Страница 10 из 70
Паутина
I
В тот самый час, когда заря расползалась вдоль горизонта, облизывала крыши и отражалась в окнах; в те самые минуты, когда относительно здоровые граждане имитировали зарядку, а относительно больные пили микстуры, Авдий Гробов спал и пускал на подушку вязкие ручейки. Быть может, он спал бы вечно, но сосед сверху что-то ронял, громыхал и жутко скрипел половицами. Гробов вздрагивал, открывал глаза и минут десять соображал: кто он и где находится. Авдий возвращал сознание на законное место, чесался и ужом сворачивался под одеялом. Так и не заснув, он с неохотой покидал теплую кровать, долго шарахался по квартире в поиске носков, штанов, рубашки; с причмокиванием высасывал два сырых яйца и вытирал губы рукавом.
Гробов был костляв, сутул и весьма неопрятен. Стриженый череп смахивал на выжженную степь, небритый подбородок – на замшелую кочку. В полинявших, как февральское небо, глазах сожительствовали вакуум и равнодушие. Особенно выделялись уши. Большие, с торчащими из них волосками и отвисшими, мясистыми мочками, они окончательно портили физиономию. С такой внешностью лучше всего быть палачом – спрятал под колпак голову, и никто не видит твоих изъянов. Махнул топором и показал, кто в доме хозяин!
Одевался Гробов соответственно. Твидовый пиджак с оттопыренными карманами и брюки без стрелок служили повседневной униформой. В зависимости от сезона, поверх пиджака натягивался презерватив плаща или шуба-гульфик из свалявшегося, потерявшего лоск искусственного меха.
Всем известно, если у гражданина в руках что-то есть, то он это непременно пустит в дело. Если это мел или уголь, то он напишет или нарисует на стене какую-нибудь гадость; если палка, то ударит соседа по голове; если бомба, то бросит ее под паровоз или в чье-нибудь окошко – люди не могут сидеть без дела, так распорядилась природа. У Авдия Гробова оказался нож, но не обычный, а рабочий, вернее, секционный.
Необыкновенная профессия подвернулась нежданно-негаданно. Как-то Авдий помог соседке вытащить из петли труп ее муженька. В морге их встретил судмедэксперт в клеенчатом фартуке. Он по достоинству оценил спокойствие Гробова, который не побрезговал обгаженными штанами самоубийцы, не испугался его выпученных удивленных глаз и по-энштейновски насмешливо вывалившегося языка. Судьбоносную роль сыграла и фамилия. Заведующий «мясного цеха» носил не менее привлекательную – Крестовик. Была какая-то невидимая цепь, объединяющая эти фамилии. В общем, Авдию подфартило; случай – великое дело!
– Не хотите испытать себя в роли санитара? – осведомился судмедэксперт. – Мне как раз необходим помощник. Трудился со мной некий Коврижкин, пришлось уволить за вредные привычки. Ко всему прочему, психически неуравновешенным оказался. Зарплата плюс профит обеспечат вам достойную жизнь!
Какой дурак откажется от подобного предложения? Авдий согласился. «Не родись красивым, а родись счастливым!» – при-помнилась ему народная мудрость. Гробов рассчитался, поставил мужикам ящик водки и покинул бригаду шабашников. На прощание сказал, что всех их ждет в гости.
Первое время Гробов с содроганием смотрел, как Крестовик, насвистывая, кромсает усопших сограждан; как ковыряется внутри и оценивает состояние отслуживших свое органов. Запахи формалина и разложения вызывали у Гробова дискомфорт. Его, проще говоря, выворачивало.
– Ничего, принюхаешься! – успокаивал многоопытный коллега и протягивал папироску, набитую коноплей. – Покури, трава слабенькая, но рвотные позывы уничтожит. Не бойся, не привыкнешь!
Авдий быстро перестал испытывать отвращение к смраду, к виду набухших почерневших трупов, найденных милиционерами в оврагах, колодцах или перелесках. С гримасой сочувствия и скорби он выслушивал родственников добровольно ушедших из жизни горожан и брал на себя обязанность помыть, побрить, если того требовалось, и одеть мертвеца в чистое.
