Страница 12 из 29
Функции карельской бани и их особенности можно наглядно выявить, исследуя различные ритуалы, проводимые в этом локусе.
Баня в родильной обрядности
Бане в родильной обрядности карелы отводили совершенно особое место. Рожать в избе запрещалось категорически. Как говорили в Вокна-волоке: «Ne vet reähkeä varattih» – «Они ведь греха боялись»[165]. В родильных заговорах прямо указывается, что роды изначально проходили в бане[166]. Баня была, во-первых, местом обитания предков, на чью помощь рассчитывали в переходный период, во-вторых, изолированным от чужих взглядов помещением и, в-третьих, местом, где была рядом теплая вода и очищающая сила огня, стихиям которых карелы поклонялись.
Сегозерские карелы рожали в бане или в хлеву, а иногда в трудных случаях – в подполье, тоже локусе обитания предков[167]. Д. А. Золотарев, описывая экспедицию к кестеньгским карелам, замечал: «Роды обыкновенно проходят не в избе, а в хлеве или в бане в совершенно антигигиеничной обстановке»[168]. Об этом же свидетельствует и финская традиция: «Роды никогда не проходили в избе и при домочадцах, а только в бане и, реже, в хлеву»[169]. Правда, по мнению Р. Ф. Никольской, сведения о проведении родов в бане «относятся к более поздним представлениям»[170]. С этим вряд ли можно согласиться. Скорее всего, место родов из бани в хлев постепенно переместилось, в том числе и под влиянием христианства.
Например, беременная Марьятта в эпических песнях и в «Калевале», вынужденная покинуть родной дом, просит пустить ее в баню, чтобы родить младенца. Но все прогоняют ее, не веря в зачатие от «волоса» или «бруснички».
Уроженка Лоухского района В. П. Федотова вспоминала, что мать родила ее в бане в июне 1934 года. И, хотя Федосья была совсем юной и любимой невесткой, свекр-старовер, строго соблюдавший древние уставы, две недели не разрешал ей вернуться в избу, пока она полностью не очистится. Все эти две недели ей еду приносили прямо в баню.
А. С. Степанова[171] рассказывала, что ее в августе 1930 года мать тоже втайне от всех родила в бане. И первую неделю они провели именно в этом локусе. Александра Степановна до шести лет жила в родном Шомбозере и помнила, как роженицы по нескольку дней жили в бане. Туда им приносили обычную еду и даже особое ритуальное блюдо с выпечкой – hammas (зуб) для ребенка и матери.
Как пишет С. Паулахарью, у финляндских карелов роженица могла находиться в бане от двух-трех дней до трех недель. В некоторых банях (например, в районе Суйстамо) даже было из досок сделано специальное спальное место makuulava. Оно располагалось или в дверном углу, или напротив полков[172].
В рассказах о повитухах также можно найти подтверждение того, что роды часто проходили в бане. Так о Матрене Фоминой, родившейся в 1808 году в д. Лонгозеро, а после замужества жившей в д. Войница, говорится, что она была «известная повивальная бабка. Одна роженица оставалась еще в бане, как она шла уже к другой»[173].
Правда, есть рассказы, в которых говорится, что в бане рожать запрещалось, да и согласно биографическим рассказам в первой трети XX века карельская крестьянка тайно от всех чаще всего рожала в хлеву[174]. С мифологической точи зрения «обычай рожать в хлеву когда-то был связан, вероятно, с элементами продуцирующей магии»[175]. Возможно, существовала и чисто утилитарная причина: хлев был самым укромным и в то же время всегда достаточно теплым (в отличие от бани) местом крестьянской усадьбы. В ней хлев был соединен с избой, находился под одной крышей с ней. Здесь можно усмотреть и влияние православной церкви. Она, во-первых, всеми силами пыталась искоренить все языческие культы, а во-вторых, согласно Новому Завету, сам Христос родился в яслях.
Северные карелы считали, что, если даже роды прошли не в бане, ребенка ни в коем случае нельзя мыть на том месте. Первое омовение и новорожденного, и матери должно происходить только в бане[176]. Существует множество рассказов, как женщина во время летней страды рожала в поле или на лугу, но после этого сразу вместе с ребенком шла в баню[177].
