Страж южного рубежа

— Понял тебя. Распорядись по колонне брони вздеть. И пусть оружие держат поближе. Если что, издали сначала стрелами сечь, а уж потом в ближнем бою за мечи и топоры хвататься.

Сам он надел на голову шлем, застегнув кожаную лямку под подбородком и опустив наносник, соскочил с коня, воевать конным Андрей не умел вовсе. В левую руку взял щит. Скорость движения колонны снизилась. Таким темпом они передвигались еще какое-то время, сторожко осматриваясь по сторонам.

Как морально не готов был Андрей к неожиданному нападению, но все же, хруст ломаемого дерева привел его в легкий ступор. Ствол огромный сосны перегородил лесную дорогу, с тяжелым вздохом упавшую с левой стороны обочины. Тут же на дорогу полезли вооруженные разномастным оружием люди, судя по лицам и одежде, тоже представители славянской национальности. Лихие люди, охочие до чужого добра, с боевыми криками бросились на походников. Командовать кем либо было бесполезно в этой кутерьме, требовалось только одно защищаться и убивать, погибнуть, если придется. Андрей метнулся к ближайшей телеге, возле препятствия было легче защищаться, чем на открытом, на все четыре стороны, месте. С телег послышались щелчки, это кривичи пустили в дело луки со стрелами. Подбежали первые разбойники и, Андрей принял бой.

Сразу несколько татей бросилось на него, пытаясь взять в топоры, покромсать мечами. Приняв удары сразу двух топоров на заскрипевший при этом щит и, почувствовав плечом силу ударов, он оттолкнул нападавших и, отодвинувшись слегка в сторону, срубил мечом руку зарвавшегося в своей наглости и настырности, воняющего псиной аборигена. Развернувшись, подставил меч под рукоять топора, ударил носком сапога в коленку очередного напавшего, услышал, бодрящий душу рев, предваряющий атаку сразу с обеих сторон. Ушел перекатом головой вперед, в доли секунды разминувшись со столкнувшимися между собой висельниками деревенского вида. Развернулся к ним грудью, заставил их при нападении на него, своими действиями и неслаженностью, мешать друг другу. Опять принял удары на щит, отмахнулся мечом, прошелся ним по свалке нападающих, разрубив при этом кому-то лицо. Осколки черепа, сгустки мозга и крови брызнули на лицо и грудь. Стереть с лица отвратные влажные комочки, по его ощущениям, теплые и вонючие, не было времени. Пошел в наступление, рубя мечом нападающих и долбя щитом противников с левой стороны. Тати набросились как свора собак на медведя. Щит трещал под ударами. Мысли в голове отсутствовали. Кто-то с телеги ударил его в спину, но кольчуга смягчила удар. От приданного ударом ускорения, снова перекатился через голову, едва успел развернуться к набегающим врагам. Подставил щит. В длинном выпаде пробил грудную клетку заросшего горилоподобного мужика. На обратном движении меч снес кому-то голову.

Драчка шла по всей колонне. Андрюхины мужички, сойдясь к крайней телеге, оборонялись вчетвером, кольцо разбойников вокруг них сжималось. Один из них стоя на уложеной рухляди, всаживал стрелы в нападающих. Из леса уже никто не появлялся. Бой шел и в стороне сбившихся в кучу лошадей. Из кишки лесной дороги выход был только один — выжить.

Андрей внезапно почувствовал перемены в себе. Произошло то, во что бы он никогда не поверил. Внезапно увеличился его темп восприятия боя. Нападавшие, действовали так, словно барахтались в киселе, движения их замедлились, и Андрей, обходя их замахи и попытки ударов, на невероятно большой скорости скользил между ними, срубая конечности и головы, будто манекенам. Он отбросил щит, в левую руку схватил нож, стал полосовать им по шеям и лицам нападавших. Вокруг него сразу прибавилось пространства, живых не осталось. Пошел вдоль телег, оставляя за собой трупы. Ему казалось, что он не торопится, нападающие же воспринимали все иначе. Видели как страшный верзила, закованый в доспех, весь покрытый сгустками крови, очень быстро уничтожает ватажников. Гвалт всюду стоял неимоверный.

Оставшиеся в живых тати бросились в лес. Андрей догнал еще двоих, срубил им головы.

