Штурм

Именно об этом вскоре сообщил мне по телефону начальник разведки Дмитриев. Он доложил, что противник контратакует мелкими группами, чтобы выровнять фронт и выбить наши штурмовые отряды, глубоко вклинившиеся в его боевые порядки. Генерал Захаров взял у меня трубку и долго уточнял данные, полученные от разведчиков. Потом обратился ко мне:

— Видно, немцы постараются ночью усилить оборону опорных пунктов, и прежде всего Джулги. Что вы предпримете?

Я ответил, что артиллеристы выдвигают пушки и гаубицы поближе к передовым подразделениям пехоты. За два-три часа до рассвета они будут на месте. Командующие артиллерией дивизий еще засветло указали районы позиций, а командиры артполков выслали туда пеших артиллеристов, чтобы подготовить окопы для гаубиц и щели для номеров.

— Замечательно! — сказал командарм. — А почему бы вам не вывести на прямую наводку тяжелые стопятидесятидвухмиллиметровые гаубицы? Вот было бы хорошо!

— Такая мысль и мне приходила в голову, и я даже приказал отрыть десять орудийных окопов против Джулги. Но потом отказался от этой затеи. Стопятидесятидвухмиллиметровую гаубицу, которая весит семь с половиной тонн, не дотянут даже сто человек. Можно попробовать прицепить ее к двум тракторам, но как вспомнишь наши лигроиновые ЧТЗ-60, так злость разбирает. Когда они работают, из каждой выхлопной трубы, как из самовара, бьет такое пламя, что на поле они будут настоящей мишенью.

— Да, — медленно произнес Захаров, — и все же подвезти тяжелые орудия надо. Пусть даже потеряем половину, зато другие окажут пехоте неоценимую услугу. Благо там храбрый и умный командир артполка подполковник Иванов. Он что-нибудь придумает…

Поздно ночью командующий армией, крайне раздраженный, еще раз зашел ко мне.

— Подумать только, — сразу же начал он, — сильнейшую оборону с дотами, броневыми куполами нам удалось пробить. Две такие позиции из трех прорвали! А развить успех, оказывается, нечем.

Он долго ходил по блиндажу и не мог успокоиться.

Наступило утро 9 апреля. После дополнительной пристрелки — а она была необходима из-за близости наших войск к противнику — мы приступили к артиллерийской подготовке. Поставленные ночью гаубичные и тяжелые орудия целый час били непрерывно по дзотам, огневым точкам, траншеям. После этого в 10 часов пехота дружно поднялась в атаку.

В первый же час гитлеровцы были выбиты из третьей траншеи. Особенно успешно для нас развивался бой на правом фланге наступления армии, где действовала 87-я гвардейская дивизия полковника Тымчика, которая, смело отражая контратаки, прорвала почти всю главную полосу обороны и вышла к Ишуньским позициям. Полковник Тымчик и командующий артиллерией полковник Шевченко умело командовали своими частями. Разумную инициативу и находчивость в бою проявляли командиры полков майоры Подолич, Шепелев и Поплавский.

Успех дивизии превзошел все наши предположения и имел далеко идущие последствия. Важный опорный пункт Джулга оказался обойденным с запада. Это помогло соединениям Цаликова и Казарцева, наступавшим на направлении главного удара, успешно выполнить свою задачу.

Командиры

В боях росло мастерство наших командиров, закалялась их воля к победе. Навсегда остались в моей памяти лейтенант Сергей Григорьевич Двигун, подполковник Вениамин Митрофанович Домников, полковники Владимир Иванович Кобзев, Кирилл Яковлевич Тымчик, Василий Андреевич Шевченко.

Однажды вечером, когда горячие схватки на переднем крае затихли, я встретил в 192-м артполку 87-й стрелковой дивизии полковника В. А. Шевченко. В короткие минуты передышки он и рассказал о подвиге Двигуна. Работая над этой книгой, я нашел в потрепанном фронтовом блокноте беглые заметки о нем.

Командир взвода 192-го артиллерийского полка лейтенант Двигун наступал вместе с передовыми пехотными цепями. Когда бойцы попадали под внезапный пулеметный огонь, офицер быстро обнаруживал цель и, корректируя огонь, уничтожал ее. В этом заключались его обязанности, и он с радистом добросовестно их выполнял.

