Избавление от КГБ

Президент в тот период проявил явное тяготение к консервативным силам. Мужественное предупреждение Эдуарда Шеварднадзе о грядущей диктатуре, которые многие не услышали или не захотели услышать, имело под собой все основания, хотя я его тогда тоже не воспринял, не хотел с этим напрямую связывать и свою отставку с поста министра внутренних дел. Я верил Горбачеву и не мог предположить, что это было лишь одним из звеньев в политической комбинации, которая должна была поставить все правоохранительные органы под контроль твердых сторонников коммунистической идеологии, подготовить контрнаступление на перестройку под флагом чрезвычайных мер по спасению страны.

Как теперь выяснилось, еще в декабре 1990 года Крючков поручил узкому кругу своих приближенных — заместителю начальника ПГУ Владимиру Жижину и помощнику своего первого заместителя Виктора Грушко Алексею Егорову — осуществить проработку первичных мер по «стабилизации» обстановки в стране на случай чрезвычайного положения. Тогда же план был готов, но отложен до «лучших» времен.

Во время работы министром внутренних дел мои отношения с Крючковым были весьма ровными. Первые месяцы он довольно часто беседовал со мной, вводил «в курс», давал советы. Я знаю, что такое поручение он получил от Горбачева.

Хорошо помню его мягкую манеру вести разговор, чай и кофе на выбор и постоянную шутку: «А виски будет?»

Позже я уже по собственной инициативе часто сам выходил на Председателя КГБ, желая получить информацию, но либо он скрывал, либо не хотел делиться обстановкой. Как правило, ничего нового о текущем моменте в «горячей» точке я от него не получал. Милиция знала обстановку более точно. Информация ее была более оперативной.

Прямая проба сил КГБ была проведена в Вильнюсе в январе 1991 года, что обернулось трагедией новых жертв. Несмотря на очевидные факты, в том числе бессмысленную гибель молодого офицера из группы «Альфа», руководство КГБ отрицало какую-либо причастность к вильнюсским событиям и вынуждено было несколько умерить свой пыл.

Попытка повторить литовский сценарий, но уже в масштабах всего Союза ССР, была продиктована прежде всего неумолимым развитием процесса демократических реформ, который не оставлял никакой надежды силам и структурам прошлого.

К лету 1991 года расстановка политических сил складывалась явно не в пользу тех, кто продолжал отстаивать «социалистический выбор». Президент СССР все отчетливее становился на путь форсирования преобразований. После избрания Ельцина Президентом России между ним и Горбачевым установилось политическое перемирие, так не устраивавшее правых, которые постоянно стремились столкнуть двух лидеров лбами. Получил какую-то динамику ново-огаревский процесс, позволивший выработать новую формулу Союза суверенных государств, но он казался чуть ли не предательством парламентским «государственникам» вместе с их лидером Лукьяновым. На заседании Верховного Совета СССР 21 июня Горбачев порвал с парламентской группой «Союз», обвинив ее лидеров в попытках дестабилизировать сотрудничество республик. Явно уменьшилось желание Горбачева идти на поводу у партийных консерваторов, которые на июльском Пленуме ЦК КПСС были поставлены перед выбором: либо принять социал-демократическую по сути программу, либо уйти из партии. От опоры на партийную и государственную бюрократию и военно-чекистский блок Горбачев переходил к сотрудничеству с лидерами республик, реформистским крылом в КПСС и «новыми демократами» из Движения демократических реформ под руководством Эдуарда Шеварднадзе, Александра Яковлева, Гавриила Попова.

Почва уходила из-под ног ортодоксов коммунистической идеи. Иначе как актом безрассудного отчаяния нельзя назвать выступления на Верховном Совете СССР премьер-министра Павлова, министра обороны Язова и Председателя КГБ Крючкова, которые, стращая депутатов реальными и мнимыми экономическими трудностями, «происками» внутренних и внешних врагов, требовали чрезвычайных полномочий и фактически чрезвычайного положения. Подобный демарш, предпринятый без согласования с Президентом и вразрез с его политикой, в любой нормальной стране привел бы к немедленной отставке всех этих оппозиционеров. Но Горбачев в очередной раз проявил нерешительность, которая впоследствии очень дорого стоила. Уверен, если бы тогда Павлов, Крючков были отстранены от должности, не было бы государственного переворота, да и судьба самого Горбачева и всей страны сложилась бы иначе. Но… История не признает сослагательного наклонения.

