Страница 1 из 27
ФЭНТЕЗИ-2003
Серия основана в 2003 году
Составитель В. Мельник
© Асмолов Константин, Белаш Александр и Людмила, Белянин Андрей, Бенедиктов Кирилл, Васильев Владимир, Верещагин Петр, Володихин Дмитрий, Головачев Василий, Дяченко Марина и Сергей, Зорич Александр, Камша Вера, Клещенко Елена, Логинов Святослав, Лукьяненко Сергей, Налбандян Карен, Олди Генри Лайон, Панченко Григорий, Петров Сергей, Рогач Владимир, Романецкий Ник, Савельев Кирилл, Сергеев Алексей, Шрейнер Ирина. 2003
© Состав и оформление.
ООО «Издательство «Эксмо», 2003
БОГИ ВОЙНЫ
КИРИЛЛ БЕНЕДИКТОВ
Орихалк
1. Команда
Море кипело в двух полетах стрелы от корабля. Триера подошла к острову в предрассветных сумерках. Последние два часа она скользила сквозь ночь вслепую, с погашенными огнями; медленно поднимавшиеся весла бесшумно взрезали студенистое тело воды. На гребных палубах царила необычная тишина — гребцам раздали вырезанные из мягкого дерева загубники и пообещали скормить рыбам каждого, кто позволит себе чихнуть или закашляться. Бичеватели обмотали хвосты своих плеток вокруг толстенных запястий, чтобы не поддаваться искушению пустить их в ход. Свист рассекающих воздух плетей из прочнейшей воловьей кожи с маленькими свинцовыми вставками слышен на море далеко кругом. Старшина бичевателей Руим, двадцать лет проплававший на пиратских кораблях Счастливого моря и заплативший за умение подбираться к врагу незамеченным дюжиной шрамов и правым глазом, пообещал сожрать с потрохами любого, кто ослушается его приказов. Так и сказал, страхолюдно вращая уцелевшим зрачком: мол, каждого, кто щелкнет плетью, сожру живьем и с потрохами. Как же теперь, неосмотрительно засомневался кто-то из надсмотрщиков, без битья-то рыбье мясо грести и не заставишь… Руим с ловкостью обезьяны подскочил к умнику и ударил его бронзовым набалдашником плети в лоб. Поняли, песьи дети? У бича, кроме хвоста, еще и рукоять есть…
Предосторожности, однако, оказались излишни. К берегу они подойти не сумели.
Тени и ночные мороки понемногу отступали, размываемые слабым свечением не рожденной еще зари. По обе стороны от триеры сквозь белесую дымку уже проглядывали тугие, медленно перекатывающиеся мускулы океана. Но впереди, там, где вчера матрос, сидевший в «вороньем гнезде», заметил черную полоску земли, упрямо клубился плотный серый туман.
Оттуда, из-за завесы тумана, слышался неясный монотонный шум, усиливавшийся с каждым медленным взмахом весел. Странный шум — не грохот волн, разбивающихся о рифы, и не мерный рокот прибоя, а тяжелый гул проваливающейся в бездну воды, словно не остров лежал за серой клубящейся пеленой, а легендарный Крайний Предел, уступ высотой в тысячу лиг, с которого воды великого океана низвергаются в вечно пылающие преисподние нижнего мира. Глупости, конечно, страшные сказки невежественных гребцов-галерников: людям образованным хорошо известно, что мир круглый, как яблоко, никаких Пределов в океане нет, а с рудниками Серебряного хребта не сравниться никаким преисподним, пусть и вечно пылающим. Да только образованных на триере было немного, а в души остальных доносящийся из туманного облака гул вселил тревогу и предчувствие встречи с чем-то ужасным.
