Таинственный граф

— Как вы? — тихо спросила Грейс. — Я перечитала ваши бумаги и кое-что поняла. Вы готовились защищаться, да? Да только не знали, что Жан-Марк и другие переметнулись к вашим врагам. И еще я думаю, там есть список людей, которые помогли вам выбраться из Франции. Я права?

Анри не удержался от улыбки. Вы очень сообразительны, Грейс.

Если б только можно было сказать ей все! Но Анри боялся, что Жан-Марк, проведав о том, что ей все известно, постарается уничтожить и ее тоже. Совесть ему неведома, если он готов убить того, кто был его ближайшим другом, и, уж конечно, он не оставит в живых свидетеля, который может отправить его на гильотину.

Грейс даже нет нужды связываться с революционным правительством, достаточно сообщить английским властям, и они сами это сделают. И тогда у Жан-Марка не останется ни единого шанса.

А пока она верит в самое плохое об Анри, а он не может ничего сделать. Еще не время. К тому же он сам находил какое-то странное удовлетворение в том, что его осуждают, потому что и сам давно знал, что заслуживает этого. Человек не может занимать такую должность, какую занимал он, и остаться непричастным к деяниям, которые оскорбляли его совесть и снились ему в ночных кошмарах. Единственное, что давало ему силы мириться с самим собой, было сознание, что он живет и действует во имя высшей, благой цели. Как же он может ожидать от такой женщины, как Грейс Даверкорт, чтобы она приняла его со всем его порочным прошлым?

— Лучше я уйду, Грейс, — сказал он. — Давайте мне мои бумаги, и я попытаю счастья где-нибудь еще. Ночью они не станут меня искать. К утру я доберусь до Илфорда и сразу сяду на дилижанс до Лондона.

Он был на полпути к двери, когда Грейс, вскочив, неловко побежала за ним.

— Подождите, Анри!

Он остановился, не оборачиваясь, в дверях.

— Дайте мне уйти, ради всего святого!

Грейс приблизилась и, взяв его за плечи, развернула лицом к себе, не заметив даже, как он поморщился от боли. Она не видела и не чувствовала ничего, кроме страха потерять его.

— Я не отпущу вас, Анри! Мне все равно, понимаете? Мне безразлично, кто вы и что вы делали! Я не вынесу, если вы уйдете вот так. Вы в опасности. Вы ранены. Вы меня ненавидите. Так не должно быть! Это несправедливо.

Анри застыл в нерешительности. Если он не уйдет сейчас, то не уйдет вообще.

— Жизнь несправедлива, Грейс. А ненависти к вам я никогда не испытывал.

— Тогда не уходите! Останьтесь со мной!

Его руки взметнулись вверх, пальцы крепко обхватили ее запястья. Она вцепилась в его плечи. Он стал отдирать их, стараясь высвободиться. До Грейс вдруг дошло, как она, должно быть, ужасно выглядит, навязываясь мужчине, которому не нужна. Боже правый, что она делает?!

Ее руки упали, она отпрянула назад, стараясь удержаться на подгибающихся ногах. Превозмогая подступившее к горлу рыдание, она хрипло проговорила:

— Извините. Это… было глупо с моей стороны. Я… я принесу вам бумаги.

Подойдя к гостиной, она растерянно остановилась.

— Свечи, я забыла свечи.

Анри сбегал на кухню и принес канделябр. Грейс стояла в дверях гостиной, и свет упал на ее лицо. У него дрогнуло сердце, таким пристыженным и жалким оно было. И все из-за него. Ему вдруг подумалось — она права. Это несправедливо.

Грейс направилась к бюро, Анри шел за ней с канделябром в руке, и по стенам двигались их уродливые тени. Грейс протянула руку, чтобы открыть бюро — и тут словно что-то вспыхнуло в Анри.

— Не надо!

Грейс повернулась. Анри, подойдя, поставил канделябр на бюро. Ее глаза недоверчиво смотрели на него, и он, сам не понимая, что делает, крепко обнял ее и прижал к себе.

Грейс застыла, наслаждаясь мгновениями, когда можно было забыть о действительности, чувствуя лишь его тепло, его руку у себя на спине, его пальцы, пробежавшие по волосам и остановившиеся на затылке. Она была благодарна ему за молчание, боясь, что стоит только кому-то из них заговорить, и иллюзия счастья мгновенно развеется.

