Страница 5 из 16
Поразвлекавшись так некоторое время, мы решили, что нам нужно принимать наркотики (а мы и не знали толком, что это за хрень), и связались с моим знакомым еще с Англси – Робби Уотсоном из Бомариса (этот городок также знаменит отлично сохранившимся замком). Раньше Робби жил в Манчестере, и он носил очень длинные волосы, что для нас было Очень Круто и Важно. Мы начали понемногу курить траву, а потом однажды – дело было в кофейне «Венеция» в Лландидно – Роб вручил мне ампулу спида (гидрохлорид амфетамина) с изображением черепа и костей. Это полагалось вколоть в руку.
Я никогда не испытывал желания что-то себе колоть и по сей день ни разу в жизни этого не делал. Сам этот ритуал с иглой засасывает. Люди начинают делать странные вещи, я своими глазами видел: например, колются обычной водой, просто как предлог воткнуть себе иглу в руку. Роб кололся, и он настоятельно советовал мне делать так же. Но я вылил содержимое ампулы себе в чашку – кажется, там был шоколад – и выпил.
За стойкой в этой кофейне работала девушка – я часов пять болтал с бедняжкой без умолку. Я постоянно оборачивался к Робби и сообщал ему, что эта штука на меня никак не действует, а потом возвращался к несчастной девушке, с которой от моего трепа случилось что-то вроде солнечного удара, – но чувствовал я себя превосходно, как властелин земного шара. К сожалению, это чувство потом проходит. (А Робби Уотсон, мой лучший друг в течение многих лет, человек с блестящим, тонким, ироничным чувством юмора, двадцать лет назад умер – перестарался с иглой. Вопросы есть?) Но вернемся к моей дружбе с Мингом.
Мне было шестнадцать, когда мы с Мингом уехали из Уэльса и отправились на восток, в Манчестер. Мы поехали туда за двумя девушками, которых встретили в Колуин-Бей, они проводили там каникулы. Мы думали на них жениться и все такое. Но, конечно же, дело, как обычно, ограничилось сексом. Уверяю вас, для них это только к лучшему.
Не помню, как звали девушку Минга, а мою звали Кэти. Классная, пятнадцать лет, к тому же она была из тех пятнадцатилетних, которые полны любопытства и жажды жизни. И вот они вернулись в Стокпорт, а мы с Мингом поехали за ними. Мы сняли квартиру на Хитон-Мур-роуд и постоянно знакомились с кем-нибудь, кому было негде переночевать, так что мы пускали их спать на полу, на диване или еще где-нибудь, и через месяц нас в одной комнате было уже тридцать шесть человек! Я из них сейчас помню только одного, по имени Мозес – он и правда был похож на Моисея, если верить кино с Чарлтоном Хестоном.
Потом Кэти забеременела… Она, конечно, была чудесная девушка, но ей же было всего пятнадцать – я уже видел себя за решеткой! Ее отец писал моему отчиму письма, в которых называл меня валлийским битником в изгнании. Они вдвоем нашли, как говорится, целесообразное решение, и нашего ребенка Шона сразу же усыновили. Я помню, что Кэти прямо в роддоме писала экзаменационные работы, а я ее навещал. Ее сильно разнесло, и я вываливался из автобуса, хохоча: «Привет, свинка!», и она тоже хохотала. Да, моя первая любовь оказалась замечательной девушкой. Потом мы больше не виделись, не знаю почему. Но два-три года назад, как нарочно для этой книжки, Кэти нашла меня. Она сказала, что разыскала Шона, но я не буду вдаваться в подробности: пусть он спокойно живет своей жизнью.
Из квартиры на Хитон-Мур-роуд нашу компанию из тридцати шести человек, конечно, скоро вышвырнули – хозяину, наверное, не понравился счет за газ на двести тысяч фунтов. Бесстрашный Минг, Искатель Приключений, вернулся в Уэльс (и стал потом клерком в конторе социального страхования – а меня еще убеждают, будто в жизни есть какой-то план и смысл…), и я остался один.
