Дочь огня

— Это мое право: кровь за кровь!

— Три раза ты должен пролить кровь…

— Отомщу трижды! — решительно сказал Хайдаркул. — Но мне надо устроиться в городе, найти здесь жилье. Я хотел вас просить приютить меня в вашем доме, но раздумал… у вас внучка, девушка беззащитная… Мало ли что может случиться… если нападут на мой след, нехорошо получится…

Старуха не ответила, погрузилась в размышления. Хайдаркул подождал, потом стал завязывать глаз черной тряпкой.

— Погоди-ка, — подняла голову старуха. — Нельзя спешить в таком деле. Ты знаешь, завтра начинается свадьба.

Гани-джан опять женится…

— Да, Асо мне говорил об этом, — отвечал Хайдаркул.

— Что бы там ни было, все же это праздник, дорога к счастью. Много людей потрудились для праздника, многие будут веселиться и радоваться, одна черноголовая ночей не спит в ожидании этого тоя… Отравить радость людям… из мести… хорошо ли?..

Хайдаркул не понимал: что это говорит старуха? Неужели Дилором-каниз думает, что нельзя омрачить праздник Гани-джана, этого злодея? Неужели она сочувствует баю?

Нет, это было не так. Мысли старухи были совсем о другом. Это о своей Фирузе она сейчас думала, когда говорила о том, что свадьба дорога к счастью. Про себя она уже решила, что выдаст Фирузу за Асо, возьмет его к себе в дом и тогда успокоится. Она только молила бога и последние дни, чтобы не помешало ей что-нибудь. А вот теперь ока далось, что Асо замешан в эту историю с Хайдаркулом. Если Хайдаркул натворит что-то и попадется, а это вполне возможно, тогда и Асо будет в опасности. Если даже никто и не узнает о его связи с Хайдаркулом, все равно Асо не будет покоя. Какое уж тогда счастье!.. Но прямо сказать об этом Хайдаркулу старуха не могла и только призывала его к терпению и осторожности.

— Мой дом — твой дом, — говорила старуха. — Живи здесь, обдумай все хорошенько и потом уж поступай так, чтобы не ошибиться. Я ничего на свете не боюсь. У меня только и есть в мире моя Фируза. Если бы я выдала ее замуж, я бьг сама помогла тебе. Но что делать, если у моей Фирузы, у моей дорогой девочки, никого нет, кроме меня…

Хайдаркул завязал глаз и, надев на голову шапку, сказал:

— Хорошо, матушка, я подумаю о том, что вы мне сказали., Если я что надумаю, опять побеспокою вас — постучусь к вам в ворота.

Старуха жестом велела ему сесть.

— Куда ты пойдешь? Оставайся здесь.

— Приду в другой раз, — отвечал Хайдаркул. — Сейчас я пойду к одному моему земляку, ему можно довериться.

— Ну ладно, — сказала Дилером, вставая. — Вот мой тебе материнский завет: везде, во всяком деле надо быть мужчиной. Будь мужественным даже в мести! Можно убить врага из-за угла, напав на него сзади, но это не дело мужчины. Мужчина должен мстить так, чтобы враг видел его лицо, тогда это будет настоящая месть.

Не успели они выйти из комнаты, как послышался стук в ворота. Громкий голос звал старуху Дилором. Она велела Хайдаркулу оставаться на месте и пошла открывать. Это был служитель из квартала Чакар Султан. Низко поклонившись старухе, он приветствовал ее и передал ей приглашение нынче вечером или завтра с утра прийти в дом Оллоёр-би на свадьбу, без нее дело не движется, нужны ее помощь и совет. Старуха пообещала прийти и проводила служителя. Не успела она запереть ворота, как подбежала возвращавшаяся из школы Фируза.

— Салом, бабушка! — сказала она, глядя на старуху сияющими глазами. — Слава богу, вы уже здоровы? А это кто был, что за мужчина? Что он сказал?

— Ой, беда моей голове, — обняла ее Дилором. — Только вошла и сразу три вопроса, а бедная старуха на все должна ответить. Ну, вот тебе: слава богу, я здорова — это раз. Мужчина, что приходил сейчас, — из квартала Чакар Султан — это два. Нас с тобой приглашают на свадьбу — это три.

— Теперь идемте в комнату — это четыре! — звонко засмеялась Фируза.

