Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 17



- Ничего себе, ситуация! А откуда взялся этот ход? Кто проектировал Нимхелле?

- Калондо, талантливый архитектор и храбрый боец. Он и Химринг мне помогал проектировать, а строительством Нимхелле руководил от начала до конца. К сожалению, этот доблестный витязь погиб давно уже, в стычке с отрядом орков. А знаешь, Кано, я кажется, догадываюсь. У Калондо жена была, любящая, пылкая, в изгнание за ним последовала, не раздумывая. Наверное, архитектор надеялся оставить для нее путь к спасению, если на замок нападут. Их комнаты как раз над этим подвалом... Только не судьба: девчонка, горячая душа, отправилась с мужем в патрулирование, с ним и погибла.

- Наверное, так и было. Но, мне кажется, надо все хорошо проверить, мы все живем в постоянном страхе предательства. Нельо, а ты хоть посмотрел, куда туннель ведет?

- Не успел еще, - Майтимо вдруг задорно улыбнулся, - а давай сейчас слазаем, пока не стемнело! Вдвоем!

Озорное настроение овладело гордыми принцами нолдор. Как непослушные мальчишки, братья вооружились фонариками и тихонько спустились в подвал, никого не предупредив. Нельяфинвэ присел на корточки, нащупывая хитрый камень-рычаг. Макалаурэ светил ему, опираясь ладонью о каменную кладку. Внезапно кусок стены провалился вперед. Кано чуть не полетел кувырком в черную дыру.

- Осторожнее! - Майтимо поддержал брата. Светя в два фонарика, они с интересом рассматривали хитроумную конструкцию. Деревянная дверь была аккуратно оклеена тонкими каменными плитками и не отличалась от стен подвала, ни на вид, ни на ощупь. Подвешенная на сложных рычагах, дверца отодвигалась вперед, но, отпущенная, сразу вставала на место. Ход так же был выложен ровно отесанным камнем, за прошедшие годы ничто не нарушило плотную кладку. Но пробираться по туннелю рослым нолдор пришлось, согнувшись почти вдвое. Майтимо, шедший первым, вдруг поскользнулся, больно ударился локтем о стену, вполголоса помянул имя Врага.

- Не призывай, накличешь! - усмехнулся Макалаурэ.

- Конечно, хорошо тут ребенку было бегать! А нам проще на четвереньки встать. И не боялась ведь, проказница, одна тут путешествовать!

- Ну, это понятно. Детей ее возраста в крепости нет совсем. Скучно же, играть не с кем, и на приключение подбить некого.

- А ведь и правда! Я над этим даже не задумывался. Ни одного ребенка младше двадцати лет! Еще один верный признак грядущих бед.

Пробираться пришлось долго, так, что даже спины заболели. Хорошо, хоть пол в туннеле был сухой и ровный. Внезапно луч фонарика уперся в ступеньки лестницы, ведущей к потолку. Кано пролез вперед, ему двумя руками было удобнее нащупывать выход наружу. Очень скоро он задел какой-то выступ, и по потолку прошла щель, нестерпимо яркая для отвыкших от света глаз. Макалаурэ надавил в этом месте, крышка люка отлетела, оказавшись совсем легкой. А в дыру хлынул дневной свет и непередаваемый аромат молодой листвы и весенних белых цветов. Щуря привыкшие к подземной темноте глаза, братья вылезли наружу. И оказались в сияющем лесу. Солнце, уже клонившееся к западу, заливало все вокруг золотистыми мягкими лучами, и стволы берез блестели в них, будто изваянные из серебра. А невысокие деревца и кусты черемухи окутались цветами так буйно, что за белыми гроздьями не было видно листьев и ветвей. В этот ласковый предвечерний час в мире стояло затишье - ни один листочек не шелохнется. И белокипенные кусты казались окутанными собственным благоуханием, как еле видимой серебристой дымкой.

Майтимо и Макалаурэ, незаметно для себя взявшись за руки, шагнули навстречу дивной красоте, будто преодолевая грань в иной, запретный для них мир. Кано остановился посреди поляны и закрыл глаза, всем существом впитывая незамутненный свет, доброту и тепло этого места. А Нельяфинвэ приблизился к цветущему дереву и зарылся лицом в пышные ароматные гроздья... Благоухание наполнило его с ног до головы, растеклось по всему телу до кончиков пальцев, сплелось где-то у горла в душный клубок... "Ох, только не это!.."



