Страница 4 из 48
Вид, открывшийся Корку, не порадовал бы никого – даже человека, глубоко озабоченного только собственными проблемами. Погода стояла мерзкая. Тонкий слой тумана из долины Рейна, как испарения, выступившие на зеркале, покрывал всю буйно развивавшуюся и стихийно разраставшуюся инфраструктуру бюрократического Бонна. Огромные здания, все еще недостроенные, угрюмо возвышались среди заросших сорняками полей. Впереди располагалось британское посольство, с ярко освещенными окнами, и оно тоже торчало среди пустоши, как временный полевой госпиталь, наспех устроенный перед кратким сражением. На флагштоке перед главными воротами «Юнион Джек», по таинственным причинам приспущенный, печально нависал над группой немецких полицейских из охраны.
Выбор Бонна в качестве места, где можно переждать освобождение Берлина, с самого начала был аномалией, а теперь это казалось откровенным издевательством. Вероятно, только немцы, избрав себе канцлера, были способны подобострастно перенести столицу к порогу его родного дома. Чтобы разместить огромную толпу «иммигрантов» из числа дипломатов, политиков и государственных служащих, которые прибыли, чтобы обеспечить функционирование новой столицы, местные жители, удостоившиеся столь сомнительной чести, разумно возвели для них отдельный пригородный район за пределами старых городских стен. Это, кстати, заодно помогало старожилам держаться от незваных гостей подальше. И именно через южную оконечность этого района сейчас пытался проложить себе путь транспортный поток. Мимо нагромождения однообразно скучных офисных башен и приземистых жилых времянок, протянувшихся вдоль четырехполосного шоссе, почти достигавшего восхитительного старого санатория в Бад-Годесберге, где прежде занимались главным образом разливом по бутылкам целебной минеральной воды, а теперь перешли к искусству дипломатии. Правда, некоторые министерства нашли себе пристанище в самом Бонне, замаскировав фальшиво состаренные стены под древние камни мостовых. Правда и то, что некоторые посольства умудрились урвать себе куски территории в Бад-Годесберге. Однако федеральное правительство и подавляющее большинство из девяноста с лишним иностранных представительств, аккредитованных при нем, не говоря уж о лоббистах, прессе, политических партиях, благотворительных организациях для помощи беженцам, официальных резиденциях крупных федеральных чиновников, обществе немецких слепых… Короче, вся бюрократическая структура временной столицы Западной Германии находилась по обе стороны этой единственной важной транспортной артерии, пролегавшей между бывшим дворцом епископа Кельна и викторианского вида виллами, возведенными когда-то рядом со спа Рейнланда.
И неотъемлемой частью этой неестественно возникшей деревни-столицы, этого островного государства в государстве, лишенного как политического облика, так и какой-либо социальной базы, неизбежно находившегося в состоянии постоянного непостоянства, стало британское посольство. Вообразите длинный и безликий фабричный цех, завод, какие десятками попадаются на объездных дорогах вокруг городов, на крышах которых обычно помещают символ, обозначающий основную продукцию предприятия. Нарисуйте сверху угрюмое рейнское небо. Добавьте намек на классическую нацистскую архитектуру – лишь легкий намек, не более того. Позади здания расположите неровное футбольное поле с кривыми воротами для развлечения тех, кому даже негде толком помыться. И у вас получится более или менее точная картина главного оплота Англии на территории Федеративной Республики Германии. Одним вытянутым щупальцем этот зверь пытается задавить и удержать от возрождения прошлое, другим сглаживает противоречия настоящего, а третьим отчаянно копается в сырой приречной почве, отыскивая нечто, зарытое на будущее. Здание, построенное ближе к концу преждевременно закончившейся оккупации, точно передавало это настроение внезапной перемены, отречения от прежних отношений. На бывшего врага все еще смотрело жесткое каменное лицо, но оно уже пыталось неискренне улыбаться новому союзнику. Когда они наконец сумели въехать на прилегавшую к посольству территорию, слева от Корка оказалась штаб-квартира Красного Креста, справа находился один из заводов «Мерседеса», через дорогу обитали социал-демократы и располагался склад «Кока-колы». От столь пестрых соседей посольство отделял лишь местами заросший щавелем глинистый пустырь, пологой полосой спускавшийся к берегу Рейна. Пустырь почему-то считался частью окружающего Бонн «зеленого пояса» – предмета гордости городских властей.
