Страница 33 из 45
Спустя шесть часов наступил рассвет — хотя на плоскогорье уже давно палило солнце, в ущелье из-за высоких скал светало очень поздно, лишь когда солнечные лучи добирались до воды.
Какая-то старуха неуклюже выбралась из пещеры, спустилась к озеру и присела на корточки, чтобы справить нужду. Бросив взгляд налево, она затрясла головой, словно не веря своим глазам, а потом вскочила и пустилась бежать, враз позабыв обо всех старческих недугах, и время от времени вопила — должно быть, звала на помощь.
Через несколько минут полуголые жители деревни имели удовольствие наблюдать, как в центре озера, метрах в пятидесяти от берега, покачивается на волнах странной конструкции плот и с полдюжины их собственных каноэ, связанных парами борт к борту.
А внутри одной из спаренных лодок, которые сейчас выглядели на редкость устойчивыми, возвышался рослый мужчина богатырского телосложения, с гривой ослепительно-рыжих волос до плеч и длинной бородой.
Человек выглядел настолько необычно, что жители деревни, особенно женщины и дети, таращились на него с открытыми ртами. И, как будто этого было недостаточно, незнакомец медленно натянул странной формы лук и выпустил вверх маленькую стрелу, пролетевшую над головами туземцев, оставляя за собой тонкий дымовой след.
Следуя взглядом за стрелой, чей наконечник он заменил тростником с порохом собственного приготовления, Сьенфуэгос молился, чтобы фитиль, в котором он использовал остатки настоящего пороха, не потух в воздухе и выполнил свое предназначение. По правде говоря, он удивился, когда его хитрый механизм сработал и, оказавшись на крыше хижины, взорвался, как настоящий ярмарочный фейерверк.
Послышались крики ужаса, и несколько туземцев упали на землю, закрыв головы руками.
Когда переполох стих и умолкли крики и причитания, к кромке воды подошел воин с каменным топором и что-то прокричал рыжему агрессору на непонятном языке.
Тот лишь поднял руку и махнул в сторону пещеры, из которой несколько дней назад вышли пленники, после чего несколько раз дернул себя за бороду.
Индеец, похоже, понял его слова и тут же отдал короткий приказ. Двое мужчин бросились в пещеру и вернулись, волоча за собой Сильвестре Андухара, который при виде своего друга не смог сдержать крика радости, а по щекам его потекли слезы.
Сьенфуэгос немедленно крикнул:
— Перестань валять дурака и скажи им, чтобы немедленно отпустили тебя, или я обрушу на них все громы и молнии ада!
Андалузец обменялся несколькими словами с воином, который выглядел главным, и тот ответил с убийственной невозмутимостью.
Андухар перевел его слова, хотя несколько смягчил смысл:
— Он уверяет, что скорее убьет меня, чем отпустит!
— Как ему будет угодно!
Сьенфуэгос снова зарядил арбалет, поджег фитиль от тлеющих на дне котелка углей, и направил горящую стрелу в сторону самой большой хижины.
Стрела взметнулась в воздух на глазах у перепуганных краснокожих и вонзилась в соломенную крышу хижины, но тут же с шипением погасла, выпустив на прощание тонкую струйку дыма.
— Вот же мать твою за ногу! — пробормотал про себя разочарованный и растерянный Сьенфуэгос. — Прошу тебя, Господи, не подведи хоть сейчас!
Он выстрелил вновь, и на сей раз успешно. Прогремел громкий взрыв, и солома с треском занялась на глазах потрясенных зрителей, в том числе и самого Сьенфуэгоса, который не смог удержаться от ликующего возгласа:
— Твою ж мать! Если бы своими глазами не видел — не поверил бы!
Вместо ответа воин толкнул Андухара на колени и занес топор над его головой, давая понять, что размозжит пленнику голову, если Сьенфуэгос немедленно не прекратит свои диверсии.
Сильвестре Андухар замахал рукой, давая понять канарцу, чтобы уплывал, и громко крикнул:
— Прошу тебя, хватит! Уплывай, или этот сукин сын меня убьет! Ты сделал, что мог, я тебе признателен, но прошу тебя, уплывай!
Сьенфуэгос, словно не обратив внимания на его слова, снова зарядил арбалет. На сей раз стрела полетела в сторону огромного кукурузного поля, тянувшегося вдоль ущелья за деревней.
