Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 67



Монкада, естественно, отказался. В интервью «Нью-Йорк Таймс» он заявил: «Американская морская пехота является гарантией свободы и процветания. Если она покинет Никарагуа, воцарится анархия…»[323]

Между тем президентские выборы состоялись и в США. Демократы, обещавшие вывести войска из Никарагуа, потерпели поражение. Президентом стал республиканец Гувер. Насколько большое значение в Вашингтоне уделяли Никарагуа, свидетельствует тот факт, что 27 ноября 1928 года (еще до своей инаугурации) Гувер прибыл в Коринто с визитом «доброй воли». Правда, этот визит «доброй воли» был осуществлен на борту линкора «Мэриленд».

Сандино 6 марта 1929 года обратился к Гуверу с открытым письмом: «Сеньор!

Имею удовольствие сообщить Вам, что наших солдат не сломили бывший американский президент Калвин Кулидж и государственный секретарь Фрэнк Келлог. По их приказу убивали людей на моей родине, сжигали поля, насиловали женщин, пытались отобрать наши священные права на свободу. Но освободительная армия по-прежнему готова сражаться и побеждать…»[324]

Однако в политическом отношении Сандино оказался в начале 1929 года в сложном положении. И его армия, и население Сеговии устали от войны. К тому же многие бойцы считали, что цель достигнута – в результате выборов к власти пришли либералы, которые и начали восстание в 1926 году. За что воевать, если и сам бывший вождь либералов Сакаса признал выборы легитимными? Слабой стороной восстания Сандино была и недостаточная связь с городским населением, которое тоже в большинстве считало выборы легитимными.

Сандино собрал представителей Либерально-республиканской, Лабористской (то есть рабочей) партий и группы «Солидарность». На этом собрании было решено не признавать Монкаду как президента, навязанного стране иностранной армией. В качестве альтернативы была образована правительственная хунта во главе с Педро Сепедой (представителем Сандино в Мексике). Сам Сандино стал генералиссимусом Армии защитников национального суверенитета[325]. Однако партии, на которые решил опереться Сандино, были среди большинтсва населения непопулярны. Никарагуанцы по-прежнему ассоциировали себя (во многом по семейным традициям) только с либералами или с консерваторами.

В этих условиях Сандино решил временно прекратить борьбу, чтобы дать Монкаде возможность без давления договориться с американцами о выводе войск. 6 января 1929 года Сандино отправил послание президенту Мексики Портесу Хилю с просьбой принять в Мексике его самого и штаб армии. Письмо было передано с капитаном армии Сандино Паредесом – мексиканцем по национальности.

3 января 1929 года состоялось совещание Монкады с посланником США и командованием американских войск в стране. Американцы рекомендовали начать постепенный вывод своих войск и сократить контингент морской пехоты до 3500 человек. Монкада в это время должен был более активно формировать части национальной гвардии, призванные заменить оккупантов в борьбе с сандинистами[326]. Президент ответил, что готов держать в стране морских пехотинцев столько человек и столь долго, сколько пожелают США. В то же время он хотел образовать отряды «тщательно отобранных» добровольцев, численностью не более 500 человек, чтобы помочь морской пехоте в боях против Сандино. Для того чтобы сделать национальную гвардию эффективной боевой единицей, по мнению Монкады, требовалось не менее двух лет, и в течение этого срока американская морская пехота должна была оставаться в стране.

К сентябрю 1929 года численность национальной гвардии составляла 1846 человек.

Монкада действительно сформировал из бывших либералов две колонны вспомогательных добровольческих войск и направил их в зону действия партизан. Многие, в том числе и сами американцы, ошибочно расценили это как проявление самостоятельности нового президента, который хотел обойтись в умиротворении Никарагуа без иностранных войск. Правда, в оперативном отношении добровольцы все равно подчинялись американским офицерам на местах.

По инициативе Монкады в охваченных партизанским движением районах Никарагуа было объявлено осадное положение. Американцы прекрасно понимали, что это означает на практике усиление репрессий против мирного населения, поэтому оговорили за собой право не участвовать в проведении в жизнь основных положений режима (США заботились о своей и так уже изрядно подмоченной событиями в Никарагуа репутации). Например, американцы решили передавать всех пленных национальной гвардии, прекрасно понимая, что их ждет не только верная, но и мучительная смерть.

