Неизвестный фактор (Романы)

Он осторожно осмотрел груду топлива и отложил все, что могло происходить от соседних деревьев. И только потом подбросил в костер дров: он был уверен, что такой сон опасен. Проснувшись, он был довольно далеко от костра. А что, если бы он ушел еще дальше и замерз, так и не проснувшись?

Однако, присев к костру, Дискан не мог забыть об увиденном во сне. Картины, в отличие от обычных сновидений, не рассеивались; чем больше он о них думал, тем ярче они становились. Эти мгновенные отчетливые видения мест города: резной блок, установленный в стене... изображение на этом блоке — он видел его только во сне... дверь, за которой — он это знает — лестница... хотя он ее не видел...

Дискан покачал головой. Кроме этих обрывков — ничего. Но они почему-то очень важны. Он никогда их не забудет, как бы ни старался.

С восходом солнца начался ясный день, снег прекратился. Дискан съел остатки мяса. Благоразумно сберечь немного на будущее, но он, когда начал жевать жесткое мясо, так и не смог остановиться.

К тому времени как солнце взошло высоко, он понял, что долина у водопадов и озеро — это тюрьма. Взобраться по ледяным склонам утесов у водопада — подвиг, на который он не решится. За рощей еще один крутой подъем, так что единственным входом и выходом в эту чашу является ручей — путь, по которому он пришел накануне вечером. Но всякий раз как он поворачивался к этому выходу, что-то останавливало его, словно он натыкался на преграду. Что это, он не знал; знал только, что этот выход для него закрыт.

Остается исследовать стены долины. К полудню он выбрал место, которое показалось ему самым подходящим для подъема, — сразу за рощей. Здесь как будто не так круто, как в других местах. В полной мере вернулся страх перед собственной неуклюжестью, и к тому времени, как он поднялся на карниз на высоту примерно в три его роста от поверхности озера, он вспотел, несмотря на холод. Вспомнив элементарную предосторожность — не смотреть вниз, он двинулся по карнизу, прижимаясь к стене утеса, обдумывая каждый шаг, прежде чем сделать его.

Вскоре узкий карниз расширился, превратился в горную тропу, похожую на примитивную лестницу. Добравшись до этого места, Дискан осмотрел путь впереди. Неровная поверхность тропы поднималась не вертикально, а по диагонали. И только немного отойдя от стены и посмотрев наверх, он увидел нависающий снег. Если случится лавина...

Дискан прикусил кончик языка и попытался дышать ровнее. Воображение с готовностью нарисовало картину возможной катастрофы. Но, преодолевая сопротивление собственного тела, он стал подниматься дальше.

Он никогда не сомневался в своей силе — только в способности ею воспользоваться, но этот подъем оказался таким трудным, что потребовалось все его упрямство. И дело не только в трудности: он находил опоры для рук и ног; нет, он боялся, что не сумеет правильно воспользоваться этими опорами и допустит какую-нибудь нелепую ошибку.

Обычно поле его зрения ограничивалось несколькими футами, но он постоянно чувствовал нависший снег, который может мгновенно смахнуть его с тропы, одолеваемой с таким трудом. Материал кокона, которым он обвязал руки, поглощал пот, но лицо его стало мокрым, светлые волосы прилипли к голове. И ему время от времени приходилось протирать глаза, чтобы избавиться от едкой соленой влаги.

Изучение дальнейшего пути показало, что он должен двигаться вдоль узкой, почти горизонтальной трещины справа от себя. Именно здесь угроза нависающего снега стала наибольшей. Руки дрожали от усилий; Дискану казалось, что тело все труднее ему повинуется. Но отступление невозможно.

Он выдохнул и передвинулся вправо, поближе к трещине. Теперь под ногами у него узкая, в четыре дюйма, полоска, которую трудно назвать карнизом. А выше, на уровне плеч, опора для рук или по крайней мере для пальцев. Прижимаясь к твердому камню, так что он царапает лицо, Дискан мог продвигаться вперед по несколько дюймов за раз.