Никто, правда, и так не ждал от плавания ничего хорошего: дождешься тут, когда команду вербуют из висельников и пиратов, доставленных на корабль прямо из подземных казематов Дома Справедливой Кары, а рабам на веслах обещают свободу — тем, кому посчастливится вернуться, разумеется. Такое случается только во время войн, после крупных морских сражений, а какие войны сейчас? Все народы, осмеливавшиеся бросить вызов могуществу Аталанты, получили суровый урок и простерлись в пыли у ног царей Дома Трезубца. Если бы от триеры ждали военных подвигов, разве назвали бы ее в честь Хэмазу, бога — покровителя торговцев и путешественников? «Сияющее копье Хэмазу, господина Двух Лун» — вот как звучало полное имя корабля. Смех да и только! Какое там копье у Хэмазу, зачем оно ему? Неудачное имя, странная команда, загадочная цель… Что понадобилось Их Величествам в этих забытых богами южных водах, пустынных и бесплодных, где уже много дней не видно ни одной рыбы? Такие вопросы много раз задавали себе и прикованные к веслам гребцы, и надсмотрщики-бичеватели, и воины-абордажники, проводившие бесконечно долгие дни в учебных боях и полировке страшных шипастых шлемов. Перешептывались по ночам в темноте и духоте трюма, с тоской глядели на убегающие за корму, дробящиеся на волнах чужие крупные звезды, молились своим богам и духам-покровителям, в глубине души понимая, что здесь, на краю света, всерьез рассчитывать на их помощь не приходится.
По кораблю, словно невидимые змеи, ползли слухи — один другого неприятнее. Говорили, что капитан Цаддак уже ходил в южные моря с большой командой и что из плавания этого вернулись назад только двое — он сам и полубезумный кормчий, известный в портах под кличкой Морской Лис. Раньше Лис считался едва ли не лучшим в своем ремесле, и матросы дрались в кабаках за право плавать с ним под одним парусом. Верили, что Лис приносит команде счастье, и корабли, которым он прокладывает курс, всегда возвращаются в Аталанту невредимыми. Но в последний раз капризная богиня удачи изменила кормчему, погубила его людей и отняла у него разум. А может, и не отняла — ведь умение читать карты и ориентироваться по звездам у него осталось, — а просто прибавила изрядную толику безумия. Днем кормчий вел себя, как положено второму человеку на корабле — важно ходил по палубе, рассматривал горизонт через магический кристалл, делал замеры, опуская в воду фалинь с привязанными к нему разноцветными бутылочками. Но ближе к вечеру с ним начинали происходить нехорошие перемены: взгляд у него становился рыскающим, диковатым, он шарахался от любого громкого звука и избегал выходить на палубу. С наступлением сумерек Цаддак запирал Лиса в каюте на носу корабля — кухарь Титус, носивший кормчему ужин, рассказывал, что там нет ни ложа, ни стульев — одни роскошные, восточной работы ковры. Коврами этими завешены стены и даже дубовая, оснащенная снаружи тяжелым засовом дверь, а окон в каюте нет. Но даже ковры не могли заглушить страшного воя Лиса, от которого, казалось, содрогаются по ночам все переборки триеры. Кормчий, надо отдать ему должное, выл не всегда, а только в ясные звездные ночи, когда обе луны — Ианна и Лилит — сияли по обе стороны глубокого, прозрачного, словно темный хрусталь, небосклона. А ночи такие выдавались нередко, по крайней мере, в начале плавания…
Как-то раз Титус подслушал разговор Лиса с Цаддаком — не разговор даже, а несколько фраз, произнесенных к тому же на высоком наречии, — никто из матросни их бы не понял, но кухарь служил некогда у благородных господ поваром. Вернувшись на дрожащих ногах в кубрик, Титус, запинаясь, рассказал друзьям, что Лис втолковывал капитану о море, кипящем, как масло в горшке, о чудовищах, стерегущих проходы между скал, и каком-то острове, населенном людоедами и демонами. Тряпка ты кухонная, рявкнул, услышав это, старшина бичевальщиков Руим, кормчий-то наш, известное дело, не в себе, он еще и не того наговорит… Да в том-то и беда, трясся Титус, что капитан с ним как с нормальным разговаривал, и про море кипящее соглашался, и про демонов… А под конец сказал так: нам с тобой, мол, бояться не пристало, мы в этом пекле уже побывали и живыми выбрались, выберемся и сейчас… Тут Лис ему про нити какие-то кричать стал, вроде как между небом и землей натянутые, но совсем уж безумным голосом и словами такими мудреными, что ни единого Титус не разобрал…