Интенсивная терапия

Тут вошёл Саша.

– Маша, Анютка, что случилось?

– Папа, я с тобой сегодня буду!

– Вот оно и случилось, садик закрыт на карантин. Саш, делим родительские обязанности? Полдня с Анютой ты, а полдня я. Семёныч злится.

– Понял, а с ногой что?

– Подвернула ногу, каблук сломала. В обед схожу, сдам в ремонт.

– В тапочках? Маша, не смеши. Мы с Аней сходим, – Александр подмигнул дочери.

– Папа, ты мне фо-нен-до-скоп дашь?

– Дам. Аня, иди сюда, сядь на диван. Она ела, Маш?

– Догадайся с трёх раз. Я сейчас сбегаю в столовую и принесу.

– Сейчас ты тоже сядешь на диван и я посмотрю твою ногу, потом мы наложим тугую повязку. И тебе, вернее, твоей ноге, необходим покой. Поэтому ты перестанешь бегать и скакать, хотя бы сегодня. А ещё тебе нужен душевный покой, но об этом мы поговорим дома. Маша, я, может быть, согласен с тем, что ты гораздо способней меня, но не бери на себя всё. Понимаешь? Ты не одна живёшь.

Душу отпустило. Как камень огромный упал. Даже хромать в своё отделение с перебинтованной ногой стало легче. Обход сделала, истории написала.

Открыла комп: надо отправить письмо рецензенту статьи. Время идёт, а он молчит. Вошла в почту. Там было письмо от Поддубного. Вчерашнее. Причём по времени её отправленное письмо и это входящее почти совпадали. Как она не увидела?

Прочла. Перечитала ещё раз. Затем ещё.

Нет, первая часть письма была логичной и призывала её продолжить разговор на не совсем научную тему, как ей казалось. Ну не стоят геи такого внимания! Хорошо, допустим, чисто теоретически она согласна с Глебом. Да, все мы люди и все человеки, и у каждого свои особенности. Хорошо, пусть себе любят друг друга, пусть. Она не против. Главное, чтобы её это все не касалось, или касалось вот так, чисто теоретически. Чтобы можно было просто подискутировать с замечательным и очень умным человеком, с которым безумно приятно общаться и очень хочется общаться, и к которому тянет на каком-то подсознательном уровне.

Нет, он не прав, что не может протянуть руку помощи, он протянул.

Ещё как протянул. Только вот сам он ничем по большому счёту от неё не отличается. И если вопрос с Сашей всё ещё открыт, и предал он её или нет, так же остаётся загадкой, то вот его – Глеба – точно предали. И можно ли простить этого человека, то есть женщину, которая предала? Нет. Простить нельзя. Она бы никогда не простила предательства. Вычеркнула бы из своего сознания и из своей памяти всё, что с этим человеком связано! Только так, а не иначе! Какие же бабы подлые встречаются!!! Да ради такого как Глеб, можно всё, что угодно... Да за ним на каторгу пойти не грех! А она бросила его... А он её всё ещё любит... Вот это да!!! Глеб и его проблемы не шли из головы. Мария проклинала эту неизвестную ей тётку, которая настолько подло поступила с таким необыкновенным человеком. И как ему помочь? Как утешить, как подставить плечо и протянуть руку, чтобы ему было на что и на кого опереться?!

Конечно, она продолжит дискуссию. Ему это надо, так он говорит с ней, с Марией, и она нужна ему. Потому что она его друг, на все сто.

В обед зашёл Саша с Анютой принесли ей пюре с котлетой, сообщив, что сами уже поели в столовой. Взяли её сапоги и унесли в ремонт.

А она всё думала о Глебе. Думала, когда они вместе, втроём, вышли из больницы, и когда Саша поймал такси, помог ей устроиться с её больной ногой. Думала, когда Саша приготовил на всех незатейливый ужин, просто поджарив картошку. Но все поели, и всё было хорошо.

Они были вместе, втроём, и даже если ничего особенного не происходило, они всё равно были друг у друга.

Она уснула сразу после ужина, расслабилась и сон взял своё, снимая напряжение предыдущих дней.

Почувствовала легкие прикосновения, а потом тепло. Это Саша укутал её одеялом. Как было хорошо...

Проснулась от тишины. Кругом темно. Протянула руку и нашла плечо мужа.

– Я люблю тебя, Саша, – прошептала она.

Он услышал и ответил:

– Я тоже тебя люблю. Спи, Маша.

