Всадник

Портрет был выполнен основательно. Красок художник явно не пожалел, причем особенно налегал на расшитый золотом камзол, типа и мы не лыком шиты, а так парень ничего, наверное, даже интересный. Стройный, лицо, правда, на портрете было какое-то неживое, гримаса величественности явно принадлежала руке этого придворного мазилы, а может, черт его знает, он этот принц заморский и вправду такой придурок как на картинке. На соседа ее по подъезду похож - Мишку-алкоголика, он еще деньги у нее занимал в прошлой жизни, так и не отдал. Вера вздохнула, завтра будет завтра. Или послезавтра. Отложила портрет.

Тут подошла тетя Роза сказала, что девочки уже собрались на урок и ждут только ее. Не пожелает ли Присцилла присутствовать?

Присцилла, разумеется, пожелала, так как она с удовольствием посещала занятия своих племянниц, сегодня у них было Слово Божие и разумеется танцы. Преподавал слово Божие престарелый священник по имени Мелвилл, весьма набожный старичок, любивший притчи и всякие байки, и наверняка подобно Вере Анатольевне половину своих историй придумывавший сам. Во всяком случае, матушку Терезу, как он ее называл, святой отец откровенно побаивался, и в ее присутствии на пространные комментарии к Писанию не решался.

Сегодня Вере повезло, тетушки поблизости не оказалось и возможно предстояло развлечение. Главное было спровоцировать старичка на какую-нибудь спорную тему и по возможности не мешать.

Поначалу все шло как по елейному маслу, Мелвилл вещал о Всемирном Потопе, а потом вредная Карла с невинным видом спросила:

- А сколько же лет прожил Ной?

Старичок поперхнулся от неожиданности, долго что-то прикидывал в уме, заглянул в книгу, потом в другую, а потом тихо прошептал:

- Девять сотен...

Воцарилось молчание.

- Преподобный отец, возможно ли это?- подхватила Элиза,- наш прадед почил, едва дожив до восьмидесяти! А иные предки и того меньше...

- Ной был святым человеком...- наставительно произнес священник.

- И блаженный король Георг был святым и сарацинский меч его не взял и тем не менее он умер в возрасте 70-ти лет,- твердо заявила Карла.

- Может быть, тут дело в чем-то еще?- невинно спросила Вера.

Мелвилл немного опешил от столь бурного натиска, но после пришел в себя и ответил шепотом:

- Древние вообще жили дольше, это потом, особенно после потопа, до которого вы никак не даете мне добраться, продолжительность жизни человеческой пошла на убыль...

- Как кара за грехи наши?- спросила Элиза.

- Отчасти, отчасти,- покивал старичок.

- А почему Бог вызвал потоп?

Мелвилл вздохнул:

- Среди ангелов нашлись некие Азазель и Семадот, которые соблазнили две сотни своих собратьев и позвали их с собой на землю. Семадот после раскаялся и сам попросил Бога вызвать потоп, чтобы и он и люди, и грешившие с ними ангелы, которых назвали Падшими, были наказаны. Но вам еще рано об этом знать.

- Не рано, - заупрямилась Элиза,- я уже взрослая и Карла тоже. А что такое соблазнить?

Мелвилл стал совсем пунцовым и объявил о том, что урок закончен.

Подождав пока за священником закроются двери, Элиза сказала:

- А я знаю, что от греха рождаются дети!

- Что?- возмутилась Вера.

- Дети! Вот что, а это значит, что у ангелов с человеческими женщинами тоже были детки, Ивонна говорит, что это эльфы,- она тут же прикрыла рот ладошкой, словно выболтала какую-то тайну,- Ой!

- Дура твоя Ивонна,- сказала Вера,- болтает всякие глупости.

Ивонна была местной шутихой, одному богу известно, когда прибившейся к дому добродетельной тетушки, да так и оставшейся здесь. Характер она имела скверный и часто действительно несла что попало, особенно если была не совсем, амбре, что ли... Выпить она любила доброго эля, это да. Но тетушка привыкла к ней и терпела. Не выгонять же старуху право слово...

- А вот и не дура! - обиделась племянница,- она много чего интересного рассказывает.

- Я представляю,- многозначительно произнесла Вера. - А гномы произошли от людей и маленьких бесов, что под землей сидят.