На дюйм вперед, подтянуться, на дюйм вперед, подтянуться — кошмарное путешествие продолжалось. Он весь дрожал от напряжения, от усилий, которые требовались для преодоления этих дюймов, когда почувствовал под ногами более широкую поверхность. Узкий карниз расширялся! Облегченно передохнув, Дискан двинулся быстрее и тут же взял себя в руки: не время терять осторожность.

И как только он обогнул выступ в скале, вспыхнувшая было надежда мгновенно его покинула. Карниз расширялся — он превратился в широкий выступ — и затем кончился! И никакой надежды на продолжение пути выше по откосу. Дискан остановился, губы его дрожали, он был вынужден признать свое поражение.

И что еще хуже, он совсем не уверен, что сумеет вернуться. Он не мог сдержать дрожь в руках — дрожь, распространившуюся на все тело, пока он пытался справиться с этим следствием усталости и напряжения. Он поджал ноги и свернулся в клубок страха и отчаяния.

Сверху падал мелкий снег, покрывая порошком его тело. Этот навес — может ли ветер его сбросить? Дискан вырвался из тумана несчастья и жалости к самому себе. Если он не может двигаться вперед, ему придется возвращаться, и лучше попытаться это сделать немедленно, пока бездействие и мороз не приведут его нервы и тело в такое состояние, что он вообще не сможет двигаться.

Он встал, повернулся налево и прощупывал свой первый шаг назад, когда увидел темное пятно, как и он, прижавшееся к стене утеса. Мех шевелился на ветру, но когтистые лапы цеплялись плотно, а глаза — не красноватые, как в свете костра, но по-прежнему очень яркие — устремлены на него. Существо из дикой местности шло за ним.

Дискан не мог поднять дубину, и на его глазах пятно шевельнулось и приблизилось. Существо остановилось, глядя на него. И этот взгляд лишил Дискана даже слабой уверенности в себе, которая у него сохранялась. Он вернулся на широкий участок карниза и закричал — отчасти вызывающе, но скорее уступая непреклонной судьбе. Затем упал почти в центре этой площадки и отчаянно вцепился, чтобы не свалиться с карниза. И тут животное приземлилось рядом с ним, почти на нем, и он услышал рев сползающего снега. Дискан всегда удивлялся тому, что этот поток снега не унес его с собой, но центр потока оказался левее, как раз над тем участком, которые он преодолевал дюйм за дюймом. Снег засыпал его, но он все еще был на карнизе, когда лавина миновала и с грохотом обрушилась на дно долины.

Он почувствовал дыхание на щеке и уловил запах, такой же, как от пятен на скале, где он нашел тело первого убитого животного. Дискан лежал на спине и смотрел в глаза всего в нескольких дюймах от его собственных. Тяжело дыша, он лежал неподвижно. Зубастая пасть слишком близко к его горлу, а он помнил раны на добыче.

Затем мохнатая голова отдалились — существо, похоже, отодвинулось от него. Но Дискан не шевелился, пока оно не отошло на другой конец небольшой площадки. Тогда он очень осторожно сел, прижимаясь спиной к стене и свесив ноги над пропастью.

Животное не двигалось. Оно сидело на задних лапах — прямо, как перед костром. Его внимание делилось между человеком и ситуацией, в которой они оказались. Дискан вздрогнул. Лавина унесла грозящий снежный навес, но он знал, что не сможет повернуться спиной к животному, чтобы начать опасный спуск.

Спутник по несчастью ничего не предпринимал, и Дискан слегка расслабился. Он внимательно разглядывал животное. При свете костра и при первой встрече здесь оно казалось темным. Но теперь ветер разрыхлил длинный мех на спине и плечах, и появились светлые полоски, как будто мех у кожи гораздо светлей. Он серого цвета с голубоватым оттенком, того же цвета, что камень сзади, и чуть светлее на животе и на внутренней стороне ног. Красивое животное, хотя его манера движения говорит о силе и даже, может быть, о злобе.

— Куда же мы двинемся отсюда? — спросил наконец Дискан; голос его резко прозвучал в тишине.

Узкая голова повернулась. Потом вернулась в прежнее положение с почти сознательной целеустремленностью: животное продолжало разглядывать стену утеса, который стал для них ловушкой.