И до введения осадного положения национальные гвардейцы прославились своими расправами над мирным населением. Пленным часто отрубали руки, чтобы они больше не могли взять в них оружие. У национальной гвардии даже сформировался набор излюбленных «спортивных» казней. Например, «корте де кумбре» («отрезание вершка» по-испански) – жертву привязывали к дереву и сильным ударом мачете отрубали верхнюю часть черепа, одновременно развязывая веревки, чтобы труп упал на землю. Или «корте де чалеко» («разрезание жилета») – у пленного отрубали руки и ноги, а затем вспарывали живот. Еще был «корте де блумер» – отрезали руки и ноги и оставляли человека истекать кровью.

После введения осадного положения репрессии приняли уже легальный характер. Американцы лицемерно обещали содействовать ограничению «экцессов» национальной гвардии, но в действительности и сами не брезговали никакими зверствами.

Весь корпус морской пехоты США был заражен расистскими предрассудками в отношении никарагуанцев, которых считали грязными, расово неполноценными, дикими и не поддающимися влиянию цивилизации. Поэтому и обращаться с такми людьми следовало как с животными – без всякого сочувствия.

Например, один американский морской пехотинец (никарагуанцы дали ему презрительную кличку Фелипон) услышал в городе Сан-Рафаэль-дель-Норте, как идущая по улице женщина позвала своего маленького сына: «Идем, Аугусто!» Упоминания ненавистного американцу имени оказалось вполне достаточным для того, чтобы морпех вырвал ребенка у матери и бросил его в реку. Когда обезумевшая от горя мать кинулась спасать ребенка, ее арестовали за нарушение «общественного спокойствия».

В городке Ла-Пинтада Фелипон вместе с другими морскими пехотинцами обыскивал дом. Оттуда выбежал и бросился наутек 12-летний мальчик. Фелипон выстрелил ему в спину, потом подошел к раненому, ножом вспорол ему грудь, достал сердце и бросил своей собаке.

Лейтенант Макдональд привязал к двери дома пожилую женщину и поджег дом. Сгорела вся семья. Лейтенант Ли (которого прозвали Мясником) выхватил у крестьянина пятимесячного ребенка, подбросил его вверх и «поймал» на штык. Он же отобрал у одной никарагуанки двухмесячную девочку, взял за ножки и разорвал пополам[327].

Лейтенант Стюарт расстрелял пленного партизана из пулемета, потом отрезал у трупа уши и привязал их к своему боевому коню в виде «трофея».



Один солдат шел по улице Манагуа, когда пятилетний мальчик неосторожно уронил рядом в лужу мяч и забрызгал американцу брюки. Тот достал пистолет и хладнокровно расстрелял «хулигана».

Зверства морской пехоты и национальной гвардии только усиливали симпатию людей к Сандино, но к началу 1929 года население Сеговии устало воевать. Все надеялись на скорый вывод американских войск после выборов.

В марте – апреле 1929 года большая часть армии Сандино разошлась по домам. В апреле американская разведка констатировала, что как «национальный герой Латинской Америки» Сандино «кончился»[328].

В мае Сандино получил ответ от Портеса Хиля. Мексиканский президент писал, что с удовольствием предоставит Сандино убежище и даже возьмет на себя расходы по его проживанию в Мексике.

323

Гонионскш С. А. Сандино. М., 1965. С. 77.

324

Идейное наследие Сандино. М., 1982. С. 75.

325

Somoza A. G. El verdadero Sandino o el calvario de las Segovias. Managua, 2007. P. 141.

326

FRUS, 1929 (см.: http://images.library.wisc.edu/FRUS/EFacs/1929v03/reference/frus.frusl929v03.i0019.pdf).

327

Гонионскш С. А. Сандино. М., 1965. С. 100.

328

De La Pedraja Toman R. Wars of Latin America 1899-1941. McFarland and company Inc Publishers, 2006. P. 317.