Исповедь проститутки

Исаенко виновато улыбнулся.

– Что ты мне тут глазки строишь? – хмыкнул Симоненко. – От меня-то чего вам надо?

– Разрешение на изъятие материалов со скрытых лифтовых камер, если потребуется официальный запрос, как в случае с «Оберегом», – сказал Исаенко.

Симоненко колебался ещё какое-то время, а потом дал-таки своё согласие.

Следующие несколько дней Исаенко и Скворцов занимались поисками нужного агентства без названия и, в конце концов, исколесив чуть ли не весь Киев, нашли искомый адрес. Затем последовала процедура изъятия видеоматериалов с камер, подобная процедуре в «Обереге». И вот, наконец-то, длительные, утомительные поиски увенчались успехом: Исаенко держал в руках диск с ценными записями.

Вечером, в конце рабочего дня, чтобы никто не мешал и не отвлекал, Исаенко вместе со Скворцовым закрылись в своём кабинете и включили долгожданное «кино».

С первых же секунд всё стало ясно и окончательно открылось.

– Смотри, Женя, смотри внимательно, – твердил Исаенко. – Нельзя пропустить ни малейшей детали. Вся надежда на эти двадцать секунд, пока Плетнёв был один и, как он был уверен, без посторонних глаз.

– Угу, – буркнул Скворцов, внимательно глядя в монитор.

В обозначенное время на экране появился Плетнёв, держа в руках бесчувственную Ксюшу. Картинка словно повторялась с камеры парадной. Плетнёв крепко держал девушку за талию, её голова лежала на его плече. Камера была расположена под таким удачным углом, что в неё было видно всё пространство лифтовой кабины сверху донизу и до противоположных стен.

Двери лифта закрылись. Исаенко и Скворцов прилипли к монитору и напряглись. Они словно проникли внутрь и незримо находились сейчас рядом с Плетнёвым. Они не издавали ни звука, ни малейшего движения, и пристально следили за каждым движением Плетнёва. Вот он сосредоточенно смотрит куда-то сквозь пространство, напряжённо размышляя о чём-то. Тяжёлая ноша оттягивает ему руку. Девушка безвольно лежит в крепких объятиях, её руки свисают вдоль тела, голова по-прежнему лежит на плече Плетнёва. Лица девушки не видно.

Скворцов с Исаенко инстинктивно придвигаются ещё ближе, утыкаясь носами прямо в экран и чуть ли не загораживая друг другу обзор. В воздухе повисло напряжение.

И вдруг, видимо, лифт приближался к отметке первого этажа, Плетнёв решил перед выходом устроить девушку поудобнее в затёкших руках, и слегка подбросил её, словно куклу или ребёнка. В этот момент голова её скатилась с его плеча и резко откинулась назад, открыв на несколько секунд лицо. Скворцов передёрнулся. Он увидел мертвенную бледность на этом молодом красивом лице. Словно маска смерти запечатлелась на нём и навечно отпечаталась в застывших чертах и полуприкрытых глазах. Но самое главное, что увидели коллеги – это кроваво-синие отпечатки пальцев рук на горле девушки. Их было чётко видно на открывшейся шее. Именно такие следы остаются вследствие удушения руками – за свою практику Исаенко неоднократно видел подобные отметины на шеях жертв.

– Ты видел, Женя? Ты видел?! – вскричал Исаенко. – Останови скорее! Промотай назад. Нет, ты видел? Вот оно! Вот, наконец-то, мы увидели это. Она мертва. Она уже мертва, задушена! И никуда он её не провожал. Все его показания, от первого до последнего слова, ложь! Он задушил её в квартире, а потом отвёз труп за город и оставил в снегу. Это он, Плетнёв, убил Ксению Бондарь. Мы раскрыли это дело!

Исаенко ликовал. А Скворцов смотрел на монитор, и ужас охватывал его. Там зияло бледное мёртвое лицо молодой девушки, задушенной полчаса назад, не успевшей позвать на помощь, не сумевшей вырваться из железного обруча сдавивших её в смертельной хватке рук, и так безвременно, так нелепо погибшей.

Вторую ночь напролёт Исаенко не выходил из своего кабинета. Он отпустил Скворцова домой, а сам снова и снова прокручивал записи, в сотый раз просматривая один и тот же кадр. Он критически смотрел с разных позиций и ракурсов, стараясь скептически подойти к изображению: а вдруг всё-таки можно принять девушку за мертвецки пьяную, а следы на горле – принять за упавшую от ворота тень? Но с каждым новым просмотром все его скептические придирки отпадали. Сомнений быть не могло: девушка на этом кадре мертва. И только слепой не увидит этого.

