Страница 12 из 14
Однако существует и обстоятельство, в известной степени ослабляющее силу только что приведенного аргумента. Законы в одних полисах принимались раньше, в других позже, и, строго говоря, нет полной уверенности в том, что все без исключения греческие полисы в архаическую и даже классическую эпоху располагали законодательными сводами. Вполне допускаем возможность, что какие-то из малых полисов вообще никогда такими сводами не обзавелись, что, однако, не дает еще возможности исключать их из числа полисов. Следовательно, все-таки нельзя категорично говорить о законах как об абсолютно необходимом условии существования полиса, без наличия которого он полисом быть не может.
В связи с процитированным чуть выше суждением Гераклита обратим внимание на вторую, наряду с законом, реалию, упоминающуюся в нем, т. е. на городскую стену. Вот ее наличие, кажется, можно признать интегральным, конституирующим элементом и признаком полиса – во всяком случае, полностью сформировавшегося полиса. Имеющиеся исключения только подтверждают правило. Так, оборонительных укреплений ни в архаическую, ни в классическую эпоху не имела Спарта; но то была вполне сознательная позиция гражданского коллектива спартиатов. «Бесстенная» Спарта была в данном отношении уникальной и всеми современниками воспринималась в качестве таковой.
В рамках столь краткого очерка, разумеется, не представляется возможным затронуть – хотя бы в самой краткой форме – все сколько-нибудь важные вопросы, связанные с архаическим и классическим полисом. Какие-то проблемы неизбежно остаются за пределами нашего рассмотрения. Можно лишь попытаться в заключительной части предельно конспективно поставить – или даже просто наметить – некоторые из этих проблем.
Так, весьма интересным, пока еще недостаточно изученным представляется вопрос о подразделениях полиса. В Афинах такими подразделениями были прежде всего демы – в некоторых отношениях своеобразные «мини-полисы», если не считать отсутствия политического суверенитета. Да, кстати, и это «мини-» следует понимать весьма относительно. Например, такой дем, как Пирей, по численности населения, несомненно, превосходил многие «настоящие», независимые полисы.
Дем может быть определен, хотя и не без оговорок, с одной стороны, как административно-территориальный округ, а с другой – как локальная община, естественно выросшая или искусственно созданная. В четырехчленной системе «дем – триттия – фила – полис» он являлся, говоря формально, низшим, так сказать, «первичным» звеном. Однако это его кажущееся низким положение не должно вводить в заблуждение. Для реального функционирования афинского государства дем имел, пожалуй, большее значение, нежели фила или триттия. По своим ключевым параметрам это низшее звено, как ни парадоксально, в наибольшей степени приближалось к высшему, то есть полису в целом. Дем, как и полис, в полной мере представлял собой политическое единство, чего нельзя сказать о промежуточных структурных единицах.
Роль демов в общественной жизни выступает в Аттике весьма выпукло. Статус гражданина полиса обусловливался в первую очередь именно членством в деме, поскольку гражданские списки велись по демам. Если даровали гражданские права чужеземцу, то его обязательно приписывали к какому-нибудь дему. Демотик (то есть обозначение принадлежности именно к дему, а не к триттии или филе) был, начиная с реформ Клисфена, обязательным, неотъемлемым компонентом официального гражданского имени каждого афинянина.
Еще важнее для нас, что дем по своему устройству, как уже отмечалось выше, представлял точную копию полиса, был, по сути, полисом в миниатюре. Кстати, тем самым Афины в целом парадоксальным образом приобретали некоторые характеристики федеративного государства. Дем обладал функционировавшим на постоянной основе штатом выборных магистратов во главе с демархом, наделенным довольно значительными полномочиями. В демах регулярно созывались народные собрания (характерно называвшиеся ἀγοραί), на которых принимались псефисмы, кипели такие же страсти, как и в «большой» экклесии. Таким образом, на уровне дема существовала своя политическая жизнь, развертывавшаяся параллельно общеполисной, складывалась своя политическая элита – в известной мере «кузница кадров» для политической элиты полиса. Так, именно из среды верхушки демотов, насколько можно судить, вышли многие (если не большинство) из так называемых демагогов, или «новых политиков», начиная с последней трети V в. до н. э.
Кстати, складывание политической элиты полиса, ее состав – тоже круг весьма интересных вопросов, которые мы здесь в полной мере не можем осветить. Отметим только, что мы не солидарны с развиваемой некоторыми специалистами (в частности, Х. Тумансом) точкой зрения, согласно которой «новые политики» из числа незнатных, но разбогатевших ремесленников и торговцев вошли в состав этой элиты уже в архаическую эпоху. На протяжении ряда лет занимаясь проблемами политической истории архаических Афин и, в частности, ее просопографическим аспектом, мы можем ответственно утверждать, что для этого периода в числе сколько-нибудь видных политиков лица, не принадлежавшие к аристократии, вообще не фиксируются. Все ведущие «государственные мужи» – представители знатнейших семейств. Так было и во времена Солона и Писистрата, и во времена Клисфена и Мильтиада, и даже во времена Кимона и Перикла (лишь в послеперикловское время ситуация меняется). В этой среде репутацию «парвеню» и «неполноценного» имел, например, Фемистокл – отнюдь не ремесленник и не торговец, а просто выходец из второстепенной, сельской ветви аристократического рода Ликомидов.
Подводя итоги, необходимо еще раз заметить: практически все проблемы, связанные с феноменом греческого полиса, чрезвычайно сложны и многогранны, не поддаются однозначному и категоричному разрешению. Здесь мы представили свой взгляд на вещи, отнюдь не настаивая на его безусловной и единственной истинности. На все без исключения вопросы, поставленные нами, возможны и иные ответы. Какие-то из тезисов, выдвинутых выше, имеют сознательно полемический характер. Хочется надеяться, что обсуждение тематики полиса, в последнее время активизировавшееся как в зарубежной, так и в отечественной науке, приведет, в конечном счете, если не к исчерпывающему (это вряд ли возможно), то во всяком случае к лучшему, более полному и корректному пониманию этого явления античной и мировой истории.
1. Андреев Ю. В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976.
2. Андреев Ю. В. Античный полис и восточные города-государства // Античный полис. Л., 1979. С. 8–27.
3. Андреев Ю. В. Цена свободы и гармонии: Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации. СПб., 1998.
4. Античная Греция: Проблемы развития полиса. Т. 1–2. М., 1983.
5. Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988.
6. Глускина Л. М. О специфике классического греческого полиса в связи с проблемой его кризиса // ВДИ. 1973. № 2. С. 27–41.
7. Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции VIII–V вв. до н. э. 2-е изд. СПб., 2000.
8. Карпюк С. Г. Общество, политика и идеология классических Афин. М., 2003.
9. Кошеленко Г. А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979.
10. Кошеленко Г. А. Полис и город: к постановке проблемы // ВДИ. 1980. № 1. С. 3–27.
11. Маринович Л. П. Греки и Александр Македонский (К проблеме кризиса полиса). М., 1993.
12. Строгецкий В. М. Полис и империя в классической Греции. Н. Новгород, 1991.
13. Суриков И. Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох: Род Алкмеонидов в политической жизни Афин VII–V вв. до н. э. М., 2000.
14. Суриков И. Е. Демократический полис и родословные аристократов: о некоторых особенностях генеалогической традиции в классических Афинах // Древнейшие государства Восточной Европы. 2002 год. Генеалогия как форма исторической памяти. М., 2004. С. 175–188.