Данэя

– Лал! Ты на Земле когда-нибудь ночевал в горах?

– Приходилось.

– Я – только пару раз. Кроме нашего домика.

– Я побольше. А тихо как! Но в случае чего – надо сразу пускать вертолет в сторону от горы.

– Может быть камнепад?

– Не похоже. Не вижу следов. Но – всё-таки!

– Найдем выход трубы, осмотрим тут как следует – и можно сажать крейсер.

– Я думаю, выход под скалой слева. Она явно нависает над водой.

– Меня ещё интересует, что питает озеро?

– По-моему, ночной конденсат с гор: ручейки текут оттуда. Давай немного разомнемся.

Они дошли до обрыва.

– Как её потом назовут? – задумчиво спросил Лал.

– Кто знает. Интересней, когда её удастся заселить. Пока она выглядит довольно угрюмо.

– Небо, смотри, проясняется.

Засверкали звезды, горы причудливо осветились сразу светом двух лун. Удалось увидеть, как яркая звездочка снова прочертила небо. Эя! Но обменяться сигналами невозможно без аппаратов связи на катерах.

– О чем она сейчас там думает?

– Наверно, беспокоится, что долго нет сигнала от нас.

– Обменяемся утром.

– Может быть, немного завидует нам. Дан, как ты думаешь – она уже решилась?

– Трудно понять. Была так усердна.

– Тем не менее: решилась ли она окончательно?

– Должна, я считаю.

– Но когда?

– Торопишься?

– Тебя это удивляет? Не знаю почему, последнее время мое привычное терпение изменяет мне. Так хочется увидеть, как она будет держать на руках своего ребенка.

– Нашего.

– Нашего, м-да... Дан! Я, знаешь, что хотел тебя спросить?

– Что?

– Будешь ли ты задавать себе вопрос – чей он: твой или мой?

– Да какая разница?

– Понимаешь, существовало понятие – голос крови: когда ты знаешь, что ты – а не кто другой – отец ребенка. Вдруг это будет беспокоить тебя?

– Не думаю.

– Ты разве можешь ручаться?

– Откуда я могу знать? Но даже если и будет, так что? Разве я не способен владеть собой?

– Не знаю, будет ли от этого лучше. Понимаешь: ребенок должен иметь определенного отца. И им должен быть ты.

– Почему я – не ты?!

– Я поставил эту цель.

– Что ты предлагаешь?

– Чтобы близость между Эей и мной прекратилась.

– Но ты же живой человек. Двадцать лет без женской ласки?

– Для меня это не столь важно: главное цель! Вытерплю. А нет... Существовали же когда-то резиновые куклы.

– Это уж слишком неожиданно. Я совершенно не готов что-либо ответить. Давай поговорим о чем-то другом.

– Но ты подумай об этом, ладно?

– Да. – И они надолго замолчали.

Лал прервал тишину:

– Дан, знаешь, я до сих пор не могу отделаться от впечатления твоего рассказа – о той гурии, Ромашке. Какой потрясающий материал!

– Материал? Не понимаю.

– Да: для книги.

– О ней?

– Не только: о нашей эпохе. Большой роман. Он начал у меня складываться, когда я вел беседы с вами. Ты разрешишь использовать твою историю?

– Конечно.

– Гурия, неполноценная, окровавленными, изрезанными руками держит на своей груди голову спасённого ею человека, чье открытие перевернёт мир, и плачет от жалости к нему. Не думая, что, может быть, сама настолько обезображена, что уже больше не годится для своего дела – и тогда больше жить ей не придется. Ей жалко “миленького”! Пусть прочтут, пусть знают: неполноценные – люди!

– Твоя книга будет кстати: само же это не исчезнет. Кому-то всегда будет казаться удобным: нам ещё предстоит очень нелегкая борьба. Её необходимо успеть написать здесь.

– Она будет очень велика по объему.

– Всё равно, успеешь. Мы включим её в свою программу – как и рождение ребенка. Только…

– Сменить имена?

– Да – желательно.

– Я назову тебя другим древним именем.

– Разве у меня древнее имя?

– Да: библейское. Дан был одним из двенадцати сынов патриарха Яакова, внука Авраама. У Яакова было две жены: Лия и Рахиль. Он любил Рахиль, но в отличие от не любимой им Лии она долго не могла родить. Тогда Рахиль дала мужу свою рабыню Валлу, и та родила Дана, который считался сыном не её, а Рахили. Богатырь Самсон был его потомком.

