Желтый бриллиант

Вкусный ужин в отеле, горячий душ восстановили его. Кровать оказалась чрезвычайно удобной. Чтобы провести «такую ночь», стоило еще раз сходить в Лувр ради египетских кошек!

На следующий день сияло по-летнему жаркое солнце. Весь день гуляли по набережным Сены, дошли до Собора Парижской Богоматери. Очень повезло – услышали часть вечерней Мессы. Звуки органа проникали в самую глубину души, все естество замирало. Таня восхищалась общей архитектурой древнего сооружения, музыкальностью и гармоничностью пропорций, но больше всего умилялась «прелестным» горгульям, установленным для маскировки водосточных желобов Собора. Заодно эти чудища, с хвостами, рогами, жадным оскалом страшных мордочек, отпугивали злых духов.

Тане очень хотелось посмотреть Сорбонну. Николай гордо согласился. Основной кампус – целый современный городок – находился на окраине Парижа, но само сердце Сорбонны началось биться в 1200 году на левом берегу Сены, недалеко от острова Соте, волей короля Филиппа П Августа. Николай много и вдохновенно рассказывал о величайшем учебном заведении. Обошли старинное здание, где иногда в большом лекционном зале – «амфитеатре Ришелье» с прекрасными старинными фресками – собирался Верховный совет и администрация университета.

Ужинали в кафе, в районе Сорбонны, на одной из древних кривых улочек, самой старой части Парижа. В отель возвратились на метро. Таня принципиально отказалась от такси.

– Дома, что ли не наездились. А потом, парижское метро – исторический артефакт!

С таким аргументом просто нельзя было не согласиться. Николай все остальные дни ездил на отвратительном, с его точки зрения, виде транспорта. Что не сделаешь ради любимой! Третий день в Париже – это бесконечная очередь на Эйфелеву башню и пьянящий восторг от панорамы великого города. Сегодня – ужин в кафе напротив башни. Столики стояли прямо на асфальте тротуара, мимо неслись вереницы машин, совсем других, нежели в Москве. У Тани захватывало дух, ведь она любила и понимала машины.

Когда официант, похожий на английского лорда, так показалось Тане, принес меню, она отказалась от устриц, лягушачьих лапок, улиток.

– Это – несерьезная кухня. А знаешь, любимый, – Таня все еще привыкала к этому волшебному слову, – в древнем Китае Императору подавали на обед паштет из сердечек соловья.

– Но лягушки, не соловьи!

– Они скользкие и квакают!

Таня умела приводить аргументы. Николай любил устрицы, вернее, его «научили» их любить. Все остальное, действительно, чепуха. Официант принес два абсолютно не прожаренных, просто сырых, бифштекса, зелень, два бокала лучшего «Бордо». Таня сделала пару небольших глотков, пожевала листочек зелени, еще пару глотков и сморщила нос.

– Наша грузинская «Хванчквара» несравненно лучше!

Николай попросил официанта дожарить мясо «по-русски», с корочкой, и заказал еще «сырную тарелку». Лучшие французские сыры Тане понравились, она с видом знатока оценивала каждый сорт. Впрочем, она и была знатоком, мало кого так изысканно и дорого кормили в хлебосольной Москве, как Танечку Видову. У Николая оставалась последняя надежда реабилитировать высокую французскую кухню – блюдом «фуа-гра».

На следующий, четвертый день их «парижских каникул» в дорогом ресторане на Вандомской площади подали паштет из гусиной печени (это и есть фуа-гра). Таня ковырнула вилочкой коричневую массу, тихо почмокала губами, чтобы лучше почувствовать вкус.

– Салат из фаланг королевского краба с тертым антоновским яблочком – благороднее, здесь тяжеловатый вкус, необходимо много белого вина выпить, – задумчиво рассуждала Таня.

Паштет, впрочем, съела до последней крошечки. Что действительно покорило привереду и гурманку, это – парижские бисквиты.

– Как у бабушки, – восхищенно констатировала она с набитым бисквитом ртом.

