Страница 10 из 17
В 440-х гг. Афины еще более ужесточили контроль над империей. Они ввели в союзе использование афинских мер, весов и монет, закрыли местные монетные дворы и тем самым лишили союзников «зримых» символов суверенитета. Также они стали пристальнее следить за сбором союзных платежей и требовали, чтобы суды над лицами, виновными в задержках и недоимках, проходили в Афинах. Они использовали военную силу против полисов, которые восставали и отказывались платить союзные налоги. Иногда афиняне отбирали у мятежников территории и основывали на них колонии с населением из верных союзников или афинских граждан. Когда население подобной колонии состояло целиком из афинян, ее называли клерухией. Эта колония не являлась независимым полисом, ее жители сохраняли афинское гражданство. Подавляя очередное восстание, афиняне обычно устанавливали в завоеванном городе демократическое правление и заставляли горожан принести клятву верности. Вот клятва, которую пришлось принести жителям Колофона:
«Я буду поступать, говорить и советовать то, что я смогу, прекрасным образом и доброжелательно в отношении народа Афин и их союзников и не предам афинский народ ни словом, ни делом, ни сам я, ни будучи убежден другими, и буду любить афинский народ, и не стану перебежчиком, и демократию не разрушу в Колофоне ни сам я, ни поддавшись убеждению других, и не удалюсь в другой город, и не подниму тотчас восстание; в соответствии же с искренней клятвой буду это соблюдать без обмана и не причиняя ущерба, клянусь Зевсом, Аполлоном и Деметрой; и если нарушу клятву, то пусть погибну сам и род мой навеки, мне же, соблюдающему клятву, пусть наградой будут многие и хорошие блага»[23].
Чуть позже аналогичную присягу принесли жители Халкидики, правда, в данном случае они клялись в верности не союзу, а только афинскому народу.
Радикальный шаг по трансформации из союза в империю был предпринят в 454–453 гг., когда союзную казну перенесли с Делоса в афинский Акрополь. Формальным поводом для переноса послужила опасность персидского нападения на острова Эгейского моря после катастрофического поражения афинян в Египте и угроза войны со Спартой. Мы не знаем, насколько обоснованными были эти опасения, но афиняне не тратили времени попусту, не желая рисковать имуществом. С этого года и почти до конца Пелопоннесской войны афиняне брали шестидесятую долю союзных платежей в качестве подношения Афине Полиаде, богине-покровительнице их города, а также и покровительнице союза. Причем «долю богини» они вольны были использовать как им вздумается, вовсе не обязательно на благо союза.
Изменения настолько важные и радикальные, что они превратили добровольный союз в империю, в основном принудительно управляемую Афинами, требовали юридического обоснования, как было принято у древних греков. Во многих отношениях греки напоминали другие античные народы своим отношением к власти, завоеваниям, империи и выгодам, которые те предлагали. Они рассматривали мир как поле жестокой конкуренции, где победа и владычество, сулящие славу, считались наивысшими целями, а поражение и подчинение трактовались как постыдное унижение. Они всегда чтили кредо, сформулированное Ахиллом, величайшим героем греческих преданий: «Во всем быть первым среди прочих». Когда легендарный мир аристократических героев уступил место миру городов-государств, состязания между людьми, домохозяйствами и кланами переродились в поединки и войны между полисами. В 416 г. до н. э., спустя десять лет после смерти Перикла, афинские послы так объясняли мелосцам свою точку зрения на международные отношения: «О богах мы предполагаем, о людях же из опыта знаем, что они по природной необходимости властвуют там, где имеют для этого силу»[24].
