Жаль, не добили

– Детский сад какой-то. – Алексей разозлился. – Вроде взрослые люди, не первый год замужем, прекрасно знаете, что происходит в районе.

– Так-то оно так, Алексей, – сказал Воеводин. – Но очень уж наш капитан рыбалку любил. Да и Степаненко. Оно ведь как происходит? Про других мы все знаем, советы любим давать. А когда себя касается, забываешь про все, думаешь, ладно, авось пронесет. Трудно представить себя мертвым, верно, Алексей?

– А комендант на чем погорел? – спросил Алексей. – Когда это случилось? Тоже залез, куда не стоило?

– Не очень красиво закончил свой путь наш комендант, – смущенно проговорил Пархоменко. – Спозаранку в сортир пошел, заперся. А бандиты ждали, давай палить с двух сторон, изрешетили весь скворечник. Наши прибежали, а Елизар Матвеевич уже преставился. Прямо на толчке. А эти твари как сквозь землю провалились. Наверняка местные спрятали. Прочесали все дворы в округе, не нашли. Не расстреливать же весь этот долбаный городок!

– Хорошо, я понял. Чем мы располагаем здесь, в райцентре, для выполнения задачи?

– Расклад сил не в нашу пользу, товарищ капитан. – Субботин соорудил трагическую мину. – Время считается мирным, регулярных войск в районе практически нет. Формально в гарнизоне два взвода плюс неукомплектованный комендантский. Мы можем контролировать лишь один квартал в центре городка. По остальной территории бандеровцы шляются как по своему подворью. Солдат постоянно куда-то увозят. Они охраняют пакгаузы на станции Рошмень, когда эшелоны разгружаются, стоят в оцеплении во время проведения операций в Каргополе и Винничах. Сейчас их опять увезли – приказ гарнизонного начальства в Мухославе. Просто вредительство какое-то! Собирают красноармейцев с миру по нитке. Впрочем, обещали вернуть к ночи хотя бы отделение. На данный момент в Постычеве с десяток бойцов комендантского взвода. Все они ждут демобилизации. Важные объекты охраняют милиционеры и низовые сотрудники МГБ. Их около дюжины. Поспать удается редко. – Субботин тяжело вздохнул. – С такой работой год за сто должны давать, – пошутил он. – Все ответственные работники в районе – приезжие, местным доверия нет. Пытались собрать истребительный отряд. Эти ястребки в первую же неделю передрались, постреляли друг друга, а те, кто выжил, в лес к бандитам подались.

– Это точно Бабула?

– Он самый, – подтвердил Пархоменко. – Люди видели его. Он лично на зверства выходит, когда ноги затекают в схронах сидеть. До лета район контролировал другой бандюган, некий Мыкола Асташный. Люди Бабулы его пристрелили. Имеется подозрение, что по личному распоряжению Шухевича. По некоторым сведениям, Асташный намеревался прекратить вооруженное сопротивление и бежать на Запад. Мужик был неглупый, понимал бесперспективность. Кто-то заложил его, и Бабула, сбежавший из тюряги, оказался очень кстати. В его распоряжении до двухсот активных штыков. Основная часть отряда обретается на юге – за болотами и озером Щучьим. Там предгорья, местность скалистая. Тайные тропы знают только бандиты и их приспешники. Легко прятаться и менять диспозицию. Схроны можно и не рыть. Под скалами имеются извилистые пещеры естественного происхождения. Остальные разбиты на отряды, прячутся вблизи сел. Связь между группами осуществляют местные жители. Зачастую это женщины, дети, пенсионеры, которых хрен заподозришь.

– О схронах никакой информации?

Субботин невесело усмехнулся и ответил:

– Еще при Толмачеве добыли информацию о бункере Гаврилы Скорняжного, расположенном в полутора верстах от Тяжгорода. Прибыли оперативники из Станислава. Бункер оцепили, когда вся банда ушла на промысел. Потравили газом крыс и тараканов. Потом сообразили, что в подземелье пусто, стали ждать. День просидели, два. Скорняжному, наверное, агенты донесли, что дома его поджидает сюрприз. Он решил не нарываться, вышел со своими людьми к Гачевке, пересек шоссейную дорогу и двинул в горы. Банду дважды засекали, пока она шла, но все принятые меры оказались напрасны. В селе Сарцы они сожгли колхозные амбары, расстреляли трех работников МТС и взорвали несколько единиц сельскохозяйственной техники.

