Штурм

Однажды в его комнате собрались начальник политотдела армии А. Я. Сергеев, начальник инженерного отдела И. Н. Брынзов и другие генералы, фамилии которых не помню. Владимир Николаевич, задумавшись, стоял возле открытого окна и смотрел на потемневшее небо. Черные тучи словно застыли, на улице все безмолвствовало. Наступившая тишина казалась загадочной, а вечерняя тьма зловещей.

— Вот так и на войне, — сказал Разуваев. — Перед бурей всегда затишье, и, чем тише, тем сильнее грянет буря.

По тону Разуваева мы почувствовали, что у него есть какие-то важные новости.

— А если стихи перевести на наш, солдатский язык? — полюбопытствовал Сергеев. — Что она будет означать, эта буря?

— В самом деле, Владимир Николаевич? — поддержал его Брынзов.

Разуваева не пришлось долго упрашивать.

— По всем данным, сосредоточение гитлеровских войск в районах Орла и Белгорода заканчивается. Со дня на день надо ожидать огромной битвы, так как на этих же направлениях давно группируются и наши войска, — сообщил Разуваев.

— Гитлер, видимо, хочет взять реванш за разгром Паулюса, — прервал его Сергеев.

— Тут дело посерьезнее! — воскликнул Разуваев. — Конечно, катастрофа на Волге подорвала престиж Гитлера в глазах его союзников. Он спит и видит свои дела в отличном состоянии. Однако я хочу напомнить вам о другом. Заметьте, в район Орла и Белгорода прибывают немецкие войска из оккупированной Франции.

— Не может быть, — перебил его генерал Брынзов, — ведь там со дня на день должен открыться второй фронт.

— Знаешь, дорогой! — энергично возразил Разуваев. — У нас на Кавказе делают так: если ишак заупрямится — испугай его, тогда он повезет. Так и наши союзнички. Они — запомни, дорогой, — откроют второй фронт только тогда, когда мы учиним еще два-три таких разгрома, как на Волге. Вот тогда они испугаются, как бы мы сами не прикончили Гитлера, и начнут поторапливаться.

Разуваев, возбужденный, подошел к окну. По всему чувствовалось, что он уже не раз думал о медлительности союзников и поэтому не мог безразлично говорить об их странной позиции.

Послышались глухие раскаты грома, небо прорезали зигзаги далеких молний.

— Друзья познаются в беде, — заметил Сергеев. — Заокеанских вояк мы не видели в Европе в самое тяжкое для нас время. А на пир они пожалуют.

Когда поздно ночью мы собрались расходиться по домам, Разуваеву принесли перехваченную немецкую радиограмму. Как сейчас, помню, это было 5 июля 1943 года. Гитлер объявлял своим войскам приказ: «Мои солдаты! Ваша победа должна еще более, чем раньше, укрепить во всем мире убеждение, что всякое сопротивление германским вооруженным силам в конечном счете бесполезно. Колоссальный удар, который будет нанесен сегодня утром советским армиям, должен потрясти их до основания!»

В этот день началась великая Курская битва.

Гитлер не в состоянии был трезво оценить возможности и силы непонятной ему страны социализма. К лету 1943 года Советская Армия неизмеримо выросла, закалилась в боях, ее командный состав постиг на опыте искусство войны. Эвакуированные в глубокий тыл заводы в невиданных масштабах развернули производство военной техники и боеприпасов. Наш народ во главе с Коммунистической партией и Советским правительством отдавал все свои силы делу победы.

Каждый день приносил нам известия о напряженных, кровопролитных боях под Курском. Трудно, очень трудно было сознавать, что где-то идет величайшая битва, а мы, полные сил, вооруженные и оснащенные новейшей техникой, сидим в резерве.

В самый разгар Курской битвы — 9 июля командующий Южным фронтом генерал-полковник Ф. И. Толбухин, выполняя директиву Ставки, начал ускоренную подготовку наступательной операции. Замысел был таков. Первый удар наносят 5-я ударная и 28-я армии. После овладения ими главной полосой вражеской обороны на Миусе в прорыв вводятся два механизированных и два стрелковых корпуса 2-й гвардейской армии. Им предстояло развить наступление и овладеть центром Донбасса.

Это было полной неожиданностью для командного состава армии. За короткое время мы должны были скрытно от врага подтянуть к переднему краю десятки тысяч людей, свыше тысячи орудий, около трехсот танков, громадное количество автомашин и повозок с боеприпасами.