Тем не менее «Мелийский диалог», как стали именовать позднее этот знаменитый отрывок Фукидида, образчик международной Realpolitik античного мира, представляет собой характерный пример этической двусмысленности статуса Афинской империи. Суровые слова афинян вынуждают мелосцев заявить, что «божество нас не умалит», ибо Афины ведут себя несправедливо по отношению к нейтральным государствам. Да, жалоба мелосцев могла относиться к каким-либо конкретным действиям афинян, реальным или планируемым, но она была воспринята прочими греками с глубоким сочувствием. Греки не разделяли современных предрассудков по поводу могущества и сулимых последним безопасности и славы, однако их собственный исторический опыт отличался от опыта других древних народов. Их культуру сформировали не великие империи, а малые автономные полисы, и они привыкли полагать, что свобода является естественным состоянием людей, взращенных в подобной среде. Граждане должны иметь личную свободу и свободу выбора конституций, законов и обычаев, а города должны иметь возможность свободно строить свои дипломатические отношения и конкурировать с другими за власть и славу. Греки также верили, что свобода, возможная благодаря правилам жизни полисов, создала новый, особенный тип гражданина и особенный тип власти. Свободные и автономные полисы, по их убеждению, превосходят любые империи. Поэт VI столетия до н. э. Фокилид сравнивал греческий полис с грандиозной Ассирийской империей: «…малый град, на утесе стоящий, / Правопорядок блюдя, превосходит град Нина безумный»[25].
Когда полисы воевали друг с другом, победитель обычно забирал себе пограничную территорию, каковая обыкновенно и выступала предметом спора. Побежденных, как правило, не обращали в рабство, а их основную территорию не аннексировали и не оккупировали. В этих конфликтах, как и во многих других, греки использовали двойные стандарты, по которым они отличали себя от чужаков, не говоривших по-гречески и не взращенных на греческих культурных традициях. Поскольку чужаки не росли свободными гражданами свободных общин, а являлись подданными какого-либо правителя, по сути своей они были рабами, посему покорять их и обращать в рабство – в порядке вещей. Сами греки, с другой стороны, свободны от природы, что они доказывают, создавая либеральные институты полисов и проживая в этих полисах. Чтобы управлять такими людьми, лишать их свободы и независимости, очевидно, неправильно.
Так полагали греки, но действовали они соответственно этим убеждениям далеко не всегда. В незапамятные времена спартанцы покорили других греков, обитавших в Лаконии, а также в соседней Мессении, и сделали их своими рабами. В VI веке до н. э. они создали Пелопоннесский союз, который обеспечил спартанцам существенный контроль над внешней политикой их союзников. Но спартанцы обычно не вмешивались в договоренности союзных городов между собой, и эти города в данном отношении сохраняли видимость автономии. Да, на протяжении двух десятилетий после войны с персами аргивяне уничтожили несколько городов в Арголиде и присоединили их территории, но подобное исключение лишь подтверждало правило и не опровергло общей уверенности в том, что греки должны жить как свободные граждане автономных полисов, а не как подданные великих империй.
Греки разделяли и еще одно убеждение, которое препятствовало им наслаждаться жизнью под властью великой державы/империи. Они полагали, что любое благо, «растиражированное» среди людей до чрезмерной степени, ведет, по череде этапов, к тому, что они называли «гюбрис». Подобные люди, как считалось, выходят за пределы, установленные богами для человека, и тем самым вызывают на себя божественный гнев и божественное возмездие. Таковы были основные идеи, почерпнутые от оракула в храме Аполлона в Дельфах, где были высечены божественные предупреждения человеку, желающему избежать гюбриса: «Познай самого себя» и «Ничего лишнего». Для греков V столетия до н. э. отличным примером гюбриса и немезиды была судьба Ксеркса, Великого царя Персидской империи. Его могущество обернулось слепой самонадеянностью, которая привела к попытке утвердить свою власть над материковой Грецией и к последующей катастрофе.
23
Цит. по: Строгецкий В. М. Афины и Спарта. Борьба за гегемонию в Греции в V в. до н. э. (478–431 гг.) СПб.: Изд-во С. – Петерб. ун-та, 2008.
24
Фукидид 5, 105.
25
Фокилид, фраг. 5.