Штурм

Здесь расположился штаб 2-й гвардейской армии.

Командующий армией генерал-лейтенант Я. Г. Крейзер, высокий, смуглый, жестом приглашает меня присесть.

— Наши войска, — говорит он, — не смогли с ходу прорвать оборону немцев на Миусе. Как вам уже известно, армия была ослаблена боями против войск Манштейна. И вот теперь мы в резерве Ставки.

— Понимаю. Какие будут указания, чем в первую очередь заниматься артиллеристам?

— Не терпится узнать? Как говорится, желаете с корабля на бал. Это хорошо. Надо в кратчайший срок восстановить артиллерию, особенно противотанковую и дивизионную. А времени у нас совсем мало. Один месяц, не больше.

Мне нравится эта лаконичность в постановке задачи.

— Ясно, — коротко отвечаю я.

Командующий встает и крепко пожимает мне руку:

— Действуйте. Предстоят большие дела. Снова пойдем на Миус: другого пути в Донбасс нет.

Крейзер советует отправиться к начальнику штаба генерал-майору С. С. Бирюзову:

— Он подробнее ознакомит вас с обстановкой.

Сергей Семенович — высокий блондин лет тридцати пяти, с крупными чертами умного лица. Это первое хорошее впечатление позже еще больше окрепло. В какой бы обстановке мы потом ни встречались — в дни затишья на фронте или в период тяжелых боев, — он всегда был внимательным, постоянно жил мыслью о делах и состоянии войск, жадно впитывал в себя все новое из опыта минувших боев. «Таким, пожалуй, и должен быть начальник штаба», — с удовлетворением думал я, осматривая простую крестьянскую хату, где Бирюзов занимал комнату. Все здесь тоже говорит о вкусах, характере и стиле работы начальника штаба. В комнате два стола: на одном на доске наколота большая карта, испещренная красными и синими стрелками, цифрами, условными знаками, на другом — книги, бумаги, разложенные в строгим порядке.

Ознакомив меня с обстановкой, начальник штаба начинает говорить о том, чего не может рассказать вам даже тщательно отработанная карта.

— Мы находимся накануне новой огромной битвы, — горячо и убежденно говорит Сергей Семенович. — Нам дорог каждый день, каждый час. Время работает на нас, и мы должны бережливо, умело его использовать в целях подготовки к наступлению. Орудия, снаряды, машины — все это важно и нужно накапливать. Но при этом помните о главном — о людях. Готовьте их к новым испытаниям.

Чем больше слушал я Бирюзова, тем яснее и шире раскрывались передо мной перспективы войны, радостные дали нашей победы. Встречи с другими генералами и офицерами штаба закрепили и усилили это настроение, возникшее у меня после беседы с Бирюзовым.

Есть люди, которые возникают перед тобой неожиданно, но надолго оставляют глубокий след в памяти. И часто, сам того не замечая, ты ощущаешь их благотворное влияние. Таким человеком был начальник политотдела армии генерал-майор А. Я. Сергеев.

— А, нашего полку прибыло! — радостно приветствовал он меня около дома Бирюзова и потащил к себе в комнату. — Вот это хорошо, что так быстро дали нам начарта. — И с места в карьер стал знакомить с состоянием артиллерийских полков.

Он не мог спокойно сидеть на месте, часто вставал, шагая из угла в угол. Четкие, лаконичные характеристики людей, порой резкие и беспощадные, оказались, как позже я узнал, справедливыми. Возбужденность Сергеева была не случайна. Он только что приехал из частей и подробно рассказывал о больших потерях разведчиков, вычислителей, радистов. Сам артиллерист, он отлично понимал сложность и трудность подготовки таких специалистов. И Александр Яковлевич сообщил, как политотдел армии помогает командирам частей в подготовке этих кадров.

В тот же день мне удалось познакомиться с офицерами штаба артиллерии. Надо отдать должное Краснопевцеву, он сумел подобрать дельных работников.

Хорошее впечатление произвел начальник штаба полковник С. С. Степанов, знающий, скромный человек. В бою, как потом привелось убедиться, он показал себя храбрым и находчивым командиром. Представив своих офицеров, Степанов, почему-то смущенно улыбаясь, предложил посмотреть штабную батарею и роту ВНОС[3].

