освободить его от выполнения должностных обязанностей, был три года назад, и тогда Стукпостук собирался на симпозиум по скрепкам, скобкам и канцелярским принадлежностям. Тогда он тоже был очень воодушевлен. Остается только гадать, чем же так привлекательна эта машина. Тебе самому это не кажется странным?

Мокриц слегка занервничал, услышав слова «Стукпостук» и «странно» в одном предложении; вместо ответа он вызвался съездить на стоянку поезда, чтобы забрать Стукпостука и вернуть его обратно во дворец.

– И раз уж ты все равно там будешь, господин фон Липвиг, поделишься потом своим… мнением об экономических перспективах для моего города.

Ага, догадался Мокриц, так вот зачем меня подняли в такую рань… опять. Не из-за кроссворда, и не из-за Стукпостука, но из-за интереса, который его город питает к железной дороге.

Его светлость кивнул Мокрицу на прощание и помахал газетой, намекая, что тому пора отправляться в путь.

Мокрицу не сразу удалось пробиться сквозь стену желающих поглазеть на чудо нынешнего века. Очередь, упиравшаяся одним концом в ворота владений Гарри Короля, заканчивалась, кажется, на полпути обратно в город. Стукпостука нигде не было видно, но это Мокрица не удивляло. Даже когда Стукпостук стоял прямо перед тобой, всем своим видом он норовил устраниться.

Охрана стояла у ворот по всему периметру участка – и личные охранники Гарри, и Городская Стража как ястребы наблюдали за горожанами, которые один за другим в порядке очереди выкладывали целый доллар, чтобы прокатиться на прицепе паровоза. Доллар есть доллар, во столько обходится дневное пропитание для семьи, и все же, как Мокриц мог собственнолично убедиться, полет по рельсам в чудо-поезде стоил того, чтобы потуже затянуть пояса. Это было лучше цирка, лучше всего на свете – нестись навстречу бьющему в лицо ветру и черному дыму, от которого слезились глаза, но копоть на лице была чем-то вроде почетного значка для ездоков, которые, правда, этого не замечали, потому что, если жить где-нибудь в районе Теней, достаточно было просто ступить на улицу или даже зайти к себе домой, чтобы получить хоть плевок в лицо, хоть оплеуху.

Мокриц прекрасно знал, как охочи до новшеств были жители Анк-Морпорка, и ему было совершенно очевидно, что Железная Ласточка, возглавляющая состав, как королева, стала апофеозом новшества. С грохотом она вывернула из-за поворота, таща прицепные фургоны, полные людей, которые кричали и махали приятелям, которые еще ждали своей очереди. И как ценитель массового безумия, Мокриц жадно наблюдал за ними; он заметил, что некоторые пассажиры, высадившись на платформу, подбегали к человеку, который в обмен на еще один доллар выдавал им маленькие сувениры, а потом снова бежали в конец очень, очень, очень длинной очереди, чтобы прокатиться снова.

Рядом раздался щелчок, сверкнула вспышка, и Мокриц повернулся, увидев никогда не унывающее лицо Отто Шрика, ведущего иконографиста анк-морпоркской «Правды», который по-приятельски помахал ему.

– Ну, господин вон Липвиг, зная тебя, это точно тфоей руки дело!

Мокриц рассмеялся:

– Нет, Отто, не моей, но я вижу, что оно набирает популярность!

«И я хочу быть в самом центре», – добавил он про себя.

Он заметил, что сборщик денег регулярно убегал, утаскивая за собой огромные кожаные мешки, в сопровождении двух троллей-телохранителей, и его тут же сменял второй аттракционщик, готовый принимать у толпы денежки. И вот Мокриц, своим «хитрым манером», последовал за деньгами. Он шел за ними между гигантских зловонных куч и вонючих отстойников империи Гарри, пока человек с мешком монет не вошел в большой сарай. Мокриц вошел следом и застыл, потому что оказался окружен людьми, чьи носы частенько бывают расплющены и свернуты набок – людьми немногословными и, как он теперь заметил, с очень плохим запахом изо рта.

К счастью, в бараке оказался и Гарри Король, который был достаточно умен, чтобы сразу вскинуть руку и прояснить:

– Спокойно, ребята, сделали глубокий вдох. Это всего лишь господин фон Липвиг, мой давний приятель и управляющий банка. Практически один из нас, а, Мокриц?

Мокриц улыбнулся, радуясь тому, что в данную минуту все дышали глубоко и спокойно, и ответил:

– Гарри, ты же понимаешь, что как управляющий твоего банка я обязан следить за соблюдением твоих интересов, но ты, я надеюсь, следишь и за соблюдением интересов господина Кекса, не так ли?

Слова повисли в воздухе как меч, и притом довольно острый. Мокриц следил за Гарри, который не повел и бровью. А потом внезапно расхохотался.

– Ого, господин фон Липвиг, я всегда говорил, что тебе пальца в рот не клади, хотя и за своими пальцами следи, если уж на то пошло!

Он кивнул своим телохранителям и сказал:

– Ступайте, передохните чуток. Мы тут с приятелем перетрем по-приятельски. Кыш отсюда.

И они подчинились. Остался только один, самый большой тролль, который необычайно сверкал и самым внимательным образом наблюдал за Мокрицем, впрочем, не так внимательно, как наблюдал за ним Мокриц. И Мокриц заметил, что этот тролль был… джентльменом. Он не мог описать никакими другими словами. Тролль был хорошо одет, что удивляло уже само по себе, ведь тролли в принципе относились к одежде как к необязательному атрибуту.

Немного смутившись собственного интереса, Мокриц набрался наглости и сказал:

– Хорошо, Гарри, только здесь остался еще один телохранитель. Ты думаешь, я хочу тебе навредить?

Гарри Король загоготал:

– Да это мой законник. Зовут его господин Громогласс, у него рекомендации и все как положено, да, Громогласс?

Законник! Бинго!

Гарри все продолжал утробно смеяться.

– Господин фон Липвиг, видел бы ты сейчас свое лицо! Но ты не волнуйся. Господин Громогласс ко всем так относится. Не то чтобы я не рад тебя видеть, но ты нам обоим можешь пригодиться, мне и нашему общему другу инженеру. Поговорим где-нибудь в другом месте? Кофе хочешь?