Для Дилором весь дом словно осветился с приходом внучки. Но, войдя в комнату и увидев Хайдаркула, Фируза сразу притихла, улыбка сбежала с ее лица. Тихонько поздоровалась, положила книги на полку в нише и села в уголок.

— Это дядя Алиджан, — сказала старуха. — Он друг и названый брат Асо, приехал издалека…

Хайдаркул встал, извинился за беспокойство и вышел. Фируза заперла за ним ворота и, вернувшись, увидела, что бабушка, усталая и ослабевшая, легла на свою постель.

В доме Гани-джан-байбачи готовились к свадьбе. Старшая жена бая была малопривлекательна и никогда не нравилась ему, за несколько лет их брака она родила ему только дочь. Желание иметь сына было предлогом для второй женитьбы бая. Но через два-три года и вторая жена перестала ему нравиться, к тому же у нее совсем не было детей, и это было на руку Гани-джану, который захотел жениться в третий раз, опять-таки будто ради сына. Старшая жена ревновала его к младшей, завидовала и старалась всячески отравить ей жизнь. Не было дня, чтобы она не подняла скандала, по ночам она или ее служанка подслушивала под дверью комнаты младшей жены. Зная, что бай мечтает о сыне, она посоветовала баю жениться — пусть в молодости насладится вволю, а богатства его на всех.

Такой совет бай принял с удовольствием, даже подарил старшей жене дорогие серьги — золотые веточки, осыпанные жемчугом. Она же, решив в пику младшей женить мужа еще раз, усердно принялась хлопотать, искать невесту и наконец нашла дочь Оллоёр-би, считавшуюся почти старой девой. Но бай не посмотрел, что ей много лет, — она была щеголиха, задира, держалась надменно, бай решил, что как раз такая ему и нужна. Он послал к ней сватов. Девушка сама их принимала, сама дала согласие на брак, заявила, что ей приятно войти в дом, где есть соперницы. Каждый день будет у нее развлечение…

Узнав об этом, старшая жена бая пожалела, что задумала такое дело, но было уже поздно. События развивались так стремительно, что она не успела разочаровать мужа в невесте и подыскать другую, более подходящую для нее самой. По желанию будущей супруги, бай приказал старшей жене освободить большую комнату и перейти в другую — в конце двора, на солнечной стороне. «Эта комната теперь тебе больше подходит — кухня и прачечная рядом… хозяйство у нас разрастается, и у тебя будет много дел».

Старшая жена поняла, что если дочь Оллоёр-би, еще не став женой, так распоряжается, то, войдя в дом, она никому не позволит верховодить.

Как бы там ни было, старшей жене пришлось уступить, и она с утра занялась переселением.

Одеяла и тюфяки, горой лежавшие на огромном сундуке, шелковые, бархатные, адрасовые, вынесли, вытряхнули и перенесли в новое помещение. Оставалось перетащить сундук, который был очень тяжел, полон накопленного добра, а хозяйка не хотела ничего вынимать из него на глазах у служанок.

Решили позвать Асо. Он вырос в этом доме и был еще так молод, что, когда бая не было дома, женщины не закрывались от него. А он, когда его звали на женскую половину, входил, не подымая глаз, делал то, что нужно было, и уходил, ни на кого не глядя. Теперь Хайри, молоденькая служанка, веселая и шаловливая, побежала за ним. Увидев его на среднем дворе, Хайри схватила Асо за руку и втащила в коридор. Асо знал, что Хайри влюблена и всегда ищет случая прижаться к нему, от страсти совсем потеряла стыд. Застенчивый юноша старался быть от нее подальше.

Сейчас, попав внезапно в объятия шалуньи, он не знал что делать, покраснел, смутился, сердце у него забилось.

— Хайри-джан, — проговорил он, стараясь высвободиться. — Нехорошо, Хайри-джан, вдруг бай войдет, убьет нас обоих.

Но девушка, словно не слыша, еще крепче прижималась к нему, старалась поцеловать.

Асо, видя, что она его не слушает, принял строгий вид, резко оттолкнул девушку и, держа ее за руки, сказал:

— Хайри, ведь ты же знаешь, что мое сердце отдано другой, как же ты…

— Я знаю, — ответила Хайри, — знаю, что я тебе не нравлюсь, но что мне делать? Я хоть поцелую тебя, прижму к сердцу, мне будет легче.

— Еще хуже будет. Лучше оставь это, будем с тобой как брат и сестра. Я буду тебя любить, как родную сестру.