Дочь огня

— Зайди на минутку, Ахмед-джан, — сказала она. — Знаешь, к нашей Фирузе сваты приходили.

Услышав это, Ахмед быстро вошел во двор и присел у порога — послушать старуху.

— Ну и хорошо, правильно вы поступили, — сказал он, выслушав ее рассказ о сватовстве. — Так им и надо, бессовестным! Но теперь не велите Фирузе ходить в школу через квартал Бобониез, пусть ходит другой дорогой.

— И то верно, пусть другой дорогой ходит, — согласилась старуха. — Но я вот о чем хотела с тобой посоветоваться. Пока я жива, я бы хотела сама пристроить ее, вручить хозяину… Как ты думаешь?

— Фируза еще юна для замужества, — сказал водонос, — но, пожалуй, вы правы… лучше бы пристроить ее, пока вы живы. Но за кого?

— Зятя я уже давно себе нашла, — сказала, улыбаясь, Дилором. — Такого зятя, что любо-дорого!

— Ну, ну! — засмеялся водонос. — Кто же он?

— Зовут его Асо, он, как и мы, служит в доме Гани-джан-байбачи. Удивленный водонос не успел еще рта раскрыть, как в ворота постучали. Он пошел открыть.

Передним стоял Асо, тот самый Асо, чье имя сейчас было произнесено. Стоял и улыбался. Такое совпадение еще больше изумило водоноса.

— Асо? — проговорил он, не веря глазам своим. — Это ты? Милости просим!

Асо вошел во двор и сказал, что пришел узнать, как здоровье Дилором, но водоносу показалось, что он чем-то расстроен. Они вошли в комнату. Асо поздоровался со старухой, спросил о здоровье и сел у порога.

— Что это ты в такое время дня бросил работу и пришел меня проведать? Смотри, бай узнает, достанется тебе.

Асо не ответил, только взглянул на старуху, на водоноса и потупился. Водонос не выдержал:

— Ты что-то скрываешь, видно. Ну, говори, меня, что ли, опасаешься?

— Говори, говори все, сынок, — сказала старуха, — не бойся Ахмед-джана. Ахмед-джан мне брат, как ты — мой сынок.

— Только что мы говорили о тебе, — подбодрил его водонос, — говорили, что жених хоть куда!..

Асо покраснел от смущения и опустил глаза. Юноша был высок, широкоплеч, с сильными руками и ногами, смуглый, круглолицый, с большими блестящими глазами, над верхней губой его едва пробивался черный пушок, но казался он старше своих лет. Асо был круглый сирота, почти не помнил свою мать. Единственное, что помнил: мать лежит в постели больная, Дилором-каниз подает ей воды, а мать протягивает к нему руки… Потом на него надевают халат, подпоясывают, дают в руки палочку и ведут перед носилками с покойницей, велят плакать и кричать: «Ой, мамочка!..» А потом знакомый садовник взял его к себе, и, когда мальчик подрос, он стал работать в саду.

С тех пор как Асо вошел в разум и начал понимать людей, он полюбил старуху Дилором и во всяком деле прежде всего советовался с ней. Ни к кому другому он не обращался, никуда больше не ходил, только и знал, что этот маленький дворик; здесь он чувствовал себя легко и спокойно. Знал, что только Дилором могла рассказать про его родителей, и всегда просил ее об этом. Но старуха — то ли ей было некогда, то ли не хотела чем-то огорчить юношу — постоянно откладывала разговор. И сейчас Дилором подумала, что он ждет от нее обещанной истории.

Но Асо вдруг поднял голову.

— У меня к вам дело есть, надо посоветоваться… — сказал он. — Но я боюсь — сказать или не сказать… не знаю, что из этого выйдет.

— Говори, не бойся! — ответила она. — Вот и Ахмед-водонос здесь, он умный человек, он тоже даст тебе хороший совет.

- Ну ладно. — И, беспокойно оглянувшись, сказал: — Я привел одного человека, ему очень нужно с вами поговорить.

Кто же это? — спросила старуха.

Нет, я сам не могу назвать его имя… не дай бог, кто услышит… Ну, если ты мне не доверяешь, я уйду, — сказал водонос. Нет, я верю вам. Раз бабушка Дилором сказала… Но ведь этот человек…

— Ладно, говори, кого ты привел? Асо кинул взгляд во двор:

— Рыбного повара Хайдаркула…

— Хайдаркула?! — в один голос переспросили старуха и водонос, с изумлением глядя на юношу.

— Да, Хайдаркула, рыбного повара… Он не умер, он жив.

— Хайдаркул жив? Да как же так? Где же он? — спросил водонос.

