Страница 18 из 27
Если присмотреться к описанию «красных крестин», нетрудно заметить, что из канонического обряда крещения оказались исключены два важнейших блока. Это помазание елеем, символизирующее приготовление к борьбе с дьяволом, а также троекратное погружение в купель, символизирующее очищение от греха рождения. Отсутствует также момент пострижения волос на голове младенца. Все остальные действия – это замена символики «отжившего мира» на революционную символику. Младенца с рук на руки передавали не на вышитом белом полотенце, а на куске «революционного» кумача. Троекратное хождение вокруг купели заменили хождением с младенцами вокруг родной деревни, православные молитвы – пением революционных песен, в которых «отрекались от старого мира», и клятвами, что дети вырастут борцами «за правое дело». Имена из святцев заменили именами, которые посчитали «революционными».
Торжественная домашняя трапеза по случаю свершения обряда крещения с участием крестных родителей, а часто и священника, на Водлозере, как и по всей России, называлась собственно «крестинами». Ничего специфически «водлозерского», тем более в отношении младенца, на традиционных родинах не происходило. Обильная, по достатку семьи, трапеза, прерываемая длинными рассказами на смешные темы из сельской жизни, а также песнями лирического содержания, подарки от гостей в виде детской одежды, похвалы матери, достойно выносившей и родившей ребенка, и ничего отличного от обычного семейного праздника.
Во время Великой Отечественной войны советская власть в целях достижения быстрейшей победы над фашизмом снова пошла на союз с Русской православной церковью, и обряд крещения некоторое время снова проводился в Водлозерье. Сюда начал регулярно приезжать священник из Пудожа, чтобы крестить детей и отпевать умерших, читать молитвы за души солдат, павших в боях за Родину. Правда, крещение тогда уже не было обязательным для новорожденных обрядом: все определялось волей родителей. Многие приводили к попу крестить уже довольно взрослых детей, родившихся после 1931 г. Надеждам священника обосноваться в церкви на Ильинском погосте тогда не суждено было сбыться. После войны советская власть снова развернула антирелигиозную агитацию, и с конца 1948 г. священник перестал приезжать на Водлозеро. Говорят, он так был разочарован в своих ожиданиях, что уехал из Карелии куда-то в Поволжье (НАКНЦ, ф. 1., оп. 6, д. 628, л. 12–13).
Иероманах о. Нил во время самого массового в постсоветский период крещения детей и взрослых (обрядовый момент, 2003 г.). Фото автора
Священники снова начали появляться на Водлозере только после образовании в 1991 г. национального парка «Водлозерский». Приезжали они туда по приглашению не столько жителей, сколько руководства парка. Регулярными их посещения стали с 1995 г., после возрождения празднования Ильина дня на Ильинском погосте. Во время праздника как раз и проводились крещения, но крестились лишь достаточно взрослые дети, подростки и молодежь. Самым массовым было крещение 14 человек сразу в 2001 г. Иеромонах Нил, обитавший тогда на Ильинском погосте, как-то жаловался автору, что ни один из водлозеров за все время его проживания на острове не явился к нему для причастия, не попросил совершить таинство бракосочетания. После трагической смерти в 2004 г. отца Нила желающие окрестить детей специально ездили в Пудож. После того как в 2004 г. духовный сан на себя принял директор национального парка «Водлозерский» О. В. Червяков, необходимость в этом снова отпала. Ныне отец Олег больше не руководит национальным парком. Он остался приходским священником Водлозерского прихода, постоянно проживает в деревне Варишпелда на северном побережье озера Водлозера, совершает все необходимые церковные требы, если сельчане соглашаются на таковые.
Таким образом, можно констатировать, что в период проведения обрядов по приобщению новорожденного к сельской общине и православной конфессии между священниками и местной паствой ортодоксальной православной конфессии недоразумений не возникало. Разногласия прихожан и священников по поводу выбора имени младенцам в конфликты не перерастали. Исключение из правила составляли лишь случаи со старообрядческими семьями, которые либо явно отказывались крестить своих детей у местных священников, либо уклонялись от совершения обряда, проживая значительную часть времени в Каргополье и Даниловщине и зарабатывая средства к существованию в качестве «трудников».
6. Период от крещения до завершения вскармливания грудью
Период младенчества, продолжавшийся после обряда крещения, был наполнен исполнением настолько разноплановой обрядности, что лучше всего исследовать ее, разбив на отдельные категории.
Обрядность взросления младенческого периода
Вплоть до окончания младенческого возраста ребенка мужского пола водлозеры именовали «младенцем», а ребенка женского пола – «младеничкой». Вместе они составляли возрастную категорию «младенцев невинных», а это во многом определяло связанную с ними обрядность. До окончания кормления грудным молоком помимо нательного креста оберегом младенца продолжала оставаться его высушенная пуповина, указующая на ритуальном уровне на еще не разорвавшуюся окончательно связь с фактом рождения, а следовательно – на лиминальность, переходность состояния младенца. Пока новорожденный находился за занавеской у печи, пуповину хранили под его изголовьем. Когда младенца выносили за пределы дома, то мать прихватывала вместе с ним и его пуповину (Логинов, 2007б, с. 15). Отправляясь на жатву или другую работу, она вкладывала ее в тот же берестяной кошель, в котором несла дитя. Кошель подвешивался на дерево или изгородь неподалеку от места работы матери. Младенец, прикрытый от сглаза материнской юбкой, на свежем воздухе всегда хорошо спал (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 178).
Если мать не имела возможности взять с собой на работу младенца, в ее отсутствие домочадцы подкармливали его коровьим молоком. Делалось это уже с первой или второй недели после рождения. Кормили из коровьего рога с надетым на отпиленный конец соском от коровьего вымени, который предварительно выдерживали в солевом растворе. Иногда в рожок с молоком добавляли немного муки (То же, л. 177). Соску, прежде чем сунуть младенцу в рот, обязательно облизывал кто-нибудь из домашних. Обычай этот, несмотря на негигиеничность, сохраняется на Водлозере до наших дней. Кроме того, обычной подкормкой служил разжеванный любым из членов семьи мякиш ржаного хлеба (иногда смоченный подслащенной водой), завернутый в тряпочку. Его давали сосать младенцу, если он плакал. Формулу «Попробуй хлеба и всю жизнь будь с хлебом» водлозеры приговаривали, когда соску с хлебом или пережеванным кренделем давали младенцу в первый раз вместо кормления молоком или грудью (То же, л. 182). Если грудное молоко у матери пропадало рано, в старину ребенка обычно носили кормить к другой кормящей сельчанке, у которой молока был избыток. Зачастую это вызывало столь многочисленные неудобства, что младенца переводили на искусственное кормление, как это делается и в наши дни. В ситуациях, когда молока в грудях матери было слишком много, излишки сцеживались на веник со свежими или подсохшими, но еще зелеными листьями, чтобы «молоко в грудях не прикипело» (То же, л. 189). На старый веник молоко не сцеживали. Считалось, что это может вызвать худобу матери и прекращение выделения молока навсегда, даже при рождении следующего ребенка. Кормить младенца с ложки тоже начинали задолго до того, как приходило время отучать его от груди. Уже со второго, а то и с первого поста ему давали с ложки постную пищу мягкой консистенции, например, вареный горох, размятую при помощи ложки пареную репу и т. п. Когда ребенку разрешали в первый раз есть с ложки самостоятельно, то вкладывали ложку в правую руку, «чтобы был правшой» (То же, л. 63; д. 404, л. 162).