– Вот оно что!

Они снова замолчали, и опять Лал нарушил молчание:

– А знаешь, Дан: сейчас, когда я оглядываюсь назад, начинаю всё больше приходить к выводу, что наша эпоха, всё-таки, не была только плохой. Ведь когда-то надо было навести порядок, довести всё до нужного уровня. Без этого же трудно в дальнейшем ждать быстрых результатов даже от крупных открытий.

– Мне это уже тоже приходило в голову. Взять хотя бы то, что такую экспедицию удалось подготовить всего за десять лет. Без полнейшей отлаженности всех звеньев, совершенства всех без исключения элементов: нет, ничего бы так быстро не получилось.

– Были ли особые причины воспринимать задержку научного прогресса как глубочайшую трагедию? Не одно ли тщеславие поколений, не желавших в строе памятников в Мемориале уступить предкам, вызвало эту всеобщую депрессию? Прогресс, прогресс, научный прогресс – любой ценой: как всеобщая жизненная цель – явно понятая недостаточно правильно. И как результат – возврат к дичайшему подобию рабства.

– Пиши свою книгу – чтобы поняли все.

– Начну сразу – как только можно будет. А вы мне поможете: я буду читать вам готовые отрывки. Смотри-ка: падающая звезда!

– Здесь это может оказаться не таким уж безопасным зрелищем. Ты разве не обратил внимания на следы падения метеоритов?

– Их не так уж много, и к тому же, видно, старые. Похоже, падали не очень часто.

– Всё-таки: пристегивай вертолет. Если что, сразу поднимемся.

Они быстро застегнули замки. Уже готовы были оторваться от “земли”, но вдруг увидели: на небе появилась ещё одна светящаяся точка, медленно двигавшаяся прямо навстречу первой.

Эя!!! Неужели болид столкнется с крейсером?! Они напряженно следили, не помня больше ни о чем, не замечая, что схватили друг друга за руки, до боли сжав их.

Может быть, опасность мнимая! Может быть! Совершенно не обязательно, что траектории крейсера и болида пересекаются. Глубина пространства не ощутима: они могут проходить далеко друг от друга. Может быть!

А вдруг – нет? Если... Тогда автопилот сам должен произвести маневр. Но не начинает...

Нет, начал: крейсер круто сворачивает в сторону. Как там Эя? Перегрузка сейчас большая!

Они облегченно вздохнули. Столкновение не произошло! Оба были настолько рады и одновременно обессилены, что на короткое время прекратили наблюдение за небом.

... Они одновременно подняли головы оттого, что начинало светлеть. Это был не рассвет: ещё слишком рано. Метеорит! Он светил уже не отраженным светом “солнца”: войдя в верхние слои атмосферы и раскалившись от трения, ярко светясь, летел к поверхности.

Почти мгновенно они поняли, что он движется прямо к ним: упадет где-то вблизи. Будет взрыв, землетрясение, камнепад. Надо немедленно подняться в воздух – как можно выше!

Но было поздно. Сильный встречный поток воздуха прижал их к камням. Пытаясь оторваться во что бы то ни стало, они форсировали мощность электродвигателей до предела, сверх предела. Но взлететь, всё равно, не удавалось. Путь отступления исчез.

Озарив всё вокруг багровым светом, пролетел прямо над ними огромный болид и исчез за гребнем хребта. Раздался страшный грохот, горы содрогнулись. Он упал, видимо, недалеко, в нескольких километрах от них.

Исчез ураганный ветер, но взлететь не удалось. По-видимому, были сожжены моторы. Они спешно отстегивали уже бесполезные вертолеты.

Стоял невероятный грохот, проникавший через шлемы, как будто что-то катилось неудержимо с горы.

Звуки всплеска, и с верхней террасы, где было озеро, обрушился водопад. На нижней террасе он превратился в бурлящий поток, волочивший камни. Пытаясь освободиться от вертолетов, астронавты не успели убежать, попали в него. Их потащило к обрыву.

По пути Дан ухитрился уцепиться за какой-то большой камень, не поддававшийся потоку, и вытянул руку, за которую ухватился Лал. Они бешено боролись с потоком. Дан мертвой хваткой держался за какой-то выступ камня, стараясь устоять, пытаясь помочь Лалу.