Затем он твердо заявил:
— Скажи ему, что, если он посмеет тебя убить, я подожгу кукурузу, и им целый год придется жрать уголь!
Сильвестре Андухар перевел угрозу достаточно громко, чтобы ее услышали во всех уголках селения, и тут же воздух огласился криками: женщины громко взывали к небу, простирая руки, или рыдали, закрыв лицо.
Очевидно, потеря урожая кукурузы стала бы для племени настоящей катастрофой.
В ответ на стенания женщин вперед вышли три старика; самый старший из них протянул открытую ладонь между топором и головой андалузца.
И тут, как понял Сьенфуэгос, начался жаркий спор между импульсивным воином, решительно настроенным осуществить свою угрозу, и мудрым стариком, пытавшимся ему втолковать, что благополучие племени важнее, чем жизнь какого-то жалкого раба.
Спор между ними настолько затянулся, что канарец в конце концов решил вмешаться и крикнул:
— Пусть решают скорее, а то у меня угли вот-вот погаснут, а если это случится — нам конец!
Андухар жестом попросил его немного потерпеть, затем снова что-то сказал старику и бросился назад в пещеру, из которой его только что выволокли.
Спустя пару минут он опять появился, подталкивая группу рабов в сторону берега.
Сьенфуэгос, не веря своим глазам, в ярости проревел:
— Что ты делаешь? Ты что, совсем спятил?
Андалузец ничего не ответил, и Сьенфуэгосу оставалось лишь наблюдать, как с десяток мужчин и женщин по указанию Сильвестре Андухаром бегут в ту сторону, где кончаются посадки кукурузы, а озеро вновь превращается в реку.
Между тем, сам андалузец бросился в воду и поплыл с такой скоростью, словно за ним гналась целая дюжина аллигаторов, пока не вцепился в борт из каноэ.
— Спасибо! — только и сказал он. — Ты снова спас мне жизнь! А теперь выкинь балласт, я помогу тебе оттолкнуть лодку.
— Но мы не можем тащить с собой всю эту ораву! — заметил Сьенфуэгос. — Они повиснут у нас на ногах, как гири!
— Не волнуйся! Поверь, я знаю, что делаю!
— Боюсь, ты один это и знаешь!
Спустя несколько минут они отвязали все каноэ от двух центральных, скрепленных между собой наподобие катамарана.
Большая часть пленников расселась по свободным лодкам, и принялись отчаянно грести, словно сам дьявол преследовал их по пятам.
Андухар велел какому-то мужчине горделивой наружности сесть перед ним, а девочка лет тринадцати расположилась впереди канарца. После этого, не теряя больше времени, андалузец схватил весло и принялся яростно грести, весело крикнув:
— Счастливо оставаться!
Они уже выбрались на середину реки, когда, обернувшись, канарец увидел, как туземцы носятся по деревне туда-сюда.
— Ты можешь объяснить, какого черта все это значит? — угрюмо спросил он.
— Потом объясню!
— Нет, сейчас! Кто эти двое и почему мы должны тащить их с собой?
— Это вождь племени навахо — мне точно известно, что они мирные люди, — и его дочь. Нам очень повезло, что мне удалось спасти эту парочку: они хорошо знают эти места.
Канарец мотнул головой вслед каноэ, скрывшимся за поворотом, и вновь спросил:
— А кто эти, припустившие с такой скоростью, что даже не удосужились нас поблагодарить?
Андухар лишь пожал плечами:
— Всего лишь рабы, которые не показались мне достаточно сильными, чтобы обтесывать камни до конца жизни. Из плена я их освободил, теперь пусть сами справляются, как умеют. Всё, помолчи и давай налегай на весла, а не то через десять минут эти сукины дети повиснут у нас на хвосте!
— На этот счет не волнуйся, — с улыбкой ответил канарец. — Я проделал дырки в днищах оставшихся лодок.
— Это ты хорошо придумал, да только все равно у меня душа не на месте, — ответил его спутник, изо всех сил орудуя веслом. — Держись подальше от пещер и гротов.
— Не каркай!
— Я-то не каркаю, да вот как бы не пришлось нам закаркать, ежели они нас поймают. А теперь заткнись и греби давай!