Страница 6 из 23
Не останавливаясь подробно на анализе современной российской историографии войны в Корее, хотелось бы отметить основные концептуальные положения, сформировавшиеся с учетом открывшихся новых документальных свидетельств и научных трудов. Следует признать, что на сегодняшний день в России, в отличие от зарубежной историографии, опубликовано мало новых монографических исследований о войне в Корее. Но эта трагическая страница истории холодной войны отнюдь не забыта, хотя во многом все еще засекречена. Различные аспекты данной проблемы, ее последствия и уроки освещаются в статьях, сборниках, главах коллективных трудов.
Наиболее комплексно новые подходы российских историков представлены в широко используемой специалистами книге А.В. Торкунова «Загадочная война: корейский конфликт 1950–1953 годов», которая была опубликована в 2000 г. и затем переведена на английский, корейский и японский языки2. Она представляет собой документальную историю войны в Корее, написанную на основе тех самых рассекреченных документов Архива Президента, о которых говорилось выше, и развивающую новые взгляды, лишь намеченные в книге того же автора, изданной в 19953. Позволяя фактам говорить за себя, Торкунов обоснованно отвергает устоявшийся в советской историографии взгляд относительно того, что наступление 25 июня 1950 г. началось с Юга. В то же время автор счел необходимым подчеркнуть тот факт, что и в Южной Корее шла подготовка к объединению страны силой. Обе стороны были настроены весьма решительно и преследовали свои внутриполитические и националистические интересы, поэтому изначально война в Корее носила характер гражданской войны. В данной работе Торкунов также дает ответ на все еще дискутируемый вопрос о роли Москвы в начале агрессии. Он детально проследил эволюцию позиции Сталина в отношении идеи Ким Ир Сена объединить Северную и Южную Корею военно-силовым путем. Если в 1949 г. Сталин негативно отнесся к предложению Кима, то в конце января 1950 г. он ее поддержал.
Подход Торкунова, совпадающий со многими концепциями зарубежной историографии, в настоящее время разделяет большинство российских специалистов по Корее и историков холодной войны. Так, новый взгляд на историю Корейской войны представлен в рассчитанной на более широкий круг читателей и носящей очерковый характер книге И.М. Попова, С.Я. Лавренова, В.Н. Богданова «Корея в огне войны»4. Опираясь на рассекреченные документы и зарубежные публикации, авторы стремятся представить непредвзятую картину генезиса и развития конфликта на Корейском полуострове. В книге также затрагивается вопрос о подготовке к военным действиям не только на Севере, но и на Юге.
Однако как показывают другие публикации, чрезмерное акцентирование подрывной деятельности и военных приготовлениях в Южной Корее, подводит к выводам о «неоднозначности» ответа на вопрос об инициаторе Корейской войны, что вольно или невольно ведет к затушевыванию ответственности Северной Кореи за начало агрессии. Широко привлекая все документальные свидетельства относительно ситуации в Южной Корее, представители данного подхода фокусируют внимание на активных военных приготовлениях к силовому решению корейского вопроса на Юге. В этой связи отмечаются такие факты, как алармистские высказывания Ли Сын Мана накануне войны, а также участившиеся вооруженные столкновения сторон в районе 38 параллели, которые приняли форму настоящих сражений летом и осенью 1949 г. (особенно в районе Онджина). Сторонники этой интерпретации (которую, по их мнению, в американской историографии представляет Брюс Камингс5) критикуют тезис о «неожиданности» для Южной Кореи нападения с Севера. Они ссылаются на мероприятия по укрепления обороноспособности южнокорейской армии и на другие факты, в частности на донесения советского посла генерала Т.Ф. Шлыкова от 20 июня 1950 г. (относительно перехваченного с Юга приказа о начале атаки против Севера в 23.00) и от 21 июня (об информированности Сеула о готовящемся наступлении Корейской народной армии). В целом они полагают, что каждая из сторон стремилась подтолкнуть другую к началу войны, чтобы снять с себя ответственность за ее развязывание.