- Нет,- гордо сказала Элиза,- от бесов произошли гоблины и кобольды, а гномы они хорошие, Ивонна сама гнома, только ей не верит никто. А эльфы они хорошие и очень умные и совсем не злые, они птичек любили, только вымерли почти все, потому что были очень гордые и умные, а такие долго не живут.

- Понятно,- ничего хорошего непредвещающим тоном сказала Вера и подумала, что неплохо бы было поподробнее расспросить эту «гномиху» о том, что еще за бред она успела донести до племянниц тетушки Терезы.

После занятий Вера отправилась отдыхать. Спать вроде бы и не хотелось, но она уснула.

А потом был сон, странный и нереальный. Он был не похож на сновидения последних дней. Присцилле, именно ей, привиделась незнакомая женщина с растерзанным выражением бледного лица, которая под проливным дождем плелась по мокрой кладбищенской дорожке мимо роскошных позолоченных постаментов. Она шла уверенно, очевидно, прекрасно сознавая конечный пункт своего путешествия, и много было в ее движениях скорби, и много было в ее движениях одной ей известной боли. Движения незнакомки были резки, шаг походил на мужской, и решимость, отчетливо читавшаяся в каждом шаге, настораживала, что ли? Вере на миг стало страшно, когда она ощутила, что наблюдает за незнакомкой не своими глазами, а глазами бронзового ангела, с верхушки высокого очень высокого памятника, похожего на вышку. Присцилла чувствовала холод металла, к которому прикасалось ее обнаженное тело, она чувствовала, что не зря попала внутрь бронзового стража, но оцепенение сдавливало ее мозг, пеленало душу и даже, пожалуй, страх, не давая ему разрастись и убить ее разум. Она наблюдала, и это было жутко, но в тоже время...

Незнакомка свернула с дороги и продолжила движение. Она подбиралась к какому-то, похоже, одной ей известному предмету. Вера чувствовала, как замирает ее сердце. Странно, но, казалось, что и Присцилла знает, именно, знает то, что произойдет дальше. Она чувствовала это и с жутким неведомым доселе ужасом наблюдала за происходящим. В ожидании...

Предмет, который подобрала незнакомка, оказался банальной штыковой лопатой. Разумеется, Присцилла не знала такого словосочетания. Но с ее мозгом в этом сне происходили невероятные вещи, она чувствовала предначертанность происходящего, и это странное словосочетание «штыковая лопата» неожиданно наполнилось смыслом. Она даже попыталась крикнуть женщине «осторожно!», когда почувствовала, что та сейчас поскользнется. Но не смогла. Рот словно наполнился ватой. Незнакомка действительно поскользнулась и упала на миг, но за этот миг новая волна ужаса окатила Присциллу, ей стал понятен страх тех, кто знает последствия поступков, но не в силах что-то изменить. Это было мучительно.

«Я не хочу больше!»- в панике беззвучно закричала девушка, но ничего не произошло, сон не хотел завершаться. Женщина уже стояла у огромного черного камня, и принцесса вдруг ясно во всех деталях увидела ее лицо, оно было мертво и бело и как-то особенно красиво той жуткой красотой мраморных статуй, от которой замирает сердце скульптора, когда он видит чужой шедевр и знает, что подобного ему не сотворить никогда...

А глаза...Глаза были безумны...

И Присцилла знала, что сейчас будет делать незнакомка. Сердце ее воспитанной в вере разрывалось от боли.

«Не нужно! Остановись! Это грех!»

Но лопата уже вгрызалась в землю, и комья грязи летели во все стороны. Она копала с чудовищным усердием. Тут что-то стало происходить со временем, ну не могло этого случиться так быстро! Камень дрогнул и покосился. Почему-то пошел мокрый снег и стал таять, едва касаясь черной поверхности. Женщина уже стала похожа на ведьму из страшных сказок, казалось, в ней не осталось ничего человеческого, и это странный вытянутый до невозможных размеров крот роет одному ему известную нору. И тут незнакомка остановилась, и она снова увидело ее лицо, глаза горели неземным экстазом, губы ее шевелились, и Присцилла поняла, что та читает молитву, это было так дико, что бедная девушка наверняка бы лишилась чувств, если бы это было возможно.