Светлое будущее

Неужели этот «знакомый мальчик» — она сама? Если это она сама, надо принимать срочные меры. Какие? Надо поговорить с Тамуркой. Она церемониться не будет. Она ей такое пропишет!.. Жаль девчонку, но ничего не поделаешь. Другого выхода нет.

ПЬЯНАЯ СТАРУХА

По дороге в больницу я опять встретил Пьяную старуху. Я остановился, но она не обратила на меня внимания. Если бы она проявила хотя какую-нибудь заинтересованность в окружающем, я отдал бы ей все деньги, какие были у меня с собой. Но она прошла мимо со своей скрипучей тележкой, как будто прошла сквозь меня, даже не подозревая о моем существовании. И унесла с собой какую-то мою очень важную нерешенную проблему. Какую? Когда я был маленький, у нас в доме появились хомячки. Очень забавные зверьки. Меня они раздражали. И вместе с тем интриговали какой-то неведомой тайной. Похожее состояние стало появляться во мне теперь, когда я видел Пьяную старуху или думал о ней. Как будто я забыл что-то очень важное, но никак не могу вспомнить, что именно.

БОЛЕЗНЬ

Наша академическая больница — одна из лучших в стране. Прекрасное здание. Хорошее обслуживание. Терпимая кормежка. Но эта больница — главным образом для здоровых. Для гигантского количества врачей, выполняющих в основном чиновничье-бюрократические функции. И для таких, как я, желающих здесь по тем или иным причинам отлежаться. За нами тщательно следят, т. е. раз в год заставляют пройти диспансеризацию. Это значит, в определенное время мы носимся по кабинетам — от уролога к окулисту, от окулиста к стоматологу. Мы часами сидим в очередях. Потом нам смотрят в ухо, смотрят в рот, суют палец в задницу и долго записывают в толстенные книжки (истории болезней) то, что мы сами наплачем в зависимости от наших особенностей и целей. Если нужно получить справку для заграничной поездки, мы прикидываемся здоровяками, и тебе пишут «практически здоров», хотя у тебя обострение язвы. Если тебе нужно уклониться от каких-то неприятных дел, ты изображаешь у себя болезнь облюбованного тобою органа и ложишься на обследование и «лечение». У нас в институте многие используют больницу как удобное средство решения своих дел. Но лечить здесь не лечат. Наша медицина не для того создана. Она существует сама для себя. И хорошие отношения у нее с теми, кто без труда поддается лечению. А никто так легко не лечится, как здоровый.

У меня отдельная палата с телефоном. Цветы (принесли любящие меня подчиненные). Целая библиотека книг (принесли Ленка, Сашка, Антон и те же любящие сотрудники). А фруктами, овощами и прочими редкими вкусными вещами меня завалили. Холодильник наполовину забит моими съестными припасами. Поскольку большая часть их достается обслуживающему персоналу, ко мне (по блату) пускают кого угодно и когда угодно. И мне тут хорошо. Ощущаю себя хорошим, всеми любимым и очень нужным обществу человеком.

А главное — я утер нос Баранову, Васькину, Тваржинской и прочей нечисти из их банды. До выборов обсуждения не будет. В газете опубликовали список кандидатов в членкоры и академики. Кандидатов полно, а мест всего три (два для членкоров, одно для академиков). В академики наверняка проходит Еропкин. В членкоры реальные шансы имеют (кроме меня) еще два человека: Васькин и новый редактор нашего журнала. Меня все заранее поздравляют. Я отшучиваюсь. Но в глубине души приятно. И тревожно.

ПРОБЛЕМА СЫТОСТИ

От нечего делать думаю о книге Антона. Одна мысль в ней меня поразила больше всего. Коммунизм, писал Антон, прекрасно справляется с проблемами, доставшимися ему от прошлого или навязанными извне, — голод, разруха, стихийные бедствия, эпидемии, — т. е. с чужими проблемами. Но собственные проблемы коммунизма возникают тогда, когда общество достигает относительной стабильности и сытости. Легче дать кусок хлеба голодающему, чем удовлетворить аппетиты сытого человека, знающего, что такое икра, балык, стерлядь, шашлык... Легче одеть мерзнущего, чем успокоить прилично одетого человека, знающего цену дорогим мехам, драгоценным камням, дорогим вечерним платьям... Легче дать крышу над головой бездомному, чем избавить от страданий человека, имеющего отдельную комнату или даже небольшую квартиру, но знающему, что другие имеют роскошные огромные квартиры и загородные коттеджи... Короче говоря, собственные проблемы коммунизма суть проблемы нормального и здорового образа жизни, а не отклонений от достигнутой и общепризнанной нормы существования. Но история не знает ни одного общества, которое было бы способно справиться внутренними силами с проблемами своего нормального бытия. Можно вылечить больного. Нельзя вылечить здорового. Все то, что теперь поносят как язвы советского строя, на самом деле суть нормальные проявления здоровой натуры коммунизма. Этим моя концепция существенным образом отличается от концепции прочих критиков коммунизма.

САШКА

Сашка принес мне книгу Иваницкого, выпущенную в Париже. Это что-то вроде антиутопии в духе Оруэлла. В книге есть кусок о прошедшем периоде нашей истории, который считается Золотым веком ее. Из-за этого куска Сашка и принес книжку.

— Почитай, может быть, пригодится, — сказал Сашка. — Вообще-то говоря, книга довольно скучная. Это, конечно, не Солженицын. Но отдельные мысли есть.

Когда Сашка ушел, я прочитал следующее.

Какое удивительное это было время! Теперь-то советский народ почти построил именно то, что предсказывали классики и мудрые руководители. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. И даже уже не верится, что то время когда-то было. Старушечьи сказки все это, говорит молодежь. В магазинах продавалось мясо?! И не очень тухлая картошка? И всего час в очереди стоять приходилось? И за анекдоты не всех сажали? Не засирай нам мозги, папаша! Не маленькие! Давно из Детской Казармочки выросли! И поди убеди эту разъедаемую скепсисом молодежь, что все это было на самом деле. Она, молодежь, свято верит нашему гениальному руководству, которое обещает, что благодаря непрерывному улучшению материального благосостояния общества и неуклонному укреплению демократии мы лишь в ближайшем будущем достигнем такого расцвета. А пока... Одним словом, Золотой Век впереди, а не позади, ибо такова установка. Конечно, и то время, в которое мы сейчас живем (если, конечно, живем), тоже очень золотое. Но то, к которому нас ведет наше любимое и гениальное руководство, к которому мы приближаемся ассип... ассимпт... амсич... тьфу, твою мать!., не выговоришь без поллитра!.. В общем, к которому мы идем, но никогда не придем, хотя и будет казаться иногда, что вот-вот сейчас придем... так вот, это самое время еще золотее. Оно-то и есть Золотой век нашей истории. Оно всегда впереди, а не позади, как думают клеветники и критиканы. Впрочем, теперь это уже никакой роли не играет. Все равно теперь уже никто не помнит, где у нашей истории зад, а где перед.