Данэя

Он не ответил. Ночь окутывала и баюкала их; щелкали соловьи, стрекотали кузнечики.

– Дан, ты не спишь?

– Нет, Лейли.

– Жалко спать.

– Хочешь, я зажгу костер?

– Включи.

– Нет, не имитатор: настоящий. Нам дано специальное разрешение, хотя я не думал им воспользоваться.

– Костер? Огонь – настоящий? Хочу.

Дан набрал сухих веток. Они не знали, как зажечь их, пока он не догадался раскалить от батареи одну из её шпилек. Ветки затрещали, запахло дымом. Это было совершенно необычным: они смотрели на огонь, не отрываясь.

– А он жжет. И дым ест глаза.

– Он греет и светит. Как в древности.

– Лейли!

– Что, хороший мой?

“Ты хочешь и не решаешься спросить: почему не встречал меня ни разу все эти годы – где я была, что делала? Я вижу.

Жила, работала. Много, страшно много. А тебя видела лишь один раз и после этого делала всё, чтобы не встретиться с тобой.

Я ждала тебя обновленным. Ты был для меня героем легенды, которую рассказал и после много раз повторял Лал. Я узнала о твоем возвращении, когда ты выступал по всемирной трансляции в день прихода сообщения Тупака. Я тут же прилетела в Звездоград и вошла в карнавальный павильон. Но ты там смотрел только на похожую на лань рыжеволосую девушку рядом с собой и не видел ничего больше. Я поняла, что опоздала, что не нужна. И сразу же улетела.

Но я не могла не думать о тебе. Думать всегда: во время напряженной работы на репетициях, во время игры на сцене, – и ночью, оставаясь одна. Что это? Наверно, то редкое и прекрасное чувство, о котором Лал не раз говорил мне, которое когда-то называли любовью и скрывают сейчас. Это было страдание, но это же было – и огромное счастье. Было и есть! Оно раскрыло мне глаза на многое, невероятно обострило мое восприятие, углубило чувства и мысли – невообразимо много дало мне как актрисе.

Дан! Любимый! Как я тебе благодарна за всё – даже за то, что ты не мой Меджнун[3]. Я знаю, нам не быть вместе: ты надолго покинешь Землю – уже скоро”.

– Лейли!

“Молчи! Молчи! Я видела вас несколько раз. Я не подходила к тебе. Среди вас троих, соединенных единой целью, не было места больше никому.

Если бы не ваш скорый отлет: я же летела, просто чтобы попрощаться с тобой и Лалом. Как я волновалась! Потому здесь, над озером, решила вдруг сесть. Чтобы успокоиться, подготовиться к встрече с тобой. Посадила на берегу аэрокар и переплыла сюда. Если бы ты оказался здесь хоть чуть позже, то меня уже не встретил – я бы уплыла обратно”.

– Дан! Ты рад, что встретил здесь меня? – это было всё, что вслух сказала она ему.

– Да! Это нежданный подарок мне жизни перед отлетом. Это не забыть!

– Не забывай! Ты будешь видеть меня там: я играла почти во всех книгофильмах Лала, он наверняка возьмет их с собой. Ты – береги его там. Это слишком редкий человек. Мне не дано пока понять его до конца, но одно я точно знаю: у него гениальная способность понимать людей и любить добро. Мудрость его не только в голове: и в сердце.

Огонь начал угасать. Дан подбросил в него сучьев, и костер снова весело осветил крошечную полянку, место их неожиданного свидания. Глядя на огонь, на Дана, Лейли запела.

Её великолепное сопрано звучало без сопровождения и производило непередаваемое впечатление, потрясая остротой чувства. Подбрасывая ветки в костер, чтобы видеть её лицо, Дан не отрывал от Лейли взгляд. А она пела ещё и ещё: арии и песни, современные и древние – на всевозможных языках, переводя ему их содержание. В ночной тишине её пение далеко разносилось над озером и где-то усиливалось эхом. Она видела, что он плачет, и пела всё чудесней.

Когда она замолчала, он поблагодарил её высшим проявлением восхищения, поцеловав ей руку. Она притянула его голову к себе на грудь, укрыла краем своего плаща.

– Усни, мой милый! – прошептала она, прижавшись щекой к его волосам. Светились угли угасающего костра.

Но заснуть они не могли. Жадно, ненасытно сплетались их тела, жгучи были ласки и поцелуи. Сердце готово было разорваться от счастья, когда он проводил рукой по её телу и волосам, губы его касались её губ, груди.

