Нихил (ЛП)

Он увидел, как неуверенность промелькнула в её глазах, и почувствовал, как его сердце сжалось. Неужели, Маккензи больше не желает отдавать ему свой самый священный дар?

– Маккензи?

– Ты не видишь это таким образом. Ты...

– Ты думаешь, я не ценю то, что свято для тебя? – спросил он тихо, приблизив своё лицо к её лицу. – То, что ты не предлагала никакому другому мужчине? Ценю, Макензи, потому что я предложил тебе то же самое, с моим первым поцелуем.

– Так что, мы будем первыми друг у друга, по-своему, даже если в наших культурах принято иное?

– Да.

– Тогда поцелуй меня, Нихил. Я хочу снова испытать это невероятное чувство.

– О, да, я намерен поцеловать тебя, моя Макензи, всю тебя, – взгляд мужчины исследовал её. – У тебя как с этим, порядок?

– Пока у меня будет возможность делать то же самое, – возразила она и увидела, как его светящиеся глаза заискрились.– Зачем ты держишь мои запястья?

– Потому что я теряю контроль, когда ты прикасаешься ко мне, – изменив захват так, что её тонкие запястья оказались в одной его руке, Нихил позволил другой спуститься вниз по плечу девушки. Мужчина возненавидел рукав штормового покрытия, мешавший ему добраться до её гладкой, шелковистой кожи, но всё же почувствовал тепло её тела и легкую дрожь. – Я пугаю тебя, Маккензи?

– Нет, – прошептала она, с удивлением обнаружив, что это правда. Девушка не ожидала подобного, только не после того, как её пленили залудианцы. Но сейчас это был Нихил, и всё было по-другому.

Нихил кивнул и позволил своей руке продолжить путешествие вдоль её ключицы, по краю покрытия, к шее. Ему захотелось схватить штормовку и разорвать её, обнажив красивую кожу, но Нихил знал, что это невозможно даже с его силой, поскольку материал был создан для того, чтобы выжить в суровых условиях. Он не поддавался ничему, кроме самых острых лезвий.

Зная, что есть лишь один способ снять покрытие, мужчина продолжил, исследуя форму маленькой упругой груди, полушария которой так идеально облегал материал. Ему нравилось, как она, казалось, приветствовала его прикосновения и как бледно-розовые соски, которые мужчина видел в душе, проступали сквозь материал, требуя большего.

Опустив голову, Нихил дал ей больше, втянув тугой сосок глубоко в рот и щелкнув по нему языком. Медленно отстраняясь, мужчина удерживал сосок во рту так долго, как только мог, кружа по нему языком, пока, наконец, тот не вырвался из его губ.

Уголок его рта дернулся в легкой, самодовольной усмешке, когда Нихил услышал стон Маккензи и увидел влажную метку, что оставил его рот на её груди. Он хотел такую же, на её коже.

Пока его рот дразнил напряжённый сосок, его рука скользнула вниз по её животу, массируя широко разведенными пальцами упругую плоть. Зная, что ещё многое предстоит исследовать, Нихил двинулся вдоль её бедра и, наконец, достиг тёплой, шелковистой, обнажённой кожи. Подняв на неё свой взгляд, Нихил внимательно следил за реакцией девушки, когда его рука скользнула по её бедру, и его мозолистый большой палец прошёлся по ещё более нежной коже внутренней стороны бедра, прихватив с собой ткань. Достигнув развилки её бедер, мужчина отстранился, сдвинув покрытие вверх над одним бедром.

– Нихил...

– Терпение, малыш. Я же сказал, что я хочу целовать тебя всю. Оставь руки над головой.

Его взгляд был наполнен обещанием, пока он ждал её согласия. Когда она кивнула, Нихил медленно отпустил её запястья, и его вторая рука скользнула вниз по её телу, пока не достигла другой стороны её покрытия, потянув его наверх. Маккензи инстинктивно приподняла свои бедра, и покрытие расположилось вокруг её талии.

Перераспределив свой вес, Нихил скользнул сначала одной ногой, а затем другой меж её бедер, раздвигая их. Опершись на локти, Нихил легко закинул ноги девушки на свои широкие плечи, в то время как его руки обернулись вокруг её ног, полностью раскрывая её своему взору.