Однажды, быть может, и наступит день, когда они переберутся в Берлин, хотя о такой возможности даже в Бонне говорят с оглядкой и опаской. Вероятно, придет срок, когда эта огромная серая гора проскользнет по автобану и займет места на сырых автостоянках перед выпотрошенным Рейхстагом. Но пока этого не произойдет, железобетонный палаточный городок никуда не денется. Временный, по мнению мечтателей, и вечный для реалистов. Он будет только продолжать строиться и расширяться, поскольку в Бонне движение стало заменой прогресса, и все, что не стремится к росту, обречено на гибель.
Припарковав машину позади столовой, Медоуз медленно обошел автомобиль вокруг, как делал всегда после продолжительной поездки, проверяя замки и ручки, высматривая на кузове новые царапины, которые могли оставить случайно вылетевшие из-под чужих колес камни. Все еще глубоко погруженный в свои мысли, он пересек двор к главному входу, где два сотрудника британской военной полиции – сержант и капрал – проверяли пропуска. Корк, еще не до конца оправившийся от обиды на своего спутника, шел несколько позади, и к тому времени, когда он поднялся по ступенькам к двери, Медоуз уже ввязался в разговор с охранниками.
– В таком случае кто такой вы сами? – требовательно поинтересовался сержант.
– Медоуз из канцелярии. Он работает у меня. – Медоуз попытался заглянуть сержанту через плечо, но тот прижал список к гимнастерке. – Он заболел, понимаете? И потому я захотел навести справки.
– Тогда почему он значится здесь как работник первого этажа?
– У него там тоже есть кабинет. Он занимает две должности. Одну у меня, вторую – на первом этаже.
– Пусто, – сказал сержант, еще раз сверившись со списком.
Стайка молоденьких машинисток в юбках, длина которых достигала абсолютного минимума, разрешенного послом, вспорхнула по ступенькам вслед за ними.
Но Медоуз топтался на месте, все еще чем-то неудовлетворенный.
– Вы имеете в виду, что этот сотрудник не приходил на работу? – спросил он с мягкой настойчивостью, подразумевавшей желание услышать отрицательный ответ.
– Да, именно это я и имею в виду. Он не появился. В списке его нет. Теперь понятно?
Вслед за группой девушек они вошли в вестибюль. Корк ухватил Медоуза за руку и отвел в сторону, ближе к решетчатой двери подвала.
– Что происходит, Артур? В чем проблема? Дело ведь не только в пропавших папках, верно? Что еще не дает тебе покоя?
– Я совершенно спокоен.
– Тогда что это за разговоры о болезни Лео? Он в жизни не болел ни дня.
Медоуз не отвечал.
– Тогда что могло произойти с Лео? – спросил Корк с нескрываемым подозрением в голосе.
– Ничего.
– Зачем же ты расспрашивал о нем? Неужели и его потерял? Да, Боже ж мой, здесь все хотели бы потерять Лео еще лет двадцать назад!
Корк отчетливо почувствовал, что Медоуз колеблется. Он почти готов был в чем-то признаться, но затем с неохотой передумал.
– Ты не можешь нести ответственности за Лео. Как и никто другой. Нельзя пытаться стать для каждого добрым папашей, Артур. Да он, возможно, как раз сбывает сейчас на черном рынке пачку казенных талонов на бензин.
Корк едва успел произнести фразу, как Медоуз резко вскинулся на него, озлобленный не на шутку:
– Не смей так говорить, слышишь? Ты позволяешь себе непозволительные дерзости! Лео совсем не такой. И ни о ком другом нельзя распускать подобные слухи. Спекулирует казенными талонами! И только потому, что он у нас временный сотрудник.