Страница 20 из 29
Свадебный ритуал карелов включал в себя три вида бани: невестину, женихову и для новобрачных. Каждую из них топили со своей целью, но в основе всех трех лежал тот же культ предков и почитание банных духов-хозяев. Иногда обстоятельства складывались так, что через неделю после свадьбы вместо бани для новобрачных приходилось приглашать колдуна-знахаря, который готовил специальную ритуальную баню для того, чтобы юноша смог достойно перейти в социально-биологический статус мужчины.
Девичья (невестина) баня
Свадебная баня невесты, или девичья баня neiskyly, являлась кульминацией свадьбы у многих народов: коми, мордвы, карелов и у русских, проживающих на северо-западе России.
Согласно мордовской свадебной традиции невеста жила в своей бане три дня. Туда ей приносили ритуальную кашу, здесь она гадала о характере будущего мужа, здесь же происходила замена девичьего головного убора на головной убор замужней женщины. Считалось, что невеста хоронит, оставляет божеству бани Баняве свое девичество[252].
Финские исследователи считают, что все финно-угорские народы заимствовали этот ритуал у русских[253].
У девичьей бани выделяется несколько основных функций. Это баня прощания с девичьей «волей». В причитаниях невесты неоднократно подчеркивается, что она идет в баню не мыться и не париться, а «с белой волюшкой расстаться»[254]. Финский исследователь И. Вахрос отмечал функции очищения, приобретения плодовитости, а также отчуждения (в результате отлучения невесты от статуса девушки) от своих родовых духов-покровителей[255]. Здесь же происходит прощание с духами-хозяевами бани, отлучение выдаваемой замуж девушки и от их покровительства. Эта баня была последней в ее родном доме, после свадебного обряда она больше не имела права заходить в нее[256].
Не случайно ряд магических обрядов, подчеркивающих существование культа предков и являющихся как бы логическим продолжением ритуала прощальной невестиной бани, в XIX веке совершался и на кладбище. Накануне собственно свадьбы (выданья) невеста посещала могилы покойных родственников, прощалась с мудрыми «сюндюзет»-прародителями-помощниками и брала благословение «в новую жизнь»[257]. В первой половине XX века этот обряд утратил свой архаический смысл и исполнялся, если только невеста была сиротой[258]. На кладбище в XIX веке проходил и обряд оберегания невесты и жениха, в процессе которого происходило отлучение девушки от родной земли и рода и приобщение к роду жениха. Патьвашка, произнося заговоры, левым башмаком невесты зачерпывал воду с берега и на кладбище давал трижды испить ее сначала невесте, потом жениху[259]. И в Новом Завете Иисус говорит: «посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене, и будут два одной плотью»[260]. В Приладожской Карелии вечером накануне свадьбы невеста крошила на подоконник хлеб, затем приоткрывала окно (окно в похоронно-поминальном ритуале – один из путей прихода-ухода душ умерших родственников на поминки), лила квас, чтобы крошки упали наружу. При этом она просила «сюндюзет» прийти «попить кваску» и благословить ее счастливой долей в доме мужа: «Не знаю, смогу ли вас пригласить туда, будет ли там такая волюшка»[261]. Как известно, в бане невеста прощается именно со своей волей, со своим биосоциальным статусом девушки. Разлука же с родным домом и родной баней мыслилась как вечная, ибо возврат туда был уже невозможен.
Культ предсвадебной девичьей бани был особенно развит у южных карелов. У ливвиков и людиков именно банные причитания занимают чуть ли не главное место в свадебном обряде[262].
Обилие причитаний и грустных лирических песен, особенно во время обряда свадебной бани, позволило исследователям назвать девичью баню слезливой и соотнести ее с погребальным культом (невеста прощается и со своей волей, и со старой жизнью, и с прародителями). В Сегозерье говорили, что в бане не просто причитывают, а оплакивают саму баню virzitetaa kylyy[263].
Как пишет Ю. Ю. Сурхаско, ритуал девичьей (невестиной) бани включал в себя несколько обрядовых действий: приготовление бани, сборы невесты в баню, путь в баню, мытье и путь из бани[264]. При этом весь процесс был строго регламентирован, предписывалось до малейших деталей соблюдать все наказы и табу.