– Богиня, как же ты прекрасна, Маккензи, – прошептал он, глядя на её блестящие, влажные складочки. Она действительно была богиней, его богиней, и он собирался обращаться с ней как с таковой. Большими пальцами, Нихил раздвинул темные кудри, обнажая суть её удовольствия, а затем, прижался ртом, боготворя её.

Мак понимала, что Нихил хотел, чтобы она держала свои руки над головой, но она просто не могла. Она хотела больше, чем просто чувствовать прикосновения Нихила. Она хотела видеть, как он прикасается к ней. Приподнявшись на локтях, девушка смотрела на него, обосновавшегося у неё между ног, и не могла поверить, насколько возбуждающе это было.

Мак никогда не верила рассказам других женщин о том, как они возбуждались, и насколько их привлекали прикосновения их приятелей. У нее с Чейзом было не так. Ей все казалось неудобным и смущающим. Ей приходилось осознанно заставлять себя расслабиться, когда Чейз прикасался к ней, и обычно она закрывала глаза. Маккензи всё время задавалась вопросом, что с ней не так. Теперь же она знала, что дело было не в ней. Это Чейз... Он не был Нихилом.

Простейшее из прикосновений Нихила влекло её. Когда он делал это с намерением, как сейчас, дыхание девушки останавливалось в ожидании. Когда глаза мужчины начинали светиться ярче, сердце Мак билось сильнее, а её лоно сжималось в нужде. Наблюдая за ним теперь, когда Нихил прикасался к ней столь интимно, а его глаза светились ярче, чем Мак когда-либо видела, сердце девушки пульсировало с невероятной болью, которую, как она знала, мог облегчить только он. Её глаза расширились, когда она увидела, как он опустил голову, а дыхание остановилось, когда мужчина начал облизывать и посасывать её клитор.

– Нихил! – вскрикнула она, вцепившись в кровать, чтобы остановить себя от прикосновений к нему, поскольку она согласилась не делать этого.

Нихил зарычал, когда вкус Маккензи взорвался на его языке. Богиня, ничто никогда не было настолько сладким и прекрасным, как его пара. На её крик, мужчина обратил свой пылающий взор к ней, в то время как его рот продолжал сосать маленький пучок нервов. Девушка сдвинулась, хотя он сказал ей не делать этого, – и они обсудят это позже, – но, по крайней мере, Маккензи не прикасалась к нему. Нихил не думал, что сможет контролировать себя, если она прикоснётся к нему. Его член уже болезненно вздулся в тесных границах его штанов, и только контроль воина не давал ему освободиться. Нихил хотел убедиться, что Маккензи никогда не пожалеет, что отдала ему этот подарок, что её первый опыт в соединении будет запоминающимся благодаря тому количеству удовольствия, что он доставит ей, а не от того, что он будет думать только о своём собственном удовольствии.

Переместив руки, мужчина обернул одну вокруг её бедер, не давая им подняться, продолжая расточать ласки её сути, а другой – исследовал её гладкие складочки. Медленно мужчина скользнул пальцем в её дырочку. Нихил знал, что она будет маленькой, потому что всё в ней было маленьким по сравнению с ним. Но Богиня, не настолько же маленькой и тугой!

Мужчина почувствовал, как стенки её влагалища крепко обхватили его палец, когда он медленно начал разрабатывать вход. Насколько же удивительные ощущения доставят они, сжав его член? Нихил осторожно добавил второй палец и почувствовал инстинктивное сопротивление её тела увеличившимся размерам, но продолжил настаивать, поскольку хоть два его пальца и были большими, его член был намного больше. Богиня, она была тесной! Войдя так глубоко, как смог, мужчина почувствовал барьер, и замер, когда она ахнула от боли.

– Маккензи? – он на мгновение отстранился, пронзив её взглядом.

Что это было? Почему он причиняет ей боль?

– Всё нормально. Это моя плева. Это и должно быть больно в первый раз.

Нихил нахмурился. Он знал, что кализианки имели подобную вещь, потому что у него были сестры. Он все ещё мог вспомнить, как его мать плакала и обнимала каждую, в тот день, когда они ходили лечиться, заявляя, что они теперь не просто её потомство женского пола, а действительно женщины. Это делали для того, чтобы женщины не испытывали боли, когда впервые соединялись. Почему Маккензи не лечилась? Разве люди так не делают?