Данэя

Вскоре к ним присоединились Эя и Сын.

... – А как ты сам относишься к неполноценным?

– Я не имею с ними дела.

– Но опыты в космосе проводят на них.

– Да, подопытные неполноценные у нас есть. Только они. Космические спасатели тоже экспериментируют на них. Но я этого не делаю.

– Почему?

– Я и на животных не люблю экспериментировать. Им ведь больно. А на людях совсем не могу.

– Тебе это внушила Ева?

– Не знаю. Может быть. Не помню, чтобы она мне об этом говорила. По-моему, ей важней всего было, чтобы успешно учился. Особенно в самом начале.

– Потому что боялась.

– Чего?

– Над тобой висела страшная опасность. Слишком реальная: ты учился плохо, очень.

– Я... мог стать неполноценным? Значит – мама Ева тогда спасла меня?

– Она и её единомышленники спасли многих.

– Но меня же – она!

... Рассказ Дана и Эи потряс его. С самого начала. Впечатление от него и дальше не проходило, не ослабевало. Было трудно. Как полет в Дальнем космосе. Даже намного трудней: предыдущая подготовка, учеба не давали надежных, привычных ориентиров.

Главным аргументом, подействовавшим на него, была бесчеловечность в отношении неполноценных. Безжалостность к животным – и та была ему отвратительна. А к людям... Ему казалось непонятным, как он это не понимал до сих пор.

– Разве только ты?

Да, да: в том-то и дело, что не только он. Почти все.

– Мы когда-то тоже это не понимали.

– А мама Ева?

– Даже она. Хотя и боролась против отбраковки – потому что жалела своих питомцев. Но она самой первой подсказала самый верный способ уничтожения социального неравенства.

– Кому?

– Лалу.

– Мама Ева? Что подсказала она ему?

– Вот оно, – Эя показала на Сына и Дочь.

– Мы? – удивились они.

– Да!

... – Значит, как я понял, человечество отклонилось от курса. Надо снова лечь на него, – Ли выражался в привычных для себя терминах космонавта. – Для начала: произвести торможение.

– Торможение уже началось. Твоя мама Ева имеет к нему самое прямое отношение. Но всё до конца разглядел и понял первым Лал.

– Лал был настоящим спасателем.

– Почему?

– Подоспел вовремя!

Веру в справедливость их слов в немалой степени подкрепляло общение с ними. Быстро привыкли друг к другу: они к нему, он – к ним. Привязался. Как это может космонавт, привыкший высоко ценить теплоту человеческого отношения. И тоже стал своим для них. Не только потому, что спас их и продолжал самоотверженно возиться с ними.

Ему было слишком хорошо возле них. Как с мамой Евой. Особенно когда девочка сидела у него на коленях.

Они ещё не оправились от перенесенных лишений. Ещё очень худы и слабы физически. Даже не могут есть фрукты, привезенные им, – их приходится превращать в пюре или сок. Но они уже могут двигаться, могут говорить сколько хотят. Но никогда почему-то не улыбаются. В общем-то, пока это нормально; но лучше, чтобы улыбались.

Он попытался как-то раз развеселить девочку, воспользовавшись, что она попросила что-нибудь рассказать.

– Что?

– Сказку. Маленькая, я их любила.

Сказок он ни одной не помнил, но решил не отступать.

– А легенду? – предложил он.

– Давай, – вяло согласилась она.

– На прекрасной зеленой планете жили-были люди, – начал Ли: неплохо! Он рассказывал, сочиняя на ходу. Как появился среди людей ученый, сделавший великое открытие: с помощью его можно было преодолеть огромные расстояния быстрей света. Как построили корабль, ушедший к звездам, где была обнаружена планета, подобная их. Про то, как отправились на новую планету ученый со своим другом и подругой. О гибели друга и оставленном им секрете счастья – детях, которых они должны сами родить и вырастить. И вот появились первые дети, родившиеся на другой планете.

Как, засадив планету лесами и насытив её атмосферу кислородом, ученый, его подруга и их дети улетели домой, а в пути вступили в Контакт с другими разумными существами, потратив на это почти всю энергию, и чуть не погибли.

– Но их ждали на родной планете. Космический дозор принял их сигнал о помощи, и спасатели, посланные им навстречу, успели вовремя.