Все бы ничего, но тяга к конопле не исчезла. Более того, она сменилась страстью к кокаину. Колдовской порошок, отведанный у торговца зельем, удивил Авдия потенциалом. Он вызывал такой прилив сил, что тело начинало зудеть, а энергия искала выход.
Авдий втягивал ноздрями колумбийскую «пыль», и на него накатывал приступ душевности. Краски уходящего дня вспыхивали с новой силой, струились сказочным фосфорическим светом. Хотелось перецеловать всех мертвецов, поговорить с ними о жизни, о футболе и политике. Оставаясь на ночное дежурство, он пробовал завязать отношения с окоченевшими женскими трупами. Но те не разделяли интересов санитара, не отвечали взаимностью и не поддерживали беседу. Авдий двигал мохнатыми бровями, считая себя несправедливо обиженным. Нервы сдавали и он срывался, колотил покойниц по парафиновым лбам костлявым кулаком. Хорошо, что на бескровных лицах не оставались синяки, а то Гробов давно бы загремел по статье за злостное хулиганство. Отомстив жмурам, он снова насыпал на стол серебристую дорожку. Зрачки Авдия расширялись, становились бездонными; по телу пробегала благоговейная дрожь. Гробов успокаивался, проверял: все ли покойники на месте, а потом погружался в грезы.
Шмыгая напудренным носом, он видел себя на троне из костей в окружении небесного войска. Херувимы, все как один, стояли с закрытыми глазами и бирками на ногах. Из-за их спин виднелись ощипанные куриные крылья. Легион смерти – не иначе! Гробов так и засыпал, не выходя из экзотических видений. Удовольствие примерить шкуру бога стоило денег, но денег хватало. Крестовик не обманул.
Новая профессия нравилась Гробову, и он отдавался ей полностью. Внимательно слушая опытного коллегу, Авдий запоминал, чем отличается вскрытие по методу Абрикосова от метода Шора. Спустя полгода он ловко потрошил покойников и самостоятельно делал трепанацию! Благо, клиенты были непритязательны и позволяли творить с собой что угодно. Авдий повышал мастерство, с остервенением резал их и штопал, резал и штопал. За ним с подозрением наблюдал Крестовик.
– Что с тобой происходит? – как-то спросил он. – Ты к ним просто неравнодушен.
– Душу ищу, – чуть слышно пробормотал Авдий, не отрываясь от работы.
Ответ Гробова изумил Крестовика откровенностью.
– Душа покидает тело с окончанием жизни, – с сожалением заметил он и отхлебнул из бокала крепко заваренный чай.
– Тогда посмотрю, где она таилась.
– Ты вот что, друг ситный! Не перегибай палку с марафетом, а лучше всего завяжи. Иначе нам с тобой придется расстаться, как это ни прискорбно. – Судмедэксперт похлопал напарника по плечу. – Сходи в церковь, там про душу все знают. Завтра можешь взять отгул, я один справлюсь.
Авдий согласно кивнул, продолжая штопать брюхо барышне, перепутавшей балкон с вышкой для прыжков в бассейне.
Сентябрьское солнце не пекло, не заставляло прятаться в тенек. Не совсем утративший тепло воздух уже дарил свежесть, оттого дышалось необычайно легко. Прогуливаясь по городскому парку, Авдий купил газету и сел на лавку. Без кокаина было неуютно, но Гробов крепился, старался отвлечься чтением. Погружение в океан информации длилось недолго, – на полусогнутых ногах к лавке приближались два неадекватных создания. Было очевидно, что они пребывают в полукоматозном состоянии. Граждане из последних сил дотянули до скамьи и потеснили Гробова. Молчание длилось полминуты, затем началась беседа.
– Вась, а ты в курсе, что Ленин был «голубым»?
Вася смастерил на лице задумчивое выражение и долго тер переносицу пальцем. Запах осени отрезвляюще действовал на него.
– Брехня, Ильич на «Авроре» плавал!
Его приятель, кучерявый гражданин, приоткрыл глаза.
– Гадом буду, он с печником жил! Я сам читал: «Ленин и печник». Правда, не до конца – не люблю про извращенцев!
– Брехня! – убедительно повторил Вася. – У него жена была, пучеглазая такая. Надеждой Константиновной звали.