За спиной вдруг послышалось сдавленное всхлипывание. Майтимо резко обернулся: Кано уже не стоял, а сидел в изумрудной траве, пряча лицо в ладонях. Нельяфинвэ рванулся, было к нему, но вдруг понял, что не надо сейчас трогать братишку. Слишком много горечи накопилось в его чуткой, ранимой душе музыканта, а вождь не имеет права показать слабость перед своим народом. Как и он сам. Старший брат мысленно укутал младшего теплым облаком понимания и сочувствия и сидел, прислонясь спиной к прогретому солнышком, надежному стволу, глядя на неистовое кипение весны. Хотелось сохранить в памяти это прекрасное, но такое мимолетное мгновение. В Амане и краски ярче, и цветы пышнее, и, главное, нет этого неистребимого чувства смертных земель - ощущения быстротечности красоты, страха перед будущим, которое непременно погубит ее. Но зато как ценен каждый такой миг...

И на фоне этой дивной красоты, будто наяву, Майтимо увидел маленькую светлоголовую девочку, танцующую среди бело-зеленой весенней круговерти. Волна острой тоски окатила нолдо с головы до ног: "А у меня никогда не будет такого вот маленького чуда - дочери... Не будет жены... Для эльфов не имеет значения долгое ожидание, но даже если закончатся все войны, и во всей Арде настанет мир и благодать, мы останемся прОклятыми. Нам, семерым сыновьям Феанаро, нельзя любить и быть любимыми. Мы сами выбрали свою Судьбу, и теперь ее не обманешь..."

Макалаурэ подобрался поближе к брату и теперь сидел плечом к плечу, тоже глядя на цветущий лес.

- Как же так случилось, что мы и думать забыли о красоте? - тихо, словно сам с собой, прошептал младший братишка, - живем среди войн и злобы, ненависть управляет всеми нашими действиями. Мы будто сами превратились в стальные клинки...

- А как иначе? - Майтимо хотелось обнять брата за плечи, но тот сидел справа. Даже в этот миг Судьба не давала возможности забыться, - стоит проявить слабость - и предательство найдет способ проникнуть в наши крепости. Меня больше беспокоит другое, - возможно, этого не стоило говорить, но Кано хочет откровенности. Что же, он ее получит, - мне кажется, Клятва необратимо изменила наши души, извратила и высушила навсегда... Чем бы ни закончилась эта война с Мэлько, нам уже не стать прежними. Сможет ли что-нибудь в этом жестоком мире растопить оледенелые сердца?..

- Может быть, любовь? - еще тише прошептал Макалаурэ.

- Нам нельзя любить, неужели не понимаешь? - с невыразимой горечью воскликнул Нельяфинвэ, - все, кто следует за нами, оказываются под прицелом Жребия Нолдор. Так сказал Намо Мандос. А самые близкие и любимые существа - жена, дети?! Ведь наше проклятье падет и на них! Одно дело - страдать и преодолевать тяготы самому, и совсем другое - видеть, как мучается родное существо! Представь, каково это: смотреть, как терзают твою любимую, пытают, убивают ребенка?! А если Враг потребует чего-нибудь, приставив нож к горлу твоей жены, сможешь ты ему отказать?!

- Нельо, замолчи, пожалуйста! - взмолился Кано. Его трясло, описанные картины неотступно стояли перед глазами.

Майтимо заставил себя успокоиться. Все же обнял брата обрубком руки, притянул поближе. Макалаурэ прижался к нему, крепко зажмурив глаза... В этот миг на него обрушилось видение:

"Море бьется о скальный монолит со страшной силой. В этом месте всегда такой яростный прибой - он уже знает. Скала из необычайно твердого кварца обрывается в море отвесно, и глубина здесь неизмеримая. Поэтому сияющий камень никто никогда не найдет. По крайней мере, пока не разрушится Арда. Но ему уже все равно. Больше не осталось ненависти, боль уже не ощущается, тоска струится рекой где-то в стороне от него, не задевая. Есть лишь бесконечная усталость. И понимание.

Он стоит на самом краю обрыва, море бьется под ногами, но брызги сюда не долетают. Понимание звучит в его душе музыкой, от которой содрогаются скалы. Понимание кричит ему, что все произошедшее не случайно - создание и похищение сильмарилей, клятва, войны, предательство и братоубийство. Без страданий и бед для Мироздания невозможно движение вперед по Реке Времени. Повезло же им семерым во главе с отцом оказаться на острие Судьбы! Но теперь все кончилось. Хорошо, или плохо, не ему судить, главное, кончилось! Понимание складывается в слова, поднимается к губам, и звучит песня. Последняя.