Но она выспалась. Во сколько завалилась-то? Часов в семь. А сейчас? Взяла в руки сотовый. Всего час ночи. Не уснуть, теперь точно не уснуть. Встала и поплелась к компьютеру. Надо написать Глебу. А то так неудобно, такое письмо пропустила и не ответила... Ну что за невнимательная и несобранная особа – комок эмоций! Женщина, одним словом.

И так он хочет продолжения дискуссии. Сейчас она почитает...

Открыв почту, наткнулась на другое письмо. Опять от Глеба. Прочитала... Из глаз полились слёзы. За что он с ней так? Если за то, что время заняла, так мог бы вообще не писать ей, или сказать о субординации и всё. Она бы больше никогда, никогда не посмела даже обратиться к нему. А он её просто раскатал, причём на правах друга. Как же так, разве друзья так поступают?! Он унизил её, а не кто-то другой, и ещё говорит, что хочет, чтобы она разозлилась! Да она убить его готова!

Она начала писать ответ:

«Знаешь что, Глеб! Меня никто никогда так не унижал, как ты. Я тебе не тряпка, чтобы так со мной обращаться.

Да, может быть, я погорячилась, написав тебе о своих личных проблемах! Может, отняла у тебя время! Ты же безумно занятой человек, а тут снизошёл до какой-то аспирантки! Но это вовсе не означает, что я согласна довольствоваться огрызками от яблока.

Ты сам говоришь о бессмертной душе, которая имеет право на любовь, так почему ты решил растоптать мою душу, ещё и другом назвался?! Знаешь, почему ты хочешь дискутировать со мной? Ты пытаешься что-то доказать себе самому, совершенно не беря в расчёт мои эмоции и чувства. Отчего? Я поняла отчего. Тебя бросила твоя женщина. Она предала тебя, всего такого умного и неповторимого! А ты нашёл, на ком отыграться. Нет, ничего ты не знаешь о человеческой душе, и о любви ты ничего не знаешь. Мне не нужно ничего выяснять у мужа, чтобы понять, что он меня любит. Мне достаточно того, что я вижу, а вижу я заботу, внимание, тепло, которое согревает! А ты бежишь! Только скажи – от кого? От своих сотрудников, которым ты сам устраиваешь праздники, не участвуя в них? От женщины, которая сбежала от тебя? Может, это тебе нужно с ней поговорить?! Тебе выяснить?! Или ты бежишь от себя самого?! Потому что сам с собой не можешь смириться?! Чего ты добиваешься, обижая человека слабее тебя?! И кому ты писал последнее письмо?! Мне?! Или себе?! Ты прикрываешься дружбой, не зная, что это такое! Может, и я не знаю, но в отличие от тебя, я умею чувствовать! Тебя это злит?! Пусть. Посмотрите на себя со стороны, профессор, и поймите, кто Вы есть на самом деле. Не нужна мне Ваша рецензия. Я скорее откажусь от защиты, чем стерплю унижение. Поймите разницу, в конце концов, между добровольным унижением перед любимым человеком, и принудительным, когда каждая клеточка организма против! А дискуссия про геев Вам была нужна, только чтобы поговорить и не быть таким одиноким.

Боже мой, я весь день думала о Вас, и переживала за Вас! А Вы?!»

Она нажала «отправить» и долго плакала от обиды, а потом похромала в постель под бок к мужу.

====== Давай, добей меня! ======

Проклятый мусорный мешок, так и валявшийся в прихожей, прямо с утра сбил Глебу весь настрой – в прямом смысле. Поддубный споткнулся об него, не удержался на ногах, грохнулся на одно колено и вдобавок чувствительно приложился лбом об стену.

Это была первая ласточка дня, которому суждено было стать переломным для Глеба Олеговича Поддубного. Но в этот момент Глеб ещё не проникся сакральностью такого предвестия. Знал бы, что будет дальше – поехал бы в травмпункт и взял справку, коленка-то распухла от ушиба. А потом не пошёл бы на работу, завалился бы спать, отключив телефон… Если б только знал!

Прихрамывающего шефа встретил секретарь. На этот раз без всяких неприятных новшеств, просто с расписанием дел на сегодня. Глеб мысленно вытер пот со лба и расслабился. Отсутствие новостей – самая хорошая новость. Как потом оказалось, расслабился Глеб рано. Потому что на этом хорошее закончилось.