Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 46

ФА. 1312/1. Зап. Конкка У. С. в 1969 г. в г. Петрозаводск от Пертту П. А.

26

– Vierissänkeski se oli semmoni “kresnoi“ aika, jotta ei voinun lampahie keritä, eikä kesrätä eikä kartata, tikuttua voi ta ommella voit.

– Suurie töitä ei voinun tehä?

– Suurie töitä ei voinun kaksi netälie, kahta päiviä vailla se on kaksi netälie Vierissän keski. A niitä, jotta lampahan kericcijät muinein, muinein ne kyllä mainittih, jotta on lampahan kericcijät, käyväh Vierissän kesellä. Nykyjäh en mie tiijä ainakah.

– Miten ne käivät, mitä ne tekivät?

– Näiltä karvallisilta lampahilta keritäh, sitä puaittih aina, että kellä mistä pahoin keritäh, miula ei ni silloin sattun.

– Ken se oli se kericcijä?

– Kukapa sen tietäy. Se ei jätä sihi jalkua eikä kättä

– Miten sen saapi pois liävästä?

– Ka miten mänöy, ka siten hän lähtöy muka pois, meilä niin mainittih.

– Eikös mitä hänellä tehty?

– En mie tiijä, miula ainakaan, mie kyllä olen lammasta pitän tai lehmyä pijin. E

– Святки – это такое святое время, что нельзя было овец стричь, ни прясть, ни картать. Вязать можно было и шить.

– Большие дела нельзя было делать?

– Крупные дела нельзя было две недели. Без двух дней две недели Святки длятся. И этого нельзя было, потому что «стригущие» овец, об этом давно вспоминали, что «стригущие» овец ходят в Святки. Теперь я не знаю.

– Зачем они ходят? Что они делают?

– Овец стригут. Так всегда говорили. Что у кого-то и где-то по-плохому постригут. У меня такого не случалось.

– Кто были эти «стригущие»?

– Кто его знает?! Он не оставляет там ни ног, ни рук (т. е. отпечатков, следов – И. Л.).

– Как его можно вывести из хлева?

– Дак как заходит, так и выйдет. У нас так говорили, у нас так говорили.

– Ничего ему не делали?

– Я не знаю. Я овец держала, и корову держала раньше – у меня ничего такого не случалось. Но вспоминали женщины, что вот ко мне тоже приходил «стригущий» овец. Так вспоминали в прежние времена, не сейчас. Видимо, у них не было удачи на содержание овец.

ФА. 2610/32. Зап. Лавонен Н. А., Онегина Н. Ф. в 1980 г. от Мастинен E. М.

Сюндю

В южнокарельской мифологической традиции святочным персонажем является Сюндю (Syndy).

Syndy – это «мифическое существо, которое, по верованиям, находится на земле от Рождества до Крещения и которое сопричастно к рождественским предсказаниям для „слушающих"»[122]. В том же значении употребляется иногда и слово Suurisynty (букв. «Большое Synty»).





Подробно этимологию слова synty рассмотрела У. С. Конкка в своей монографии, посвященной карельским причитаниям[123]. Обратимся к некоторым ее выводам, которые особенно важны для понимания данного образа. Во-первых, «коренное значение слова synty (syndy, synd) во всех прибалтийско-финских языках „рождение"». Во-вторых, «в карельских и финских заклинаниях этим словом называются мифы о рождении или происхождении явления, предмета, существа». Так П. Виртаранта пишет, что, когда шли слушать Крещенскую бабу, надо было уметь «synti» прочитать[124]. В-третьих, «в южнокарельских диалектах и вепсском языке слово syndy (synd) имеет еще и следующие значения: бог, Христос, иконы, а также время зимних святок». Н. Ф. Лесков также пишет, что, когда он спросил у причитальщицы, кто такие «сувред сюндюд» и «сюндюй-жед», она после долгих раздумий показала на образа. И хотя собиратель делает вывод, что это сами иконы, на наш взгляд, в данном случае носительница традиции имела в виду все-таки Бога-Христа, хотя в значении «иконы» это слово тоже употребляется.

Словарь карельского языка приводит значение этого слова у тверских карел «sy

Здесь можно провести аналогию с русским выражением: «панический страх» или «панический ужас», которое тоже произошло от имени древнегреческого божества Пана. Он родился с ярко выраженными хтоническими чертами: с рогами, раздвоенными копытами, бородой. Даже мать, нимфа Дриона, ужаснулась при виде его. Пан как божество стихийных сил природы наводит на людей беспричинный, так называемый панический страх, особенно во время летнего полудня, когда замирают леса и поля. Предание об умирании Великого Пана иногда трактуется как умирание природы. Этот древний миф об умирании и воскресении природы находит отражение и в образе Сюндю. Раннее христианство причисляло Пана к бесовскому миру, именуя его «бесом полуденным», соблазняющим и пугающим людей[131]. Хотя, конечно, в трактовке с точки зрения христианства «Sy

122

Karjalan kielen sanakirja. Osa 5. Helsinki, 1997. S. 607.

123

Конкка У. С. Поэзия печали. Петрозаводск, 1992. С. 34–38.

124

Virtaranta Р. Vienan kansa muistelee. Helsinki, 1958. S. 582.

125

Karjalan kielen sanakirja. O. 5. Helsinki, 1997. S. 607.

126

Круглый год. Русский земледельческий календарь. Сост. А. Ф. Некрылова. М., 1991. С. 59.

127

Kalima J. Karjalais-vepsäläisestä Vapahtajan nimityksestä // Suomalais-Ugrilaisen Seuran Toimituksia. Helsinki, 1928. S. 258–259,263-264.

128

Куликовский Г. И. Словарь областного олонецкого наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1898.

129

Подробнее об этом см.: Степанова А. С. Толковый словарь языка карельских причитаний. Петрозаводск, 2004. С. 265–267.

130

Karjalan kielen sanakirja. О. 5. Helsinki, 1997. S. 607.

131

Мифы народов мира. Том II. М., 1988. С. 279.