Забулдыжная жизнь

Через две недели я навестил ее в похоронном бюро, выудил нужную информацию и стал готовиться к празднику. Мне давно хотелось впечатлить ее игрой на гитаре, обрадовать чем-то необычным, шокировать дорогой покупкой. На гитаре я не играл, ничего необычного в мире нет, оставалось последнее. Когда обнаженная, с огромным мундштуком в зубах Зина сидела на красной атласной простыне, я вытащил из портфеля картонную, хорошо упакованную коробку и протянул ей. Это было дорогое французское белье. От волнения Зина уронила пепел на простыню, и пришлось проявить сноровку, чтобы на постели не осталось дыр. Дрожащими руками Зина осторожно распаковала подарок и взвизгнула от радости. Шелковые трусики и такой же бюстгальтер произвели на нее впечатление. Она их тут же примерила. Все было тип-топ!

– А зачем ты купил красный цвет? Черный намного лучше, – погасила мое самодовольство Зина.

– Мне казалось, ты любишь красный.

Зина осторожно сняла белье, спрятала в шкаф. Потом повернулась ко мне и засмеялась, тряся маленькими острыми грудями.

– Глупый! Какой же ты глупый! У нас в ритуальном бюро остаются отрезы от обивки гробов. Ну не выкидывать же их?! Я, как бухгалтер, беру себе более хорошие куски. Другие рабочие – то, что достанется. Знакомая портниха шьет из них постельное белье. Экономия, понимаешь? Мы с мужем на машину копим, приходится крутиться.

Больше я с Зиной не встречался. Я вычеркнул ее из памяти, как набившие оскомину стихи, которые застряли на одной рифме и – ни туда – ни сюда. До осени я возился с квартирой, приводил ее в божеский вид, выветривал бабушкины миазмы и прочие запахи ветхого одиночества. Заодно выбросил мебель – вплоть до посуды. Начинать жизнь стоит с чистого листа. И я начал! Закрутил шашни с соседкой. Та не блистала красотой. Если откровенно, то была страшна. Но фигура! Это – пленительная фигура Афины, только без крыльев. Как завороженный ее красотой Диоген, я мог часами мастурбировать, глядя на ее бесподобные телеса. Вру для красного словца. Я завалил ее на матрац, когда квартира еще сверкала пустотой и отвечала гулким эхом. Возможно, соседка и составила бы мне компанию на длительное время, но в сентябре, когда осыпающиеся кленовые ладони отвешивали горожанам пощечины, в гости нагрянула Зина. Пришла без приглашения, как татарин. По-хозяйски заглянула в каждый уголок, поцеловала меня в лоб: «Это профессиональное!» – догадался я, и съехидничала:

– Это твоя тетушка? Неплохо сохранилась. Сделать подтяжку и можно выпускать на панель!

Соседка побледнела и навсегда покинула облюбованное гнездо.

– Муж укатил на вахту. Я поживу у тебя пару недель? Не беспокойся, все расходы беру на себя.

Я оказался слабовольным. Да что там – просто тряпкой. Во мне проснулось то, чего отродясь не проявлялось: и настоящая любовь, и нежность, и признательность. Зина не забывала любовников, она их помнила, как гробы на полках ритуального бюро. На следующий день, она купила микроволновку – огромную роскошь по тем временам.

– Будешь горячие завтраки делать, когда я к мужу вернусь.

– Зина, это же дорого! – От стыда меня бросило в жар.

– Не беспокойся. Я сплю с директором похоронного бюро. Он рассчитывается со мной гробами. Я их поставляю в морг, а оттуда они разлетаются как горячие пирожки. Так что не забивай голову!

«Какая женщина!» – в который раз удивился я и вспомнил хозяина агентства – толстого, неопрятного и к тому же почти лысого верзилу, у которого в голове, кроме костяных счет, ничего не щелкало. Я стерпел, даже не стал лаяться – не видел смысла.

За две недели мы так привыкли к счастью, что думалось, будто Зина останется навсегда. Но она ушла. Ушла, тихо прикрыв дверь. Как уходят, боясь потревожить спящего младенца.

Вскоре Зина вернулась с хрустящими гробовыми деньгами, веселая и неотразимая. «Чего я, собственно, дергаюсь? – задавался я вопросом. – Она же не моя жена, и вообще…» Муж Зины прикатил на неделю раньше. Притащился в хлам пьяный, сел за стол и заплакал. «Это водка в нем плачет!» – успокаивал я себя, хотя понимал, насколько ему гадко.

– Отпусти ты ее, ради бога! Ну что тебе баб мало? – Вдруг он подскочил, вытер слезы. – Хочешь, я тебе заплачу!

