Колонист. Слуга

Не знаю, понял ли он. Такие вещи можно разве на своей шкуре почувствовать, но про забитых до смерти приходилось слышать, причем по абсолютно пустяковым поводам. Никто и не возмутится. Мастер изволит учить помощника.

Глэн думает, ему на ферме плохо! Не нюхал он нормальной жизни всерьез. Любого самого вольнолюбивого и умного при желании можно обломать. А если еще и держать впроголодь, почти все станут прыгать по команде без раздумий.

- Если кто выучился профессии вне цеха, ему все равно приходилось наниматься в ученики к местному цеховому мастеру. До проверки доходит не так скоро. Скажем, чтобы получить звание мастера, нужно было в присутствии других членов цеха выпечь пшеничный хлеб, булку и крендель. Причем строго определенного вида, размера и веса. Нарушителя цехового закона запросто могли изгнать из города. В прежние времена и вовсе топили в мешке, сейчас посвободнее стало. Надеюсь, все ясно насчет предложенной булки с изюмом?

- Ну а что они сделают, если купец продаст?

- Очень даже следят, чтобы им заработок не перебивали. Кустарей отлавливают и сажают в тюрьму. Вот со смежными профессиями воюют регулярно. Оружейники со слесарями и кузнецами, цирюльники с хирургами. Лет пять назад в Лондоне один коммерсант продал другому партию сапог. Цех подал на него в суд. По закону сапожники могут продавать свой товар, а не кто-то другой.

Дело было громким. Купцы тоже не дураки и подсуетились со встречным протестом. Они соглашались, что и вправду не имеют привилегии на торговлю сапогами, но требовали указать, где в их правах есть запрет. У них привилегия на все, подпадающее под определение "товар". В результате все остались при своем, однако денег и нервов друг другу попортили огромное количество.

- Хм, - подавился очередной глупостью Бэзил, уставившись вниз с пригорка, на который мы заползли.

Посмотрел - не дошло, что же это его удивило.

- Это Де-Труа? - спросил он с каким-то ужасом.

- А что?

- Но это же большая деревня!

- Человек восемьсот, считая с детьми. Какая ж деревня? Кого угодно можно найти, кроме крестьян: кожевники, винокуры, гончары, шорники, колесные мастера, краснодеревщики и кузнецы. Даже три церкви, и места уже для всех не хватает. Еще и фермеры на праздники приезжают постоянно.

Он опять замычал, как в первый день, разве что за голову хвататься не стал. Все же не мешало бы его приличному доктору показать. Может, и правда с мозгами непорядок. Только как это определить, коли череп целый? И кто станет платить? Точно не я.

Отвел слабосильное недоразумение в таверну к Мюнцеру. Тот даже не узнал хорошо знакомого человека. Первое, что этот сделал, - сбрил свою козлиную бородку. Причем моей, естественно, бритвой, получив в очередной раз по шее за забывчивость. Спросить и не подумал. В этом смысле ничуть от Глэна не отличается.

- Дай ему выпить, - говорю Мюнцеру, - поесть за мой счет. И того, и другого не слишком. Чтобы на ногах нормально держался. И особо не приставай, он все равно перестал франкский понимать.

- Не врут?

- Не-а. С головой у типчика явно неладно. Вечно несет какую-то чушь. В первое время креститься на другую сторону принялся.

Он посмотрел с подозрением.

- Господь свидетель, - поклялся я торжественно. - Пришлось по рукам бить, а то совсем дико смотрелось.

- А, - Михаэль махнул рукой. - Мне-то что. Сделаю. А ты заходи обязательно. У нас приезжие со вчерашнего. У меня остановились.

- Постараюсь.

Мы прекрасно друг друга поняли. Не в первый раз гостей окучиваем совместно.

Сдал Глэна с рук на руки и отправился на воскресную проповедь. Честно говоря, лучше бы вздремнул на ферме, но от некоторых вещей не отвертеться, ежели не хочешь, чтобы на тебя косились.

В общем зале к моему возвращению собралась молодежь. В гостинице, она же трактир, пересекаются все, в отличие от церкви. Естественно, кого совсем уж не запирают в доме. Танцы по воскресеньям, разговоры и не без пригляда. Все лучше, чем в темноте обжиматься и алкоголь хлестать, а потом бошки друг другу разбивать. Здесь Мюнцер такого не допустит и лишнего не нальет. А понадобится - в момент буйного выкинет.