— Глупо идти сейчас, ночью, — сказала Грейс. — Лучше немного поспать и отправиться рано утром, перед рассветом.

— Мне не хочется спать. Я принесу вино.

Через минуту он вернулся, неся бутылку и два бокала. Грейс перенесла канделябр на стол, Анри помог ей сесть и сел во главе стола.

Только сейчас Грейс заметила, как он осунулся.

— Это было трудно, убегать?

— Несколько раз они были совсем рядом, еще немножко, и поймали бы. — Он встретился глазами с Грейс. — Знаете, для меня главное было ускользнуть от Жан-Марка. С англичанами никаких проблем. — Он засмеялся. — Они так шумели, что можно было армию разбудить! Жан-Марк — другое дело, он крадется тихо, как кот.

У Грейс перехватило горло от беспокойства.

— Они тоже там были?

— Вся троица, я их видел. Они разошлись по одному, чтобы прочесать большую территорию. Мне пришлось поработать и головой, и ногами. — Он наклонился и потер голень. — Ногу натер, болит даже сильнее, чем рана. Жаль, Рубена нет, сам я не справлюсь.

— Я помогу, — торопливо сказала Грейс. Она попросила его поднять ногу, чтобы можно было стянуть сапог. Пыхтя, она принялась за работу и чуть не отлетела вместе с сапогом, когда он наконец снялся. Оба посмеялись, со вторым сапогом дело пошло легче.

Наверное, камешек попал, — пробормотал Анри, засовывая руку в сапог. Грейс как раз садилась на свое место за столом и лишь боковым зрением заметила, как он что-то быстро положил в карман, прежде чем поставить сапог на пол. Анри между тем снова взял бутылку. Она смотрела, как он разливает остатки вина, думая о том, как это было бы прекрасно — видеть его каждый день во главе стола.

Словно угадав, о чем она думает, Анри спросил:

— Как так получилось, что вы одиноки?

Грейс, очнувшись, улыбнулась и припала губами к бокалу.

— Тот же вопрос я могла бы задать и вам.

Анри пожал плечами.

— Во Франции такая жизнь, что не до женитьбы. — Он пристально посмотрел на Грейс. — Вы другое дело. Или вы решили, что мужчина не возьмет в жены девушку, у которой больная нога?

Тяжело и больно было говорить об этом с мужчиной, которого она избрала бы — если бы у нее было право выбора.

— Я никогда это не проверяла. Нет, если б я была богата, нашлось бы много мужчин, которые не посмотрели бы на мою хромоту.

— Ах, ma chere, вы придерживаетесь взгляда на человеческую природу, который высказывался во Франции уже давно. Но не все такие, Грейс. Неужели вы не встретили ни одного честного человека?

Грейс снова поднесла к губам бокал, обдумывая ответ. Она решила не откровенничать.

— В юности, вместо того чтобы думать об этом, мне пришлось ухаживать за папой. Это был мой собственный выбор, и он избавил меня от пренебрежения и насмешек.

Анри помолчал, допил вино и поставил бокал на стол.

— Можно, я посмотрю ваш ботинок?

— Зачем? — ошеломленно воскликнула Грейс.

— Я же сижу разутый, почему бы и вам не разуться? — Он лукаво улыбнулся.

Грейс было не до смеха.

— Сказать по правде, мне ужасно неудобно в нем ходить.

— Я заметил, — кивнул Анри. — Все же мне хочется посмотреть. Интересно, как он сделан.

— Ну, если из-за этого, — обескураженно пробормотала Грейс.

Она нагнулась и стала развязывать шнурки. В мгновение ока Анри оказался перед ней на коленях и, отодвинув ее руки, закончил расшнуровывать ботинок и осторожно вытащил ее ногу. Грейс оцепенело следила за ним. Он отставил ботинок в сторону, обхватил ее ступню ладонями и стал массировать. Грейс охнула.

Анри запрокинул голову, глядя на нее, но не выпуская ступню.

Грейс поморщилась.

— Болит?

— Немножко. Доктор, который посоветовал мне заказать такой ботинок, предупреждал, что мышцы будут сильно напрягаться при ходьбе. Он очень тяжелый.

Анри взял ботинок и взвесил его на руке, затем поднялся и придвинул канделябр поближе. Грейс наблюдала, как он осматривает ботинок снаружи и внутри и пытается определить его вес.