Ночь волшебства

После того обеда Шанталь не общалась с Жаном Филиппом несколько дней, что было довольно необычно, поскольку раньше он звонил ей чуть ли не ежедневно. С тех пор как ее дети разъехались, он считал ее буквально членом своей семьи. Она была полностью погружена в работу и сейчас создавала сценарий о группе женщин в концентрационном лагере в годы Второй мировой войны вплоть до их освобождения.

Шанталь подозревала, что признание Жана Филиппа о предложении ему новой работы было не очень-то хорошо воспринято его женой, и поэтому не хотела звонить ему сама и вмешиваться в происходящее. Она проработала без помех всю неделю и была довольна результатами, а в понедельник утром позвонил Жан Филипп.

– Ну и как дела? – спросила Шанталь, услышав его голос в трубке.

– Все, как ты предполагала, – ответил он усталым голосом. – Только ты говорила, что Валерия будет расстроена. Так вот, это не то слово. Она была поражена, раздосадована и зла, кричала на меня. Из хороших новостей только одна: развестись не предложила.

Шанталь ощутила комок в горле. У Жана Филиппа и Валерии вполне устроенная семейная жизнь, замечательные дети, отличное здоровье, хорошие друзья, любимая работа и чудесный дом в самом лучшем городе мира. Теперь же они должны сделать трудный выбор, в котором один из них оказывался в положении проигравшего и приносил жертву.

– Как ты считаешь, она согласится перебраться в Пекин? – спросила Шанталь.

– Вот прямо сейчас – нет, как мне кажется, но ее решение может измениться. Она думает об этом, а я получил три недели для окончательного принятия решения.

Во вторник они обедали вместе, и Жан Филипп выглядел очень напряженным. Валерия все еще не ответила ему. Для Жана Филиппа все было предельно ясно. Он считал, что им непременно нужно принимать это предложение – по тем причинам, которые весьма доходчиво обрисовал жене. С Шанталь они говорили о других вещах за обедом, и он рассказал ей то, что узнал от Валерии: новостями о близнецах Грегорио пестрели страницы всех газет. Малыши по-прежнему оставались в парижском госпитале, и их состояние пока не улучшилось, ведь роды были преждевременными.

– Бедная Бенедетта, – с сочувствием произнесла Шанталь. К этому времени им уже стало известно, что близнецы родились в ночь Белого ужина, из-за чего их отец так неожиданно и покинул празднество. – Я даже предположить не могу, чем все это обернется. Не уверена, простит ли его Бенедетта, как это делала раньше. – Она нахмурилась и, помолчав с минуту, сказала: – Вполне может быть, что не простит и дело закончится разводом, ведь Грегорио обрел сразу двоих детей от любовницы, а Бенедетта так и не смогла подарить ему ни одного.

Шанталь всегда выражала свои мысли прямо и не скрывала эмоций, хотя годами сохраняла мир со своими друзьями. История Грегорио и Бенедетты потрясла ее. Теперь у него есть дети, а у его жены нет, и оставалось только предполагать, станет ли русская девушка важным фактором в его жизни. Все предыдущие интрижки никогда глубоко не задевали Грегорио, однако этот роман все изменил. Шанталь чувствовала жалость к Бенедетте, а Жан Филипп считал, что Грегорио на этот раз повел себя как идиот и зашел слишком далеко. Жан Филипп всегда оставался верным своей жене, к чему Грегорио был просто не способен.

После обеда Шанталь направилась в продовольственный отдел одного из универсальных магазинов, чтобы купить что-нибудь вкусненькое для Эрика. Перед поездками к сыну она всегда старалась запастись французскими продуктами, по которым он скучал, поскольку ему приходилось питаться жирными немецкими колбасами и шницелями.

Шанталь положила в свою корзину паштет из гусиной печени и отборные деликатесы, печенье, кофе и вообще все то, что, как она знала, обожал Эрик. Он очень ценил материнскую заботу и радовался, когда она приезжала в Берлин с целым пакетом французских лакомств, а этот универсальный магазин был прекрасным местом, где их всегда можно было найти. Она как раз укладывала в корзинку упаковку шоколада, когда заметила мужчину, смотрящего на нее. Лицо его показалось ей смутно знакомым, но, так и не вспомнив, где его видела, она прошла мимо.