Он служил в армии сержантом и морды умеет бить замечательно. Тем более что и сам здоровый бык. А для особо сложных случаев под прилавком дубинка. При мне извлекалась всего однажды: Михаэль того случайного приезжего изувечил, сломав руку, ногу и сколько-то ребер. Жители Де-Труа об этом помнят и не возникают, когда их просят вести себя спокойно.

В задней комнате уже вовсю шлепали картами. Парочка молодых оболтусов из местных, с ними за столом, судя по виду, возчики. Красномордые здоровые ребята, обычно через одного поперек себя шире. Драться с такими удовольствие малоприятное. Зашибут. Правда, если попадут. Бьют они обычно с плеча во весь размах, и всегда есть шанс увернуться. Или сбежать. Гнаться такие лбы обычно не умеют и быстро устают. Гора мяса как-то странно соседствует с одышкой.

Мишель прошла мимо с кувшином и будто ненароком толкнула бедром. Хорошая девка, грудастая, и есть за что подержаться. А горячая! Еще бы так не любила дорогих подарков, на которые у меня особо денег не имеется, - и вовсе была бы золото. Ну тут уж ничего не поделаешь, ежели танцуешь, то и скрипачу платить должен.

- Почему все девки на тебя вечно западают, Дик? - ничуть не понижая голоса, спросил Клод.

Точнее, скорее всего, он думал, что негромко. Просто подмастерье в кузнице то ли от своей работы, то ли от рождения, я же не местный, имел пониженный слух и вечно орал. Тайны доверять ему не стоило. Не потому что не умел держать при себе, а тут же услышат на другом конце города. Вот и эти головы подняли. Я вообще симпатичный, веселый и щедрый. Ну еще, наверное, разговоры ходят. Никто в здешних краях пэйви не видел, но слышал всякую ерунду каждый. А женщины падки на красивое, да и любят опасных парней. При условии, чтобы об этом никто не узнал.

И важно никогда не лапать сразу. Иногда полезнее делать равнодушный вид и поулыбаться ее подружке. Сами начинают напрашиваться. Вот тогда и зажимаешь, в каком-нибудь тихом неприметном уголке. Она, конечно, слегка сопротивляется, для виду, но не сильно, так чтобы ты ни в коем случае не прекращал. Она не против, однако больше всего боится огласки, а я еще ни разу лишнего не сказал. Понятно, к солидным мадамам не подкатишься запросто, но девушки с ферм и разная прислуга вниманием не обделяют.

- Надо не стесняться говорить комплименты.

- И все?

- Мне хватает.

Клод с досадой швырнул карты на стол и поднялся.

Один из мордатых, радостно гогоча, потянул монеты к себе. Другой внимательно посмотрел на меня.

- Не желаешь?

Не торопясь я отпил свое пиво.

- Я, парни, кое-что повидал, потому прежде чем сесть, хочу правила установить.

- И какие?

- Играем до окончания денег, - выложил я на стол горку радостно зазвеневшего серебра, - или до заката. Не люблю требований отыграться.

- Ты так в себе уверен? - спросил, прищурившись, тот, что вроде имел немного ума, в отличие от напарника.

- Он может, - заявил Шарль, хлопнув меня по плечу.

Этот хоть не возчик, но габариты имел ничуть не хуже. И, в отличие от остальных, уже в возрасте. Просто дома у него давние проблемы, и последнее время он начал заливать их вином. Широко размахнулся, строя мельницу и лесопилку, а доходов чуть. Весь в долгах.

Постороннему скажи - очень удивится. Свозили молотить от одиннадцати фермеров, из четырех деревень, да и в городе у многих поля. В наших местах с ремесла не очень проживешь. Народу мало, и торговля соответственно не шибкая. Так, с каждых двадцати мешков два мельник по закону оставляет себе. Живи и радуйся. Ничего подобного. Один у него забирали в счет королевской доли, а со второго приходилось платить массу всякого разного. За мельницу, право молоть, местные выплаты, церковь не забудь. Католическая требовала обычно десятину - своей отдавать меньше неудобно. В результате богатством там не пахло.