На окраине села выстроилось около двухсот солдат. В ответ на обычное: «Здравствуйте, товарищи!» — ответили разноголосо, неуверенно.

Вглядываюсь в лица людей в серых шинелях. И только теперь замечаю, что большинство из них — девушки. В новых шинелях, в пилотках, в кирзовых сапогах.

Степанов доложил:

— Только вчера сто двадцать девушек-добровольцев прибыли из Ростова. — И полковник как-то неуверенно закончил: — Не знаю, что будем с ними делать?

Девушек обидело такое отношение к ним. Строй загудел, как пчелиный улей. Неожиданно прозвенел хрупкий голосок:

— Товарищ генерал! Не отправляйте нас обратно. Мы будем стараться.

Обходя строй, я увидел во второй шеренге девочку лет пятнадцати. Строго сказал командиру роты:

— Это уже возмутительно! Как же вы могли принять подростка?

Не успел он ответить на мое замечание, как девочка, протиснувшись через первую шеренгу, уже стояла перед нами.

— Дяденька генерал! — всхлипывала она. — Не выгоняйте меня. Хочу воевать вместе с сестрой, она большая, ей восемнадцать лет.

Я махнул рукой и пошел в штаб. Приказал Степанову тотчас же несовершеннолетних отправить по домам.

Однако эта девочка позже все-таки вернулась в роту. Узнал я об этом только через год, на Перекопе, когда вручал ей медаль «За отвагу». Под минометным обстрелом она быстрее всех устраняла повреждения проволочной связи.

Девушки-ростовчанки в боях показали себя примерными солдатами.

В эти дни спать приходилось мало. Дней десять знакомился с войсками. Приедешь, бывало, ночью к себе в штаб, а там уже ждут неотложные дела: и новое пополнение надо распределить, и о снабжении частей снарядами позаботиться, и выслушать доклад начальника штаба.

Командарм тогда редко тревожил меня. Создавалось впечатление, что Крейзер не интересуется артиллерией. Лишь изредка, по телефону или при встрече в какой-либо дивизии, он отдавал краткие распоряжения. Однако позже я узнал, что командующий внимательно следил за работой нашего штаба.

В крепкую, отлично организованную 2-ю гвардейскую армию входили 1-й и 13-й гвардейские стрелковые корпуса и 2-й гвардейский механизированный корпус. Каждая дивизия имела боеспособный артиллерийский полк. Кроме того, в соединениях имелась корпусная и армейская артиллерия.

Среди солдат и сержантов было много коммунистов и комсомольцев, закаленных в суровых схватках. В минувших боях армия понесла большие потери. Теперь пехота и артиллерия нуждались в серьезном пополнении. Особенно поредели стрелковые роты и противотанковые батареи.

Как-то я разговорился с командиром роты бронебойщиков 33-й гвардейской стрелковой дивизии лейтенантом Петром Болото. На подступах к Волге, будучи сержантом, он вместе с тремя бойцами остановил атаку тридцати немецких танков, уничтожив пятнадцать машин. За этот подвиг он был удостоен звания Героя Советского Союза.

— Много ли у вас в роте неисправного или старого оружия? — спросил я.

— Во всей дивизии только новое, военного времени, — с гордостью ответил лейтенант. И грустно добавил: — Вот только мало бойцов в роте осталось.

Он рассказал, что солдаты добрым словом вспоминают рабочих эвакуированных сталинградских заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь», присылающих из далекой сибирской тайги превосходное вооружение.

— Исключительно хороши бронебойки с надписью; «Нашим защитникам», — тепло отозвался Болото.

Армия пополняется вооружением, людьми. В части вливаются шахтеры из недавно освобожденных восточных районов Донбасса. Все они замечательные люди, испытавшие фашистскую неволю, исполненные ненависти к поработителям. К сожалению, большинство из них не имеет военной подготовки и боевых навыков.

Войска армии пока в резерве, но впереди нас ожидают тяжелые бои за Донбасс, а их успех во многом зависит от умелой организации взаимодействия пехоты и артиллерии, деловых взаимоотношений и доверия между начальниками и подчиненными. В 13-м корпусе, как мне стало известно, командир не ладил с командующим артиллерией. Пришлось в первую очередь отправиться туда.

3

Воздушное наблюдение, оповещение, связь.