Они снова встретились в очереди к кассе. Шанталь опять попыталась вспомнить, не встречала ли его раньше. Возможно, в этом самом магазине? Это был весьма привлекательный мужчина явно за тридцать, скорее даже ближе к сорока, в джинсах и шведских мокасинах и черном свитере. Он стоял в очереди позади нее, и когда Шанталь уже забыла про него, то услышала мужской голос:

– Ну как, ваше желание уже исполнилось?

Шанталь обернулась и на этот раз узнала его. Это был тот самый незнакомец, который принес чудесные бумажные фонарики на Белый ужин, подарил один из них ей и предложил загадать желание.

– Еще нет. Возможно, прошло мало времени, – просто ответила она, и он улыбнулся ей в ответ.

– Значит, надо подождать, и оно обязательно сбудется.

Шанталь кивнула, а он бросил взгляд в ее корзину, впечатленный набором деликатесов, выбранных ею. Сверху лежали две бутылки вина, придававшие корзине праздничный вид.

– Судя по всему, вы собираетесь устраивать дома вечеринку.

– Это гостинцы для сына, он сейчас в Берлине.

– Счастливый парень. У него чудесная мать и отличный вкус, – сказал он, увидев паштет из гусиной печени.

– Он голодающий художник и просто устал от колбас и мяса, – со смехом произнесла Шанталь, и тут подошла ее очередь к кассе. Заплатив за товар, она обернулась, чтобы попрощаться с ним: – Еще раз благодарю вас за фонарики. Вы сделали тот вечер по-настоящему сказочным для всех нас.

В устремленном на нее взгляде карих глаз сквозила мощная энергия, и Шанталь показалось, будто ее пронзил разряд электрического тока. Она вспомнила, что обратила внимание на его взгляд еще во время Белого ужина, когда он велел ей загадать желание. Тогда в его тоне звучала настойчивость, а когда их фонарик пустился в полет, он смотрел ему вслед столь же пристально, как и теперь.

– Я рад, что вам понравилось. Собственно, как и мне. – Его красивое лицо осветила улыбка. – Надеюсь, ваше желание сбудется. И не сомневаюсь, что вы хорошо проведете время с сыном.

– Благодарю вас, – еще раз сказала она, и на этом они расстались.

Еще примерно с минуту Шанталь думала о нем, о его очаровании и странной притягательности, а потом направилась домой, где и упаковала купленные для Эрика деликатесы в чемодан. Она не могла дождаться, когда увидит его. Они не виделись четыре месяца. Столь длительный промежуток времени между их свиданиями был причиной того, что она слишком много работала. Ей нравилось то, чем она занималась. Написание сценариев и скриптов для документальных сцен много значило для Шанталь, заполняло всю ее жизнь, так что плоды ее трудов были великолепны. Она вкладывала всю душу и сердце в то, чем жила: в свои сценарии, в своих друзей и своих детей, даже когда они оставили ее, разлетевшись по миру. И сейчас она была рада, что очень скоро встретится с сыном.

Глава 4

Когда Валерия тем вечером пришла домой с работы, напряжение, повисшее в их доме, можно было резать ножом. Она почти не разговаривала с Жаном Филиппом после того, как он сообщил ей о Пекине. Отправив детей спать, они поужинали в полном молчании. Жану Филиппу казалось, что таким образом жена наказывает его, хотя после того скандала она сказала, что ей надо подумать. И тем не менее ничего не обсуждала с ним, хмурилась, будто прикидывала в уме все «за» и «против» того или другого варианта, решив не отвлекаться на остальные темы, казавшиеся ей сейчас малозначительными.

Их дети были еще слишком малы, чтобы понять причину разлада, царившего в доме, но инстинктивно чувствовали возникшее между родителями напряжение. Окончательное решение вопроса о переезде неизбежно должно было так или иначе отразиться на детях. Валерия считала далеко не идеальным воспитание западных детей, росших в Пекине. Даже если никакие другие аспекты не станут помехой, все равно загрязненность воздуха ужасала, жизненные условия были тяжелыми, поэтому большинство западников не брали детей с собой в Пекин. Детям Валерии и Жана Филиппа было пять, три и два года. Валерия беспокоилась о медицинском обслуживании для них, о риске подхватить какую-нибудь заразу. Убеждая жену переехать в Китай, Жан Филипп приводил примеры, когда другие семьи перебирались туда, и это расширяло горизонты их детей с малых лет. Однако она мучилась сомнениями.