Семейно-родовые коллективы стремились поддерживать единение с миром реальным и ирреальным, что позволяло живущим всегда рассчитывать на покровительство умерших[178]. Как пишет В. А. Липинская, «баня была выбрана местом проведения родов именно потому, что там скорее можно было ожидать присутствия умерших предков… При этом духу-баннику отводилась роль посредника между двумя мирами. А в самой бане, согласно народным представлениям, можно усмотреть как бы некое вместилище душ, откуда они появляются и куда со временем уходят»[179]. Не случайно карелы, заходя в баню, не здороваются в обыденном смысле с присутствующими там людьми, как не здороваются друг с другом и во время похорон – здесь совершенно иной приветственный ритуал[180].
Есть множество свидетельств, что баня в культурах многих народов на определенном историческом отрезке считалась «грязным» местом. Например, «человек, посетивший баню, считавшуюся «поганой» (нечистой), не мог идти в тот же день в церковь»[181]. Выйдя из бани, необходимо умыться, банная вода считалась грязной. На Брянщине «банная посуда считалась поганой. Ее не использовали нигде, кроме бани, и лишь при крайней необходимости вносили в дом, при этом предварительно обмывали святой водой»; в бане не здоровались[182]. В Западной и Центральной Европе «наибольшего развития строительство бань достигло в XIII–XVI веках, а с XVII века оно постепенно стало приходить в упадок»[183], была полностью забыта культура римских терм. Например, в Венгрии, Чехии и Словакии бани были под запретом, потому что католическая церковь говорила, что частое омовение смывает с человека святость причастия и крещения. Священнослужители даже во время эпидемий средневековья запрещали бани (красные домики), говоря, что заражение чумой и холерой происходит через кожу в бане[184].
Как пишет В. А. Липинская, после принятия в X веке Русью христианства постепенно «предметы нового культа заняли почетное место в жилище… в святом углу. Сонму прежних языческих божеств и духов предоставила свою площадь отделившаяся от жилья баня»[185]. Именно этим объясняется двойственное отношение к бане: с одной стороны, это прообраз старинного жилья, с другой стороны, обитель поганой, то есть языческой, нечисти. Поэтому паренье в бане – это «уход из пространства христианского мира, а древние духи не всегда милостивы»[186]. Поэтому и хозяин бани kylyn izändy может запарить до смерти, если нарушишь локально-временные рамки; и, зайдя в избу, следует ополоснуться водой из рукомойника.
165
Virtaranta Р. Vienan kansa muistelee. Porvoo-Helsinki, 1958. S. 167.
166
SKVRII: 920 (Tulomajärvi), 925, 925a (Repola); VII: 3026, 3056.
167
HA 8/1137.
168
НА Разряд 1, оп. 2, ед. хр. 98, лист 7.
169
Virtanen L. O
170
Материальная культура и декоративно-прикладное искусство сегозерских карел / Сост. Р. Ф. Никольская, А. П. Косменко. Л., 1981. С. 81–82.
171
А. С. Степанова и В. П. Федотова – ученые, работавшие в ИЯЛИ в 60–90 годах XX века.
172
Paulaharju S. Karjalainen sauna. Helsinki, 1982. S. 104.
173
НА 155/3.
174
ФА 2391/22 (Юккогуба).
175
Сурхаско Ю. Ю. Семейные обряды и верования карел. Л., 1985. С. 25.
176
Paulaharju S. Syntymä, lapsuus ja kuulema. Vienan Karjalan tapoja ja uskomuksia. Jyväskylä, 1995. S. 48.
177
HA 34/261 (Медвежьегорский район).
178
Грузнова E. Г. Место, где все равны // Родина. 1995.№ 9. С. 102.
179
Баня и печь в русской народной традиции / Отв. ред. В. А. Липинская. М., 2004. С. 11.
180
Древний карельский ритуал приветствия в бане будет рассмотрен в главе об этикете общения с духами-хозяевами бани.
181
Иванов В. В., Топоров В. Н. Баенник//Мифы народов мира. Т. 1. М., 1987. С. 162.
182
Баня и печь в русской народной традиции / Отв. ред. В. А. Липинская. М., 2004. С. 63.
183
Матей М. История появления и распространения сауны в мире // Сауна / Под ред. В. М. Боголюбова, М. Матея. М., 1984. С. 10.
184
Матей М. История появления и распространения сауны в мире // Сауна / Под ред. В. М. Боголюбова, М. Матея. М., 1984. С. 15.
185
Липинская В. А. Баня и печь в русской народной медицине // Баня и печь в русской народной традиции. М., 2004. С. 165.
186
Липинская В. А. Баня и печь в русской народной медицине // Баня и печь в русской народной традиции. М., 2004. С. 166.