Обряд neiskyly[265] устраивался или под вечер накануне свадьбы, или утром перед приездом жениха за невестой. Чаще всего это происходило в субботу[266]. Перед баней невесте с плачами расплетали косу и затем накидывали на голову платок[267]. Запрещалось притрагиваться к волосам невесты вдовам, сиротам и обездоленным людям, чтобы не спроецировать такую же жизнь и для выдаваемой замуж девушки. Невеста через плачею (чаще всего это специально приглашенная плакальщица, но иногда это мать или тетя), причитывая, просит, чаще всего подруг (девушек), истопить «последнюю баню»: «d’älgimäizet sotkakylyzet» – «последние баенки нырка», «jällindostarnoit kaunehet kanakylyzet» – «самые последние красивые баенки курицы», «dostal’noit valdu kylyizet» – «последние вольные баенки»[268]. Во время ухтинской свадьбы в причитании своя, родная баня четко противопоставляется чужой, неродной бане будущего мужа: «E
При этом она требует «крепко караулить» ее, особенно не подпускать к ней представителей рода жениха. Они могут предпринять попытки похитить окно[270] или дверь бани (это, с одной стороны, мифологические пути в иной мир и «канал связи»[271] с ним, а с другой – символы дефлорации)[272]. Окно играет особую роль и в похоронном обряде. На окно, под которым лежит покойник, кладут блюдо с пирогами, чтобы все умершие родственники могли прийти на угощение. Туда же ставится каша с холодной водой, чтобы душа умершего, выходя из тела, могла омыться в «холодной водушке»[273].
С дверью, с порогом и притолокой связаны и представления о сохранении и поднятии лемби. Н. А. Лавонен считает, что «через дверь могли унести лемби». Именно поэтому в одной из карельских загадок на ее движение оглядывается весь народ[274]. В некоторых случаях эманацией любви и доброй славы, удачи, счастья, судьбы, доли (lembi означает все это) являлась дверь. Именно поэтому во время свадебных банных ритуалов невестина сторона, один род, охранял дверь бани, а род жениха – старался похитить. С другой стороны, дверь была оберегом, некоей границей, которая стояла на пути нечистых духов. Если она закрыта, это было гарантией благополучия в доме, а если открывалась, все смотрели (весь «народ», в том числе и первопредки-сюндюзет под порогом), не проскользнул ли в дом нежеланный «гость» с целью похитить любовь-славу-удачу-судьбу не только девушки, но и всего рода.
252
Девяткина Т. П. Мифология мордвы. Саранск, 2006. С. 104, 106.
253
Vahros I. Geschihte und Folklore der grossrussischen Sauna. FFC. N 197. Helsinki, 1966. S. 136–145.
254
Конкка У. С. Поэзия печали. Петрозаводск, 1992. С. 164–177.
255
Vahros I. Geschichte und Folklore der grossrussischen Sauna. FFC. N 197. Helsinki, 1966. S. 141.
256
SKS 4945/33.
257
Макаров Г. H., Рягоев В. Д. Говоры ливвиковского диалекта карельского языка. Л., 1969. С. 243, 270.
258
НА 156/80; НАФ. 1,оп. 50, ед. хр. 1–4.
259
SKS Marttinen L, E 83, s. 114.
260
Новый Завет. Мтф. 19:5.
261
Pelkonen E. Karjalan meren äärellä. Helsinki, 1961. S. 101–102.
262
Степанова А. С. Карельская свадьба в конце 19 – начале 20 в. // Культура повседневности карельской семьи / Сост. О.П. Илюха. Петрозаводск, 2014. С. 216.
263
НА 8/746 (Медвежьегорский район).
264
Сурхаско Ю. Ю. Карельская свадебная обрядность. Л., 1977. С. 107.
265
См. реконструкцию обряда на основе причетной традиции: А. С. Степанова. Свадебные причитания и ритуальная баня // А. С. Степанова. Карельские плачи. Петрозаводск, 2003. С. 49–69.
266
Inha I. К. Kalevalan laulumailta. Helsinki, 1999. S. 216.
267
Сурхаско Ю. Ю. Карельская свадебная обрядность. Л., 1977. С. 107.
268
Степанова А. С. Толковый словарь языка карельских причитаний. Петрозаводск, 2004. С. 102–103; Карельские причитания / Сост. А. С. Степанова, Т. А. Коски. Петрозаводск, 1976. № 106–109.
269
НА 20/ 35 (Ухта).
270
Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 140; Лызлова А. С. Место похищения женщины в русской волшебной сказке: к вопросу о контакте представителей своего и иного миров // Труды КарНЦ РАН. № 6. 2011. С. 146.
271
Криничная Н. А. Окно крестьянского жилища: к представлениям о границе и контактной зоне между мирами в севернорусской мифологии // Границы и контактные зоны в истории и культуре Карелии и сопредельных регионов. Петрозаводск, 2008. С. 131–141.
272
Ojajärvi A. Morsiussauna // KV. 1959. N 39. S. 303.
273
Лесков H. Ф. Погребальные обряды кореляков // Живая старина. Вып. 3–4. 1894. С. 511–514.
274
Лавонен Н. А. Карельская народная загадка. Л., 1977. С. 50–52.