Мы отдавали себе отчет в том, что прорыв сильно укрепленной обороны требует солидной подготовки, иначе неизбежны большие потери. Вместе с тем понимали, что надо торопиться с поддержкой наших товарищей, сражавшихся на Курской дуге.

Первые двое суток дивизии маршировали пешком только по ночам, и противник, возможно, не видел передвижения войск. Дальше пошло хуже. Летние ночи коротки. Времени явно не хватало. Пришлось перемещать войска и днем. Гитлеровцы начали бомбить колонны. Все же к 15 июля наши войска сосредоточились в тылах 5-й ударной и 28-й армий.

Испытание

Наступила темная, безлунная ночь. Мы с Крейзером и Степановым прибыли на наблюдательный пункт к генералу В. Д. Цветаеву, командующему 5-й ударной армией.

Непрерывно по телефону и через офицеров штаба уточняется готовность к штурму. Особенно нервная обстановка у артиллеристов: на подготовку к наступлению нам всегда не хватает времени, а теперь его вообще оказалось слишком мало. Вновь прибывающие части занимали свои позиции перёд самой атакой, не успев даже пристрелять цели и реперы. Командующий артиллерией 5-й ударной армии генерал-майор А. И. Бельцов потерял голос и с трудом отдавал распоряжения по телефону.

И вот наступило памятное утро 17 июля. Ровно в три часа тридцать минут открыли огонь тысячи орудий. По ту сторону реки сплошное море всплесков от разрывающихся снарядов и мин.

В этот момент ко мне подошел Степанов. Укоризненно качая головой, он показал на северную окраину Дмитриевки, которую гитлеровцы, по данным нашей разведки, сделали мощным узлом сопротивления.

— Жидковат там наш огонек, — с сожалением отметил он.

— Поспешишь — людей насмешишь, — нехотя ответил я. — Следовало сильнее ударить по этому участку. Да времени не хватило, чтобы подготовить необходимые силы.

…И вот уже пехота 5-й ударной армии поднялась в атаку. По телефону сообщили, что пошли вперед и части 28-й армии. Артиллерия перенесла огонь в глубину обороны. Орудия сопровождения прямой наводкой пытаются, впрочем не всегда успешно, подавить или уничтожить ожившие огневые точки. Враг ожесточенно сопротивляется. Частям 5-й ударной армии удалось овладеть всего лишь первой траншеей и частично второй. Иначе складывалась обстановка на фронте 28-й армии. Ее части не смогли занять даже первую траншею. Прорыв не удался. К полудню наступление приостановилось. Как показали пленные, немецкое командование знало о подготовке нашей операции и поэтому заранее усилило оборону на этом участке.

Изменив первоначальный план, командующий фронтом поставил перед 2-й гвардейской армией новую задачу — прорвать миусскую оборону фашистов своими силами и выйти к реке Крынка.

Свежие силы 2-й гвардейской, поддержанные танками, во взаимодействии с войсками 5-й ударной и 28-й армий постепенно стали вгрызаться в глубину немецкой обороны. К вечеру следующего дня на правом берегу Миуса у нас образовался плацдарм до десяти километров по фронту и в глубину.

Командующий 6-й немецкой армией[4] генерал Холлидт принимал меры, чтобы приостановить наступление советских войск. Двенадцать раз за эти два дня гитлеровцы бросались в контратаки.

Чтобы лучше управлять войсками, Крейзер решил приблизить к ним свой командный пункт. Ночью мы перебрались через Миус и расположились в одной из балок западнее села Дмитриевка.

К концу третьего дня штурма обстановка ухудшилась. Авиация противника господствовала над полем боя. Немецкие самолеты даже ночью, используя осветительные бомбы, не оставляли в покое наши боевые порядки. По показаниям пленных летчиков, их командование спешно перебросило с белгородско-харьковского направления на аэродромы Донбасса воздушный флот в 600–700 самолетов. Это соответствовало действительности. Партизаны из Донецка, Горловки, Константиновки сообщали нам о прибытии на местные аэродромы все новых и новых немецких бомбардировщиков.

4

Эта армия в составе четырех корпусов была создана по приказу Гитлера вместо разгромленной у Волги 6-й армии Паулюса. — Прим. авт.