– И потом?

– Они вернулись домой, на родную планету, и принесли людям великие вести.

– Они вернулись...

Да: не очень-то похоже на легенду. Коротко, слишком. И слова, фразы какие-то топорные: не получилось. Только первая фраза ничего. М-да! Но девочка, к его удивлению, слушала внимательно, сидя напротив, – только почему-то не глядела на него.

– Я не очень-то могу рассказывать легенды, да?

Она повернула к нему голову, и выражение её глаз испугало его.

– Просто, это страшная легенда – ты не всю её знаешь: вот как!

– Не надо, Сестра! – сказал юноша.

– Надо. Слушай! Когда они улетели на Землю, у них в космосе родился Малыш. Маленький-маленький, с крошечными пальчиками. И все радовались, глядя на него и беря его на руки. Когда корабль подошел к точке старта переноса, ему было уже три месяца, и он умел улыбаться.

Тогда-то произошло настоящее сказочное чудо: приняли сигнал Тех и вступили с ними в Контакт. А после гиперпереноса обнаружили, что почти вся энергия израсходована.

Чтобы добраться до Земли, все кроме Отца погрузились в анабиоз и пробыли в нем больше года; но не успели добраться туда, где их должны были встретить, как отказали приборы анабиокамеры, и Отец начал срочно выводить их из анабиоза. Но Малыш не вышел из него. Малыш! О-о-о! Малыш! Родненький мой! – закричала она, забилась в рыданиях. Брат бросился к ней, прижал к себе.

“Что я наделал!” – с ужасом думал Ли. – “Вот почему они так мало говорили о том, что с ними произошло. Да как же это?” Он посмотрел на Дана, будто моля о прощении – за свою невольную вину. Дан, казалось, окаменел.

– Капитан! – тихо сказал Ли. – Я не знал, Капитан.

– Да, да! – как будто издалека отозвался Дан. – Ты должен всё знать: я покажу.

– Отец, не надо! – попыталась остановить его Эя.

– Надо! – как Дочь произнес он. – Пойдем, пойдем со мной.

Они прошли через весь жилой блок – голый, разоренный, страшный. По длинному коридору дошли до дальнего конца его, где Ли ещё ни разу не был.

Там находилась анабиокамера, и в ней, под единственным не брошенным в аннигилятор колпаком – крошечная неподвижная фигурка. Темная прядка волос на белом-белом лобике. Ребенок спит сном, от которого не пробуждаются.

Потрясенный, подавленный увиденным, Ли долго смотрел на ребенка. Ком стоял в горле. Он боялся поднять голову, вновь взглянуть на Дана. Тот молчал – казалось, забыв о присутствии Ли.

– Прости меня, Малыш! – наконец еле слышно произнес Дан.

– Капитан! Прости. Я не хотел.

Дан поднял голову:

– Тебе я могу это сказать. Там, на Земле, нас считают героями – а мне сейчас хочется кричать и выть.

– Ваше горе – и мое горе, Капитан.

Но Дан не слышал. Положив руки на колпак, он опустил на них голову и застыл так.

Появилась Эя, и Ли поспешил уйти. В рубке Дочь всё ещё билась в рыданиях, и Брат даже не пытался её сдерживать; у него самого лицо было мокрым.

Слезы текли из глаз и у Ли, и он не стыдился их.

– Как я мог! Маленький мой!

– Не надо. Отец, родной, ну не надо же! – Мама крепко сжала его.

– Что я упустил? Почему это произошло? – Она в первый раз видела его в таком отчаянии.

– Сделано было всё, абсолютно всё! Говорю тебе это – я знаю!

– Нет! Если бы всё – он бы не умер!

– Камера работала нормально – отказали только приборы. Иначе ни один из нас не вышел бы из анабиоза.

– Я что-то не учел!

– Ты не мог учесть. Так же, как и невероятный перерасход энергии. Мы слишком не всё ещё знаем о гиперпространстве.

– Будь оно проклято – это гиперпространство! И я – что открыл его!

– Перестань! – закричала она. – Перестань сейчас же!!! Ты – не имеешь право так раскисать! Кто поверит тебе, что собственные дети – счастье? Кто? Если увидят тебя таким – сломленным, бессильным! – Но ничего не действовало на него: он не слышал её – только глухо мычал от боли.