— Все… все, сотник, отбились, — услышал он, голос кого-то из своих, проникающий в уши тихо, будто через ватные томпоны.

Голова не болела, но кровь пульсирующяя по организму, прогонялась по венам с усиленным в несколько раз давлением. Хмыкнув, пришел к выводу, что и скорость в схватке с татями усилилась вместе со скоростью крови. Организм подстроился под нужные на тот момент реалии.

Андрей развернулся к повозкам. У крайней телеги стояли Акун и Боривой, жадно хватая ртом воздух, в разорванной одежде, в крови своей и чужой. На повозке лежал лучник с раскроенным черепом. Еще один из соплеменников сидел на земле, привалившись к колесу, опустив буйную голову свою на грудь.

«Судя по всему „двухсотый“», — подумал Андрей.

— Боривой, посмотри, пойди, кто еще выжил из наших, а ты Акун собирай трофеи.

Андрей пошел вперед к поваленному стволу дерева. Нужно было глянуть, что можно сделать, чтобы освободить дорогу. Проходя мимо одной из телег, заметил, как Акун, идя с другой стороны каравана телег, по-деловому, без спешки ножом добивает выживших налетчиков. На лице Акуна не было выражения злобы, «ничего личного», как бы говорила его физиономия. Для человека двадцать первого века это было ужасно.

Андрей уселся возле поваленного ствола, туда же подошли и все выжившие.

— Докладывай, Боря.

— Да, что тут говорить. Добро цело, лошади тоже. Вот только потеряли мы Истра, Люта, Сфирка и Вышату. Судислав ранен, не довезем до знахарки — кончится. Ну, а порезы да синяки у всех, кудаж без них.

— Блин. Хорошо за хлебушком сходили.

— Что говоришь, сотник?

— Да, это я себе.

Все уже давно привыкли, что сотник употреблял непонятные никому выражения, но мирились с этим.

Передохнув, без эмоций, загрузили тела погибших своих в телегу. Всех татей снесли в лес недалеко от дороги, побросав их друг на друга, предварительно обыскав, не найдя, по большому счету, ничего ценного. Трофейное оружие разложили по повозкам. Дерево, перегородившее дорогу, пришлось кромсать на три части. И вот, освободив проезд, двинулись дальше. Избитые, перевязанные люди выглядели не лучшим образом. Андрей понял, что привал требуется сделать, как только выберутся из «зеленки» на ближайшую поляну. Люди устали.

На стоянку встали не дожидаясь вечера. Недалеко протекал ручей с вкусной водой, была возможность обиходить себя и лошадей. Разведя огонь, Акун принялся за стряпню. Боривой и Вторуша сняли погибших с телег. В это время Остромир, рядом с дорогой сооружал поленницу, таская из леса хворост и бревна. Наконец погибших возложили на погребальную краду. В ногах поставили горшок, в головах — холщевый мешок. Вторуша, пройдя вдоль крады, облил ее из баклажки маслом. Стоящему перед крадой Андрею, Боривой подал зажженный факел. Держа факел перед крадой, Андрей громко выдал фразу, в его нынешнем понимании должную подчеркнуть суть происходящего действа:

— Прощайте соплеменники. Истр, Лют, Вышата, Сфирк. Вы били храбрыми воинами и погибли в бою, защищая имущество родовое. Мы отомстили за кровь пролитую вами. Пусть на небесах встречают вас родичи.

Провел факелом по краде, дождавшись, когда огонь разгорится, бросил его внутрь. Отойдя от костра, все остановились, глядя на то, как тела от сильного жара стало крючить.

— Прощаются браты наши… — вырвалось у Акуна.

В это время со стороны дороги послышался скрип едущих телег и из пролеска показались две повозки, запряженные лошадьми, на каждой восседало по бородатому мужику. Не доезжая до горящей крады, повозки остановились и, из первой спрыгнул лысоватый, небольшого росточка абориген. Одежда выдавала в нем человека не богатого, но зажиточного. На поясе висел короткий меч с широким лезвием и овальной гардой.

— По добру я, уважаемые. — Приветствуя, подал голос.

Ищенко молча кивнул. Мужичок подошел к стоящим кривичям и взглянул на пылающий костер, спросил:

— Попутчики ваши?

— С одного городища, — отозвался Боривой.