Однажды рота залегла перед развалинами блиндажей. Убийственный огонь трех пулеметов прижал солдат к земле. Пехота несла большие потери. Некоторые бойцы стали отползать назад, пытаясь укрыться в воронках.

Лейтенант Двигун выдвинулся вперед и обнаружил вражеских пулеметчиков, до них было рукой подать. По данным лейтенанта, переданным по рации, батарея нанесла меткий удар. Пулеметы замолчали навсегда, но Двигун пострадал от осколка своего снаряда.

Командир роты выделил бойцов, чтобы отправить офицера в тыл на операцию, но он отказался и продолжал корректировать огонь своей батареи. Когда пехотинцы вновь попали под обстрел, Двигун ползком добрался до воронки. Гитлеровцы заметили его и пытались захватить в плен. Тогда лейтенант вызвал огонь на себя. Противник отошел. Рота стремительно рванулась вперед и овладела рубежом. На дне воронки солдаты нашли тяжело раненного артиллериста. По пути на медпункт Двигун скончался.

Бои на левом фланге носили еще более упорный характер. Непрерывно поддерживаемая артиллеристами, 315-я стрелковая дивизия, преодолев упорное сопротивление, вышла на берег Сиваша.

Группировка гитлеровцев, примыкавшая к северовосточной части Перекопа, была окружена. Несколько раз они пытались прорваться и отойти на юго-восток, но безуспешно. Командир 54-го стрелкового корпуса генерал Т. К. Коломиец сосредоточил огонь по узлам сопротивления, и в тот же день эта группировка была ликвидирована.

В результате успешных боев войска 2-й гвардейской армии за тридцать четыре часа прорвали перекопские позиции, уничтожив около десяти тысяч гитлеровцев.

Как заявляли пленные, их сильно подвела собственная артиллерия. Гитлеровские солдаты и офицеры, конечно, знали, каким большим количеством орудий и минометов располагали их войска. Но эта боевая техника в решающий момент оказалась парализованной. Ее почти полностью подавила наша артиллерия.

Вечером 9 апреля 13-й гвардейский и 54-й стрелковый корпуса в первом эшелоне, а 55-й во втором продолжали наступление. Теперь перед нами была Ишунь — вторая оборонительная полоса противника.

Передовые части нашей армии, пройдя за ночь около двадцати километров, подошли к Ишуньским позициям. Инженерное оборудование этого рубежа состояло из развитого предполья и двух укрепленных полос.

Попытки с ходу прорвать Ишуньские позиции оказались безуспешными.

Утром 10 апреля после короткой, наспех организованной артиллерийской подготовки армия вновь перешла в наступление. Противник был выбит из Кураевки, Деде, Карт-Казак № 1, Карт-Казак № 3, Будановки, Пятихатки, 4-го казенного участка, Карповой балки, Филатовки, Караджаная. Части 13-го гвардейского корпуса ворвались в окопы Ишуньского укрепленного района.

Часов около двенадцати полковник Утин, находившийся на передовом наблюдательном пункте, доложил в штаб по телефону:

— Я в полосе наступления восемьдесят седьмой. Если она и дальше так будет наступать, то уже к ночи прорвет Ишуньскую оборону.

В голосе слышны веселые, радостные нотки.

Утин, всегда осторожный в оценке обстановки, на этот раз был уверен в безусловном успехе боя. Из его доклада я понял, что 87-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием полковника К. Я. Тымчика ворвалась в первую траншею вражеской обороны у Карт-Казак № 3, а 261-й стрелковый полк захватил вторую траншею. Казалось, еще немного усилий — и оборона противника будет прорвана. В этот момент начальник разведки штаба артиллерии армии подполковник Дмитриев молча положил передо мной разведывательную карту. На ней жирным синим карандашом отмечалось выдвижение гитлеровских колонн из Джанкоя к Ишуни. Позднее стало известно, что к середине дня командование неприятеля, опасаясь за перекопское направление, усилило оборону на межозерном дефиле, перебросив из Джанкоя последние оперативные резервы.

«Удастся ли нашим упредить противника в выходе к Ишуньским позициям?» Эта мысль не покидала меня все время, пока мы с Ханадьяном и Дмитриевым добирались до передового наблюдательного пункта.