Страница 7 из 43
О бедствиях Гаврилы Налимова повествуется в рассказе «Две десятины». Гаврилой владеет неотвязная мысль: любым путем добыть деньги, чтобы арендовать землю. Все его помыслы связаны с землей, которая никогда его не кормила. «Более двадцати лет он пахал, никогда ничего не получая, кроме нечеловеческой усталости, более двадцати лет сеял, собирая плоды в виде неизменной березовой каши, всю жизнь мечтал, как бы побольше вспахать и засеять, и, собирая каждогодно вместо настоящих плодов березовую кашу, приходил в отчаяние…».
Мечта в конце концов осуществилась: путем безмерных унижений и жертв он получил в аренду две десятины, но попал в кабалу к богатеям, превратился в вечного их должника. «Ухлопав свою крестьянскую энергию на добывание земли, он был уже бессилен и настоящей работе мог отдать только уцелевший остаток растрепанных сил».
О безмерном унижении человеческого достоинства говорится в рассказе «Несколько кольев». Работая на распиловке старых бревен, Тимофей Лыков решил попросить у десятника несколько палок и жердей. Тот, прежде чем разрешить, заставляет его сбегать в кабак за ромом, назвать самого себя «червяком», прыгать на четвереньках, лаять по-собачьи. Все выполняет Тимофей беспрекословно и получает колья. Но удача не радует его. В нем зреет протест, но выливается он в то, что, напившись пьяным, Тимофей начинает крушить изгородь вокруг своего дома, которую сделал из полученных от десятника жердей. «Я вам покажу, какой я есть червяк!» — восклицает Тимофей. Стихийный протест крестьянина нашел какой-то выход, но гнев обращен еще не на тех, кто сделал его жизнь невыносимой.
Каронин показывает крестьянина не только тружеником, но и собственником. Причем чувство собственности при определенных условиях берет верх. Иван Чихаев из рассказа «Солома», нажившись на продаже односельчанам в бескормицу соломы, стал с презрением относиться к людям. «Мысли Чихаева сделались зверскими, поступки бессовестными». Страсть к обогащению вытравила в нем все человеческое, изолировала от общества, сделала подозрительным и недоверчивым.
Жизнь разоряющейся темной, бесправной деревни, пореформенные настроения крестьян получили правдивое изображение в рассказе «Пустяки». Перед читателем проходят различные типы: стяжатель Зюзин, заморивший голодом своих домашних, жадный Мирон Ухов, совершенно равнодушный к жизни Егор Горелов. Егор не помнит ни одного дня, который принес бы ему радость или успокоение. «Беспутное время» довело его до полного отупения. «Вялость, апатия сделались неразлучными его спутниками». В безысходной тоске бродит Егор по необъятным просторам Руси, забыв о земле, о крестьянской работе…
Жизнь в произведениях Каронина изображена без внешних украшений. Мастерски сделанный диалог сочетается у него с глубокими размышлениями о судьбах русской деревни, о «мужике». Горькая правда современной художнику действительности проступает в каждом из его рассказов.
Один из цензоров так определял идейную направленность предполагавшегося к изданию сборника произведений Каронина-Петропавловского: «Все рассказы отличаются враждебным направлением против образованного сословия, крестьянство же представлено жертвою его эгоизма и алчности людей денежных. В «Отечественных записках» такие рассказы могли пройти незаметно, но изданные отдельно, они, конечно, подействуют самым вредным образом на низшее сословие, почему цензор и считал означенные сочинения Каронина подвергнуть запрещению»[29].
Ссылка не сломила политических убеждений Петропавловского, не поставила его на колени перед властью. По доносу курганского исправника начальник тобольского жандармского управления писал губернатору в секретном рапорте от 4 августа 1883 г.: «Из находящихся в Кургане под надзором полиции политических ссыльных — Лебедева и Петропавловский — суть лица вредные…
Петропавловский — человек скрытный и действует через свою сожительницу акушерку Линькову, которая во время практики, не стесняясь, порицает правительство и религию и преимущество отдает швейцарскому правительству. На основании упомянутых обстоятельств я прихожу к заключению о необходимости переместить этих лиц из Кургана, Лебедеву в г. Тару, а Петропавловского в г. Ишим…»[30].