Утром Исаенко позвонил адвокату Прохорову. Затем пошёл к полковнику Симоненко за очередным запросом в «Оберег» – взять ещё один экземпляр копий с камер наружного наблюдения, чтобы вместе с Прохоровым и Скворцовым постепенно всё «слепить до кучи», как он выразился.

А вечером в его кабинете раздался телефонный звонок. Исаенко поднял трубку и услышал незнакомый низкий голос.

– Следователь Исаенко, Борис Витальевич? – услышал он вопрос.

– Да, слушаю, – ответил Исаенко. – С кем я говорю?

– Моё имя вам ничего не скажет, – ответили ему. – Называйте меня «Доброжелатель», если вам так угодно.

Начало беседы уже не понравилось Исаенко. Но он решил выслушать до конца. Он спросил:

– И чего же вы хотите, Доброжелатель?

– Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, – сказал тот после паузы. – Я действительно желаю вам добра, поэтому хочу предостеречь. Вам может угрожать опасность.

– Послушайте, Доброжелатель, я не боюсь вас и ваших угроз, – резко сказал Исаенко.

Он досадовал, что рядом никого не было, кто мог бы записать этот разговор: Скворцова он сам отпустил, а Прохоров давно ушёл.

На другом конце провода раздался глухой смех.

– Дело в том, что опасность может угрожать не только вам, – здесь он сделал паузу, чем ещё больше завёл следователя, – … но и близким вам людям.

– Слушай, ты, кем бы ты ни был,… я тебя найду, и тогда посмотрим, кому надо будет себя поберечь. А своему заказчику передай, что ему недолго уже осталось ходить на воле.

– Глупо, – ответил «доброжелатель», – глупо и необдуманно вы говорите, господин следователь. Я вас по-дружески предупреждаю, а вы злитесь, угрожаете. Нехорошо.

– Чего вы от меня хотите? – спросил Исаенко. – Зачем позвонили?

Он ждал, чтобы звонивший полностью открыл все карты. Но тот продолжал говорить так же размыто и намёками.

– Вы невнимательны, как для следователя, – иронично заметил он. – Я ведь уже сказал вам: хочу предупредить об опасности. Будьте осторожны, если намерены продолжать заниматься тем, чем вы сейчас занимаетесь. Всего хорошего.

И дальше послышались короткие гудки. Исаенко с досадой положил трубку на место, так что звон раздался на всю комнату.

– Вот сука, – выругался он. – Угрожать вздумал. Хрен тебе, не дождёшься!

Он схватил мобильный телефон и набрал номер жены.

– Чего ты так поздно, Боря? Что-то случилось? – услышал он сонный голос жены.

– Нет, всё в порядке, – ответил он. – Уже еду домой.

Он выключил компьютер, погасил свет и вышел из кабинета.

* * *

На следующий день Исаенко рассказал о ночном звонке Жене Скворцову и Прохорову, а затем пошёл к полковнику Симоненко.

– Товарищ полковник, – сказал он, – мне надо взять пару дней выходных, чтобы увезти семью куда-нибудь подальше. Прошлой ночью мне позвонили с угрозами. Наше дело уже на стадии завершения. И мне будет гораздо спокойнее, если моя семья будет в безопасности.

– Смотри, Исаенко, я тебя предупреждал, – ответил полковник. – Ввязался ты в это дело, такую кашу заварил. Вот, что мне делать, если, не дай бог, с тобой что-нибудь случится, или с твоей семьёй?

– Да ничего ни с кем не случится, – бодро ответил Исаенко. – Ещё несколько дней, и дело будет закрыто, можно будет брать преступника.

– «Брать преступника», – передразнил его полковник. – Ты хоть понимаешь, о чём ты говоришь, что нам придётся пережить, и что мне придётся выслушать?! Откуда ты только взялся на мою голову?

– Вот сейчас вообще ничего не понял, товарищ полковник, – сказал Исаенко. – Чего же вы от меня ждёте? Чтобы я закрыл глаза на преступления лишь потому, что убийца богат и влиятелен? Или затем, чтобы избежать неудобных ситуаций? Неужели вы действительно согласны оставить на воле убийцу молодой девушки, насильника и преступника?