– В Каргополе в июле вырезали весь партийный актив, – подал голос секретарь Воеводин. – Не пощадили даже двух девушек-комсомолок, надругались над ними, потом отсекли конечности, а то, что осталось, на телеграфных столбах повесили.

– В Кляево та же история, – проворчал Пархоменко. – Товарищ Лацис – он из латышей, сознательный, убежденный большевик – возглавил поселковый совет, наладил работу, поднял совхоз на ноги. Люди к нему тянулись, бандиты побаивались, потому что он всегда пулемет с собой возил, и вообще мужик был решительный. Бандеровцы выжидали, пока он даст промашку. Только Лацис семью сюда перевез, сразу атаковали. Всех уничтожили ночью – жену, одноногого отца, троих детишек мал мала меньше. Лацис из блокированного дома отстреливался, так они его даже штурмовать не стали, подожгли с трех сторон и спокойно ждали, пока он в дыму задохнется.

– Подобный случай в Яворах с товарищем Санниковым, – проговорил Воеводин. – В селе Валява прямо на рабочем месте зарубили топором товарища Разбойко, агронома из Чернигова. В Постычев не побоялись ночью зайти, схватили Наума Наливайко с братом – оба работали в райисполкоме, – поставили лицом к отхожей яме, выстрелили в затылок и сбросили. Просто конвейер какой-то по уничтожению кадров, выдвинутых на партийную и советскую работу.

– Так ведь и своих галичан не щадят, – сказал Субботин. – Ясно, что диктатура пролетариата пришла навсегда, двух мнений быть не может. Дело даже не в пропаганде, а в реальном положении вещей. Только человек, оторванный от жизни, может мыслить иначе. А эти бешеные псы продолжают нападать на колхозные и совхозные конторы, МТС, предприятия, где трудятся местные жители, расстреливают без разбора. Уже три года запугивают людей, которым надо где-то работать, чтобы выжить. В Каргополе атаковали военкомат. Четверых новобранцев поставили к стенке, всю родню, которая провожать пришла, нескольких сотрудников.

– Пару недель назад Бабула лично на казнь в Валяву прибыл, – вспомнил Пархоменко. – Село маленькое, недалеко от гор. Там актив был небольшой, четыре человека. Всех и накрыли, когда они в конторе сидели, соцобязательства расписывали. Целый день бандиты хозяйничали в селе, а мы даже не знали. Гонец побежал к нам, так его бандиты перехватили и до кучи на казнь отправили, несмотря на малолетство. Всех жителей согнали, Бабула перед ними на жеребце красовался. Соорудили плахи на скорую руку, топорами головы несчастным рубили, как в Средневековье. Бабула речь толкнул. Мол, так будет со всеми иудами, примазавшимися к большевикам. Кто поддерживает хлопцев из леса, тот может спать спокойно. Скоро огромное национально-освободительное войско перейдет в наступление, погонит большевиков с исконной украинской земли, дойдет до Москвы, до Ленинграда. Пьяный был Бабула, вот его и понесло. Люди стояли, смотрели. Что им еще делать? При Бабуле какой-то тип был, вроде иностранец, одет не по-нашему, рожа не наша, изъяснялся по-английски. Скромный такой, неразговорчивый. Когда казнить людей начали, свинтил за угол, отсиживался где-то. Видимо, застенчивый или покойников боится. Мы так думаем, что это эмиссар с Запада, представитель английской или американской разведки. Прибыл, чтобы проконтролировать, как расходуются средства, выделяемые националистам. Видимо, все нормально, борьба с заразой большевизма в разгаре, можно финансировать.

– Они потом уходить не хотели из Валявы, – заявил Пархоменко. – Взвод с пулеметами пошел на них, так они крестьянами стали прикрываться, к скалам отходили. Затем выяснилось, что гумно заминировали, овчарню.

Наступила тишина.

Ничего нового Алексей не услышал. С подвигами бандитов он был знаком не понаслышке. Ехидная рожа Бабулы стояла перед глазами капитана. Уже не актуально брать его живым, надо уничтожить гнойник!

Несколько минут в неуютном помещении царило безмолвие. За окном темнело.

– Товарищ капитан, разрешите спросить?.. – как-то неуверенно начал Субботин, покосившись на членов опергруппы.