Один из активных сторонников данного подхода, известный исследователь истории Кореи Ю.В. Ванин высказал эту позицию еще в 2000 г. И он продолжает ее придерживаться в новой книге6, подробнее о которой будет сказано чуть позже. Ванин исходит из тезиса, что поскольку война была неизбежна, то не столь важно, кто ее начал, но очень важно учитывать фактор массированного внешнего вмешательства (курсив мой – Н.Е). Именно интернационализация конфликта стала причиной затягивания Корейской войны на долгие годы7. Иными словами, по мнению Ванина, война в Корее состоит как бы из двух войн. Первую начали «две правящие элиты» разделенной Кореи, а вторая – «дело рук внешних сил»8.
Оставляя в стороне спорные положения этой концепции, нельзя не согласиться с автором, что в столкновении двух сверхдержав на Корейском полуострове собственно корейские интересы были отодвинуты на задний план. В неоднократно опубликованной за последние годы беседе Сталина с Чжоу Эньлаем 20 августа 1952 г. советский лидер, настаивая на продолжении войны ради ослабления престижа США, их глубокого вовлечения в дела Дальнего Востока и отдаления мирового конфликта, которого он опасался все послевоенное десятилетие, отметил: «Северокорейцы ничего не потеряли, кроме жертв, которые они понесли в этой войне». И далее: «Конечно, надо понимать корейцев – у них много жертв. Но им надо разъяснить, что это дело большое»9.
В свете новых документов все больше проясняется вопрос об истории переговоров о перемирии в Корее, которые официально начались 10 июля 1951 г. в Кэсоне. Несмотря на недостаточность документов, чтобы в полном объеме осветить как предысторию мирных инициатив, начало которых относится к июлю 1950 г., так и секретные переговоры представителей СССР, Великобритании и США с участием известного дипломата и историка Джорджа Кеннана, а также неоднозначную позицию и инициативы китайского руководства, этот вопрос отличается наибольшей согласованностью мнений. Исследователями отмечается заинтересованность Сталина, озабоченного ситуацией в Европе, в том, чтобы США как можно дольше были вовлечены в конфликт на Дальнем Востоке. Обращается внимание на амбиции как СССР, так и США, не желавших первыми предлагать перемирие. Подчеркивается решающее значение поворота во внешней политике СССР после смерти Сталина и влияние протестного движения в различных странах мира против Корейской войны.
Освещение военных аспектов войны в Корее в основном представлено исследованием действий ВВС с обеих сторон. Однако особенное внимание уделено советской истребительной авиации, главную ударную силу которой составляли самолеты МиГ-15 и МиГ-15 бис. В Корейской войне участвовало около 70 тыс. личного состава советских ВВС10. Значительный вклад в освещение данного вопроса внесли работы А.С. Орлова11, как участника событий и известного военного историка. Также надо отметить труды В.А. Гаврилова и выпущенные в 2006–2007 г. книги И. Сейдова (в том числе в соавторстве с Ю. Сутягиным, сыном известного аса Николая Сутягина, сбившего 22 американских самолета)12. Помимо помощи в небе Кореи с учетом не только новых документов, но и мемуарных свидетельств российскими исследователями в цифрах показаны большие объемы другой советской военно-технической помощи Северной Корее и КНР. Эта помощь ложилась тяжелым бременем на разрушенное Второй Мировой войной народное хозяйство СССР. Документально также подтверждается, что Сталин всячески дистанцировался от вовлечения других родов советских вооруженных сил в корейский конфликт, чтобы не спровоцировать начало большой войны с США. Советским военным советникам разрешалось действовать только при штабах северокорейской армии и войск китайских добровольцев. Тем не менее из-за опасения перерастания конфликта в мировую войну на границах с КНДР в боеготовности находилось 5 советских бронетанковых дивизий и 5-ый и 7-ой Тихоокеанский флот СССР в Порт-Артуре.