Они уснули ненадолго уже после того, как удивительно чистое солнце взошло из-за леса, рассеяв туман, появившийся перед рассветом. Начиная пригревать, оно разбудило их через пару часов. Выкупавшись, они почувствовали себя совершенно свежими и бодрыми.

Позавтракав рыбой, сели в лодку и на веслах отправились плавать между островками. Медленно плыли по узким протокам, местами сильно заросшим, рвали белые водяные лилии, поймали щуренка на дорожку. Вылезали на островках, чтобы размяться и выкупаться, рвали цветы, украшая себя венками, и отдавались друг другу на нагретой солнцем траве. И не ели ничего, кроме свежей жареной рыбы.

Они говорили почти всё время, но при этом им казалось, что они что-то недоговаривают. Потом почувствовали, что это вопрос о моменте, когда им придется расстаться. И тогда Лейли сказала:

– Солнце клонится к закату, любимый мой. Скоро вечер, как вчера. Неповторимое не повторится. Нам надо расставаться. Возьми меня – в последний раз.

Они долго не могли оторваться друг от друга. Как безумная, ласкала она Дана, покрывая его тело бесчисленными поцелуями.

Солнце коснулось горизонта, когда он сделал первый толчок веслами. Лейли стояла на берегу, подняв руки в прощальном жесте, нагая, прекрасная; она улыбалась, но из глаз её катились слезы.

Постепенно черты её становились всё менее различимы. Потом было лишь большое белое пятно её тела и темное волос. Ещё потом – только светлое пятно, – и вот она уже совсем не видна. Тогда он опустил винт-мотор. Не доходя до берега, увидел, как с него поднялся аэрокар и полетел к острову.

Лал ждал его на берегу. Каждый похвастался уловом. Уже в полете они увидели, как снялся аэрокар с острова.

– Лилит! – не совсем понятно выразился Лал.

– Кто?

– Первая жена Адама – не принесшая потомства.

– А-а!

– Но она пела сегодня ночью, как никогда ещё – для тебя, мой старший брат! – он горделиво погладил Дана по плечу.

Они летели обратно. Дан с удивлением заметил, что не испытывает грусть от того, что расстался с Лейли. Казалось, всё произошедшее лишь приснилось ему. И он был рад, что снова с Лалом, и оба они возвращаются к Эе.

... Утром, в бассейне, Эя, увидав следы страстных поцелуев на его теле, ласково провела по ним ладонью, гордясь, что Дан внушил какой-то женщине пламенную страсть.

Они снова были вместе. НО или СО: единая молекула.

10

Промелькнули прощальные пиры с физиками, журналистами, писателями, артистами, биологами, с друзьями, слетевшимися со всей Земли, чтобы увидеться перед отлетом. Последний из них – пышный, как карнавал, с членами Академии и Центрального совета координации, транслировался.

В тот день – отлета – они вышли из дома рано. Шли пешком, сняв обувь, и ощущали траву босыми ногами. Ни облачка на небе. Яркая свежая зелень и бесчисленные золотые головки одуванчиков повсюду, белое марево вишен и яблонь в цвету. Стайки воробьев чирикали громко, обсев дерево. Они шли не торопясь, долго.

... И вот всё: Земля, затаив дыхание, смотрит, как они стоят на посадочной платформе, взявшись за руки и подняв их в прощальном приветствии – одетые в традиционную форму космонавтов, комбинезоны со знаком макрокосма[4], двое мужчин и женщина с золотой короной рыжих волос.

Они летели к гиперэкспрессу на сравнительно небольшом корвете. Всё необходимое уже было на звездолете, и с собой они сейчас взяли только личные архивы да щенка, которого им недавно прислал маленький Ли.

Корвет сделал прощальный виток вокруг Земли и лег на курс, набирая скорость. Земля стремительно уменьшалась.

Началось! Теперь они надолго оторваны от Земли; может быть, даже навсегда. Астронавты летели по Солнечной системе – Ближнему космосу, освоенному, облетанному, чувствуя себя в нем уверенно и спокойно, как летчики на мощных аэролайнерах в конце ХХ века. В космос непрерывно шел их прощальный сигнал, встречные станции посылали ответные. Впереди ждал Дальний космос – межзвездное пространство, полет, подобный выходу Колумба в открытый океан. Первый подобный полет, ибо организм человека и система киборга – не одно и то же.