Тобольский губернатор ответил на это согласием и предложил ишимскому исправнику учредить за Петропавловским «строгий полицейский надзор».
15 сентября 1883 г. Петропавловский переехал в Ишим — еще более захолустное место, чем тогдашний Курган.
На запрос департамента полиции от 27 октября 1883 г. «о поведении, образе жизни и степени политической благонадежности состоящего в Тобольской губернии под гласным надзором полиции Николая Петропавловского» тобольский губернатор отвечал: «Петропавловский и доселе держится того направления, за которое сослан в Сибирь, причем, однако, ничего, особенно выдающегося, в смысле предосудительного, за что следовало бы преследовать Петропавловского по закону, не замечено в его поведении»[31].
В Ишиме состояние здоровья Петропавловского значительно ухудшилось. Он делает попытку перевестись обратно в Курган, но получает отказ. 23 февраля 1884 г. он пишет губернатору прошение: «Я решился обратиться к вашему превосходительству с просьбой — дозволить мне наступающее лето провести в одной из окрестных деревень с г. Ишимом, что, может быть, хоть несколько поправит мое расшатанное здоровье…»[32].
В ответ на это губернатор издевательски сообщил через исправника: «Так как Ишим по своим климатическим условиям и малонаселенности мало чем отличается от деревни, то означенное ходатайство оставлено мною без последствий»[33].
Живя в глуши, Петропавловский внимательно следил за общественной жизнью России, верно оценивая характер событий. В перехваченном полицией письме от 5 марта 1884 г. к ссыльному А. Аверкиеву он так характеризует эпоху 80-х годов: «Вот, например, политические новости. Предполагается постепенно сгладить следы прошедшего царствования: крестьянскую реформу — искусственной поддержкой разложившегося уже дворянства, судебную — уничтожением института присяжных, учебную — переменой устава 63 года, цензурную — введением негласных репрессий. Эта главная тенденция переживаемого нами времени. Что же касается других, более мелких течений, то все они направляются в одну сторону — «ввести порядок»: экзекуция — вот самое подходящее слово для выражения сути нынешнего времени… Что еще? Ничего больше. Экзекуция, порядок — вот что»[34].
В результате «изучения» этого письма жандармами и губернатором было решено подвергать всю корреспонденцию ссыльного писателя полицейскому просмотру. В письме к Н. Долгополову 13 июля 1884 г. Петропавловский писал: «Моя корреспонденция по распоряжению губернатора отныне будет просматриваться, так что на Ишим приходится смотреть, как на могилу…»[35].
Тяжело переживал Петропавловский закрытие «Отечественных записок». Он остался совсем без средств. Семья кое-как перебивалась случайными заработками Варвары Михайловны. «Я сижу буквально без всякого дела, — писал он Н. Долгополову. — Один — не с кем словом обменяться. Литература прекратилась для меня на целых два года. Вокруг меня буквально гробовое молчание… Прибавьте ко всему этому полное истощение ресурсов денежных…»[36]. Полицейский надзор за ним усилился. За самовольную отлучку на несколько часов из города — ходили по ягоды — Петропавловского посадили на неделю под домашний арест. Жандармы указывали «на продолжающееся враждебное настроение Петропавловского по отношению к правительству». Его просьба о переезде в Томскую губернию была оставлена без последствий.
Живший в то время в Ишиме ссыльный Мачтет писал: «Он (Петропавловский — М. Я.) казался совсем изможденным, совсем больным, — до того он был худ и бледен; первая мысль при взгляде на него — была мысль о злом недуге, о последней степени чахотки. Но тогда ее еще не было, — все это было продуктом вконец почти разбитых, истерзанных нервов»[37].