Помимо гастрономической программы, еще музей Родена. В Танинной библиотеке были две прекрасные книги о Гюставе Родене, альбом в дорогом издании и еще мечта – увидеть все своими глазами. Мечта сбылась. Глядя на скульптуры, не имеющие подобия, ее сердце то замирало, то начинало бешено колотиться, она бледнела и краснела, только глаза оставались неизменно изумрудного цвета, излучающего волшебное свечение, может быть, такое, как скульптуры Родена. Николай был счастлив только потому, что была счастлива его любимая. Нет, он не был равнодушен к искусству, просто мужские эмоции выражаются совсем по-другому, нежели женские. Вечером – классическое парижское развлечение, перед которым не устоял ни один турист мира – прогулка на речном трамвайчике по реке Сене. Высокие каменные набережные подсвечены мощными прожекторами. Легкий ветерок с реки приятно освежает путешественников после знойного летнего дня. Где-то высоко, значительно выше уровня глаз – огромные дома эпохи Барона Османа. Реконструкция центра города началась примерно в 50-е годы XIX века по приказу Наполеона Ш, племянника великого Императора Наполеона. Барон Осман возглавлял реконструкцию Парижа.

На кораблике по радио и в наушники играет французская музыка – Шарль Азнавур, Далида, Мирей Матье, Джо Дассен. Можно заказать шампанское. Николай отдыхал, Таня говорила себе: «Это называется "счастье"». Наверное, она была права. На следующий день отправились на Монмартр. Холм высокий. Энергетика места, насыщенного духом и количеством великих имен художников, писателей, композиторов, поражает воображение. Таня рассказывала чуть ли ни о каждом доме и его обитателе или шла по улочке, ведущей к единственному в Париже винограднику. Откуда она все знала? Читала.

На этом счастливое путешествие заканчивалось. Таня собрала в отдельный пакет сувениры, упаковала несколько новых нарядов себе и Кольке. Уезжать было грустно. Она столько еще не увидела, она лишь «прикоснулась» к «великому городу» и успела его полюбить, но не понять, не узнать его характер. А любовь бывает обманчивой.

Прошло два года. Таня и Николай почти одновременно защитили диссертации. Тане присвоили ученую степень кандидата экономических наук, Николаю – доктора физико-математических наук.

Таня и Николай любили друг друга. Эта любовь возникла мгновенно, с первого взгляда, как грандиозное предчувствие будущего счастья. И Таня, и Николай ни в начале знакомства и никогда потом, в течение всей жизни, которая была очень разной – счастливой, печальной, трагической, не задумывались о правильности своего выбора. Да они и не выбирали – просто в Космосе столкнулись две кометы. Они не пытались «просчитать», обосновать «выгоду» своего выбора. Они любили первый и единственный раз в жизни. Полюбить второй раз, как дважды войти в одну реку, невозможно. Это будет другое состояние души, ума, сердца, другое чувство, возможно, прекрасное, но не любовь. Оба были уверены в неизменной вечности своих чувств.

Таня из девочки-подростка превратилась в обворожительную женщину. Ни один мужской взгляд не проскользнул мимо. Зачастили гости – коллеги Николая, Таня принимала всех радушно, накрывала вкусный стол, но глаза ее были холодно-серого цвета, количество гостей заметно убавилось.

Николай все замечал, про себя веселился и еще больше любил свою Юшку.

Летом, в конце июля, поехали в Крым. Между горой Кара-Даг и поселком Планерское, бывшим Коктебелем, находился чудесный совсем небольшой Дом отдыха. С балкона – вид на море, трехразовое питание, большая, правда, чертовски скрипучая кровать. Что еще нужно для счастья! Вставали рано – и на море. Утром, в мелкой гальке можно было найти крохотные сердолики, полудрагоценные камни – подарок древнего, давно уснувшего вулкана.

– Юшка, зачем тебе эти крохи?

– Я сделаю панно и повешу на стену, драгоценные камни – посланники Вечности, они содержат в себе энергию Космоса, а мы все оттуда. Она подняла правую руку и указательным пальцем, важно показала на небо. Николай не спорил. В действительности, он не знал, откуда «мы все».

После обеда – отдыхали. Это только так называлось. Таня стала женщиной, прекрасной, страстной, бесконечно нежной и темпераментной, изобретательной и послушной. Николай, из мужчины-эгоиста, который только получал удовольствие, превратился в мужчину любящего. Он отдавал всего себя на благо этой женщины. Он знал и предвосхищал каждое ее желание, о котором она сама, возможно, не догадывалась. Ее тело было для него местом священного поклонения, проведения великого «Обряда Любви». Каждый ее вздох или нежный, томительный стон пробуждал в нем такие чувства и ощущения, о которых он не представлял, не мыслил и не догадывался прежде.