Я не ожидал такого поворота событий и растерялся.

– Не надо! Сам подумай: не будет меня, будет другой. Тебе станет легче? Так-то ты в курсе, где она и с кем. Спокойно возишься на своей буровой…

Мои доводы слегка отрезвили его. В них скрывалась горькая истина. Муж Зины вытащил из кармана горсть мятых купюр.

– Сгоняю за водкой. Наверное, ты прав, – промямлил он и оставил меня наедине с закипающим чайником.

В это время вернулась Зина. Она чутьем уловила атмосферу угасшего скандала, глянула мне в лицо: «В чем дело?»

– Твой благоверный с Севера вернулся. Опять, поди, перевахтовка.

Зина собрала барахло и покинула квартиру. Ее муж не явился. Он прискакал через неделю. Растрепанный и жалкий. Из-под редкой шевелюры торчали огромные рога.

– Зина пропала! – всхлипнул он, сдавил голову и повалился на диван.

Я знал, где она. Она зарабатывала гробы, но не говорить же об этом расстроенному супругу. Мы напились и побратались. Так мне казалось. Он пригласил меня на рыбалку, наверно, хотел утопить. Я тактично отказался. Прикорнув на диванчике, он ушел под утро, под трели соловьев. Через неделю явилась Зина в шикарном красном платье с золотой цепочкой на шее. «Ну вот, – решил я, – теперь она шьет из похоронных отрезков наряды от кутюр!»

– Нравится? – не без гордости спросила она и несколько раз крутанулась юлой. – Знаешь, сколько оно стоит? Впрочем, зачем тебе это знать. Завтра купим телевизор «Горизонт». Говорят, там японский кинескоп.

На кой мне «Горизонт», если у меня есть «Темп» и радио на кухне? Но спорить с Зиной – себе дороже. Следующим вечером мы смотрели «Горизонт» и восторгались насыщенностью красок. Через день купили видеоплеер.

– Твой начальник стал необычайно щедр, – уколол я Зину иглой ревности.

– Он жлоб. Я ворую гробы по договоренности с работягами.

Вот те на! Вот докатились! Еще чуть-чуть – и она станет похищать могильные плиты, а потом и самих мертвецов.

Так и жили: я – в постоянном ожидании чего-то непредсказуемого, Зина – в свое удовольствие, а ее вторая половинка – в вечных страданиях.

Стартовала зима. Новый год мы встречали втроем. У нас давно отпали вопросы: кто есть кто и с кем будет спать королева. Пока муж ошивался дома, я не имел на нее никаких прав.

Захмелевший нефтяник раздухарился и высказал давно терзавшую его мысль:

– Ты не любишь Зину. Обыкновенный альфонс. Тебе нужны ее деньги и… и…

Его слова царапнули мое самолюбие. Я схватил нож и несколько раз чиркнул по запястью. Горячая кровь, бурлящая от любви, забрызгала праздничный стол. Глупо, конечно. Однако любую глупость можно списать на пьяное недоразумение. От вида крови муж упал в обморок, Зина потащила меня к врачам. Благо клиника находилась через дорогу.

Поддатый доктор ловко штопал порезы, насвистывая: «В лесу родилась елочка…» Зина ехидно спросила:

– Скажите, он жить будет?

– Будет!

– Жаль! – засмеялась она дьявольским смехом.

Вся наша жизнь, все наши отношения и с Зиной, и с ее мужем-вахтовиком напоминали театр абсурда. Но вырваться из порочного круга не хватало ни сил, ни желания. Жизнь сгорала день за днем; мать узнала о моих «подвигах» и грозилась выгнать из бабушкиной квартиры. Куда? К себе, или опять в коммуналку? Я слушал ее нравоучения с опущенной головой. Ну не драться же с ней!

В начале марта я залетел под «Жигули». Точнее они залетели под меня, но пострадали оба. Чтобы замять конфликт, водитель сам все утряс в ГАИ, а мне отвалил приличную сумму. А как же – обе ноги сломаны и когда я встану – неизвестно. Зина навещала меня вместе с мужем и уговаривала сбежать из больницы на 8 Марта. Куда я сбегу? У меня не было даже коляски, что очень усложняло жизнь. Я стеснялся ходить в «утку» и сконфуженно наблюдал, как за мной убирают. Девятого марта я вздремнул после врачебного обхода и очнулся от громкого хлопка дверью. В палате стояла мать. Она тряслась от рыданий. Я смотрел на нее и не мог сообразить, какая беда могла выдавить слезы из прожженной работницы прилавка.