После отъезда Горбачева на отдых в Крым реакционная оппозиция в верхних эшелонах власти пришла к выводу, что время для решительных действий наступило.

Я не хочу предвосхищать результатов расследования, которое проводит Прокуратура Российской Федерации по делу о государственном перевороте. Однако материалы ведомственной комиссии по расследованию роли и участия должностных лиц КГБ СССР в событиях 19–21 августа 1991 года наряду со сведениями, полученными комиссией Степашина, позволяют составить некоторое представление об участии КГБ в заговоре.

В первой половине августа на недавно построенном гостинично-рекреационном объекте ПГУ под названием «АБЦ» Крючков стал проводить регулярные встречи с другими будущими лидерами так называемого Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), где обсуждались детали заговора.

В тот же период были реанимированы упоминавшиеся декабрьские «разработки», которые после соответствующей корректировки легли в основу печально известных постановлений и заявлений ГКЧП.

В соответствии с планами заговорщиков, Комитет госбезопасности СССР должен был обеспечить решение следующих ключевых задач:

— отстранение от власти Президента СССР путем его изоляции;

— блокирование вероятных попыток Президента РСФСР оказать сопротивление деятельности ГКЧП;

— установление постоянного контроля над местонахождением руководителей органов власти Российской Федерации и Москвы, известных своими демократическими взглядами видных общественных деятелей, депутатов союзного и российского парламентов, Моссовета с целью их последующего задержания;

— осуществление, при необходимости, совместно с частями Советской Армии и МВД захвата здания Верховного Совета РСФСР с последующим интернированием оставшихся там после штурма лиц, включая руководство России.

В период с 17 по 19 августа войска специального назначения КГБ СССР были приведены в повышенную боеготовность, часть из них передислоцировалась в заранее установленные места для совместного участия с подразделениями армии и Министерства внутренних дел в обеспечении режима чрезвычайного положения.

Руководство мероприятиями по изоляции объекта «Заря» в Форосе (кодовое название дачи. Президента СССР в Крыму) было возложено на первого заместителя Крючкова Гения Агеева. Он отдал приказы о переподчинении 79-го пограничного отряда и 5-й отдельной бригады сторожевых кораблей начальнику Службы охраны Плеханову и его заместителю Генералову. 15 августа начальник Управления правительственной связи Анатолий Беда направил в составе оперативной группы Службы охраны, вылетевшей в Крым, ряд сотрудников УПС, которых подчинил тому же Плеханову. Незадолго до провалившегося вояжа четырех путчистов — Болдина, Шенина, Варенникова и Бакланова — к Горбачеву, которого они безуспешно пытались склонить к введению чрезвычайного положения, 18 августа в 16.30 по приказу Плеханова были отключены все виды связи на даче Президента СССР в Форосе. Через полтора часа отключена связь с подразделениями погранвойск, охранявших внешний периметр дачи. Таким образом, изоляция Горбачева была произведена исключительно силами КГБ СССР.

По указанию Крючкова от 15 августа 12-й Отдел предпринял меры по установлению контроля за абонентами правительственной связи из числа руководителей Союза и России. Среди поставленных на контроль в период с 18 по 21 августа были высшие должностные лица РСФСР Борис Ельцин, Александр Руцкой, Иван Силаев, Геннадий Бурбулис, Юрий Лужков, такие видные политики, как Эдуард Шеварднадзе, Александр Яковлев и другие. Примечательно, что руководство КГБ не доверяло даже своим возможным союзникам по государственному перевороту, о чем свидетельствовала постановка на «прослушивание» вице-президента Геннадия Янаева, а также Председателя Верховного Совета СССР Анатолия Лукьянова, члена Политбюро ЦК КПСС Александра Дзасохова. Обо всем услышанном докладывалось Крючкову или Агееву.