— Это долгая история. Если вы позволите, я приведу его к вам в дом, тогда все узнаете.

— Ладно! — сказала старуха, но, когда Асо уже побежал, она остановила его: — Постой! Ведь он беглец… конечно, он прячется от людей, ты ему сказал, что здесь никого нет, и вдруг он увидит Ахмеда, нехорошо получится. Ты, Ахмед-джан, иди пока, пусть Асо приведет его. А потом мы тебя позовем.

— Правильно, — согласился водонос. — Я пойду, мне еще надо натаскать воды кой-кому.

Водонос ушел. Вслед за ним вышел и Асо и вскоре вернулся с высоким мужчиной в сапогах, обросшим такой густой бородой, что она закрывала все лицо. Один глаз у него был завязан черной тряпкой, шапка надвинута до самых бровей. Войдя в комнату, мужчина поклонился старухе, потом подошел к ней, взял ее руку, приложил к глазам и поцеловал.

— Асо вам уже сказал, — начал он, садясь в уголок, спиной к двери. — Я Хайдаркул, повар, три месяца назад прошел слух, будто я пропал, помер. Но, слава богу, я жив и здоров, вот вернулся. Вы обо мне слышали? А я вас видел несколько раз и много слышал о вас хорошего. Когда Асо назвал ваше имя, я обрадовался и попросил его отвести меня к вам. Мне нужен ваш совет.

— И хорошо сделал, сынок, что пришел, — ответила старуха, разглядывая его. — Борода у тебя и раньше была или теперь отрастил?

— Раньше была маленькая, а потом я нарочно отпустил такую. — Хайдаркул снял тряпку с глаза. — Глаз у меня здоровый, завязываю его, чтобы меня не узнали. До сегодняшнего дня я всего два раза был в городе. С тех пор как я выздоровел, я жил за городом, все ждал подходящего момента.

Тут Асо кашлянул и посмотрел на старуху и Хайдаркула.

— Я теперь пойду, а то как бы хозяин не хватился меня… Потом, когда можно будет, опять прибегу.

— Ладно, иди, — сказала старуха, — займись спокойно своим делом, Хайдаркул — мой гость.

Асо встал, опять кашлянул и сказал:

— Хайдаркул теперь стал Алиджаном. Так лучше. Алиджана никто не знает.

Старуха улыбнулась, кивнула, пошла за Асо и заперла за ним ворота. Потом подошла к калитке, которая вела к соседям, и тоже заперла ее.

Солнце стояло высоко в тот час и заливало светом весь двор, поэтому старуха, вернувшись в комнату, прикрыла за собой дверь. Села на постель, налила из чайника, покрытого платком, чтобы не остыл, чаю в пиалу, выпила сама, а вторую протянула Хайдаркулу.

— Значит, тебя теперь зовут Алиджаном! — сказала ему старуха. — Ты беглец и скрываешься? А что сталось с твоей женой и дочкой — ты знаешь?

Хайдаркул печально наклонил голову:

— Знаю все, мне Асо сказал. Потому я и в Каракуль не поехал, остался здесь.

— Расскажи мне, почему ты бежал и куда исчез потом?

— Да, — сказал Хайдаркул. — Я и сам собирался сначала вам рассказать свои злоключения, а потом уж совета спрашивать.

Он залпом выпил чай и взглянул на старуху Дилором.

— …В детстве я некоторое время ходил в школу, но учился без особенного успеха. Потом поступил учеником к кузнецу, научился ковать подковы, кетмени и топорики. Но и этим ремеслом я не стал заниматься. У нас в Каракуле и без меня было четверо кузнецов, они работали день и ночь и все-таки жили впроголодь. Если бы и я еще сделался кузнецом, одним голодным стало бы больше в Каракуле. Я взялся обрабатывать каракулевые шкурки и скоро стал хорошим скорняком. Но не поладил с хозяином, оставил и это дело. Тогда я стал ловить рыбу и сделался поваром. У меня был приятель, он умел сочинять стихи, ходил со мной на рыбную ловлю и сочинил песенку о людях, которые за многое берутся и ни в чем не достигают успеха. Вот и я был таким человеком и пострадал от этого. Когда я сделался поваром, на моей дороге встал Каракулибай, он хвалил мое уменье и ел рыбу без костей. Я никак не думал, что это мое новое ремесло погубит меня. Мне казалось, что ловить рыбу, жарить ее и продавать на базаре — самое хорошее занятие: никто тобой не распоряжается, нет над тобой хозяина, потому я и выбрал это. Но я сам попал на крючок Каракулибая.