Во время моей истории с Кэти и еще пару лет после я был, как это тогда называли, «доссером» – популярное в то время занятие для молодых парней. Мы все носили поношенные американские армейские куртки из водонепроницаемой ткани, с двойной подкладкой. Такую куртку можно было купить очень дешево, и всем твоим знакомым полагалось расписаться на ней фломастером, и ты носил на себе эти странные автографы. Мы ездили по стране автостопом и ночевали у девушек, либо спали в железнодорожных вагонах на запасных путях, в пещерах и так далее – и навещали местных женщин. В те дни было круто быть «в дороге»[7]. Это было время Боба Дилана – с гитарой и спальником за спиной. Многим девушкам нравится непостоянство. Если подумать, это целая традиция: бродячие цирки, армии, пираты, рок-группы на гастролях – девушки их всегда как-то находят. Мне кажется, они видят что-то романтичное в таких парнях, которые сегодня здесь, а завтра там. Мне тоже это нравится – но ведь я и сам мужик, так что как иначе? Прекрасное время – начало шестидесятых. Мы отращивали волосы до задницы и, где бы ни оказались, били баклуши и жили за счет женщин. Девицы приносили нам еду, стыренную из родительского холодильника: как будто им надо накормить человека, сбежавшего из тюрьмы. Им нравился драматизм ситуации, а нам нравилась еда.
Впрочем, такая жизнь не всегда была легкой и веселой. Иногда, когда я голосовал на дороге, водители останавливались нарочно, чтобы меня отметелить. Или тебя подбирает огромный дальнобойщик-гомосексуал:
– Здорово, сынок. Куда едешь?
– В Манчестер.
– В Манчестер, ага. Я хочу у тебя отсосать.
– Я, пожалуй, выйду прямо здесь.
Квартира в Хитон-Мур была похожа на будущие коммуны хиппи. Если к кому-то приходила девица, было тяжко. В темноте тебя окружали широко раскрытые глаза, и ты знал, что ночное зрение у них от раза к разу становится лучше! Секс в те дни был веселее – не то что теперь, когда с ним связано столько стремных вещей. Секс должен быть в радость, чтобы тебя не припечатывали: «Ах, тебе только одного и нужно!» Ну да, а тебе?! Когда секс больше не в радость, просто не надо им больше заниматься, ей-богу.
Все мы ходили попрошайничать на площадь Мерси-сквер и потом делились друг с другом добычей. Питались мы главным образом сливочным рисовым пудингом «Амброзия». Мы пробивали банку, как будто там было пиво, и высасывали пудинг. Это был тогда настоящий деликатес, причем холодным он был гораздо вкуснее. Кажется, с тех пор я и полюбил холодную еду: могу есть холодные стейки, холодные спагетти – даже холодную картошку-фри, а на это не всякий способен! Но если хорошенько ее посолить, получается съедобно.
Манчестер находится недалеко от Ливерпуля, и в начале шестидесятых в этих двух городах играли потрясающую музыку. И там, и там течет река Мерси, поэтому всю эту сцену назвали мерси-бит. Была даже известная группа, которая так и называлась – The Merseybeats, и была группа The Mersey Squares, названная по той самой площади, где мы побирались. В Манчестере и Ливерпуле было несколько сотен групп, и все они играли одни и те же двадцать песен: Some Other Guy, Fortune Teller, Ain’t Nothing Shaking but the Leaves on the Trees, Shake Sherry Shake, Do You Love Me[8]… В 1961–1963 годах все группы были кавер-группами, включая The Beatles.
Делом чести было знать исполнителя оригинальной версии песни: знавшие ужасно гордились своим превосходством и смотрели на остальных сверху вниз. Скажем, разогревающая группа объявляет: «Сейчас мы сыграем Fortune Teller, песню The Merseybeats», но потом на сцену выходят The Merseybeats и говорят: «Мы хотели бы сыграть Fortune Teller Бенни Спеллмена». Конечно, долго это продолжаться не могло, они ведь только что взяли и сообщили всей публике, чья это песня, да? Еще группы часто брали какую-нибудь старую песню и делали из нее рок-н-ролл. Rory Storm and the Hurricanes, как я помню, здорово оторвались с песней Beautiful Dreamer[9], а The Big Three сделали Zip-A-Dee-Doo-Dah![10]
Это было уникальное время, и у нас было несколько по-настоящему фантастических групп. Например, Joh
7
Кавычки, надо думать, отсылают к одноименному роману Джека Керуака (изд. 1957) – классике литературы битников.
8
Исполнители оригинальных версий этих песен: Ричи Бэррет (Richie Barrett), Бенни Спеллмен (Be
9
Песня Стивена Фостера (опубл. 1864), которую часто использовали в фильмах (например, в «Унесенных ветром», 1939) и пели поп-певцы, например, Бинг Кросби и Джерри Ли Льюис.
10
Номер из диснеевского музыкального фильма «Песня Юга» (1946) (музыка: Элли Врубель, слова: Рэй Гилберт).