Исповедь проститутки

Моя Томка успешно окончила второй курс. Сейчас они с однокурсниками отмечали «экватор» – середину учебного срока. Натали с Женей отметили полгода знакомства. Их роман развивался неспешно, но, как мы с Томкой были уверены, определённо и неминуемо, хотя Натали всё ещё продолжала упрямо отшучиваться и убеждать нас в обратном.

В моей жизни тоже приближалась годовщина. Скоро исполнится год, как я ступила на порог борделя и позволила закрыть за собой дверь. Придя сюда почти год назад, я хотела убежать и спрятаться – от боли и предательства, от страха и насилия, от жестокости этого мира, к которой я оказалась не готова. Я позволила торговать своим телом, пытаясь что-то кому-то доказать, заглушить обиду и отомстить за попранные чувства. Я не думала, что задержусь здесь так надолго.

Сейчас, оглядываясь назад, могу сказать, что это затягивает. И вправду, то, что вчера казалось немыслимым, сегодня уже является нормой жизни; то, что ещё год назад я считала недостойным, сегодня – моя реальность. Человек ко всему может привыкнуть и порой гораздо быстрее, чем хотелось бы. Да вот только, надо ли? … Ежедневный секс с разными мужчинами, секс без любви, без чувства, без желания, без элементарной симпатии, стал для меня привычным делом, работой, автоматическим, почти механическим процессом.

Я резко повзрослела за последний год. Я прошла такую школу, такие стадии взросления за один этот год, какие за всю жизнь порой не проходит обычный нормальный человек. Я узнала мужчин с их низменной, не самой лучшей стороны. Это знание повергло меня в глубочайшее разочарование. Я перестала верить в любовь, в светлые настоящие чувства. И это ужасно. Теперь для меня любовь, чистые взаимоотношения, верность – остались лишь красивыми словами, полными очарования и первозданной прелести, словами из красивого книжного романа, не имеющие ничего общего с пошлыми и грубыми реалиями жизни.

Порой мне казалось, что я знаю слишком много об этой жизни; и, знай я меньше, было бы не так горько, и сохранился бы хоть один здоровый интерес к жизни. Но случилось то, что случилось. Я – проститутка с почти годовалым стажем. Я – элитная проститутка. Час моего времени стоит девятьсот гривен. И клиентов у меня прибавляется с каждым днём.

Даже удивительно, сколько людей ежедневно, ежеминутно ищут удовольствия – не отношений, не чувств, а чистого, голого удовольствия, отношений без обязательств, на одну ночь, на один час. Конечно, это удобно. Не надо запоминать её имя, не надо добиваться, ждать звонков и свиданий, не надо дарить цветы и водить в рестораны, не надо знакомиться с родителями и всеми родственниками в придачу, а потом брать на себя кучу забот и ответственности, ограничивать свои свободы и ущемлять интересы. Все эти «неудобства» можно с лёгкостью миновать, набрав известный номерок и заказав себе порцию удовольствия на любой вкус. И стоит-то это всего – ничего; гораздо дешевле, чем цветы и ресторан, и дорогие подарки. К тому же, проститутка не устроит сцену ревности, не опозорит и не испортит настроение. Ей вообще ни к чему ревновать. Разве она способна ревновать и вообще чувствовать? Разве она имеет на это право? Она же проститутка, ей запрещено чувствовать. Она призвана удовлетворять запросы клиента, это её работа, за которую она получает деньги. А работа совсем необязательно должна нравиться.

Но это всё лирика. Так, находит иногда. На самом деле у меня всё отлично, я довольна своей работой, и особенно зарплатой. Если бы ещё не визиты этой сволочи Игоря, мне вообще было бы не на что жаловаться. Но его нечастые приезды надолго потом выбивали меня из равновесия.

– Скажи, Натали, что-нибудь есть новое по делу Ксюши? – спросила я как-то подругу. – Что говорит твой Женя?

– Женя говорит, что в прокуратуре с этим делом всё глухо, – ответила Натали. – Там и не собираются что-либо предпринимать и, тем более, продолжать расследование. Исаенко говорит, что нужен хороший адвокат, чтобы начать совместно действовать.

– Так за чем дело стало? – вскрикнула я.

– Чтобы нанять хорошего адвоката, нужны немалые деньги, – ответила Натали, – а у родителей Ксюши таких денег нет. А если взять какого попало адвоката, то шансов на победу будет мало.

– Я вообще не понимаю, в чём проблема, – сказала я. – Деньги есть. Я дам, сколько нужно. Это ведь наше общее дело. К тому же, оно касается и меня лично. Мне этот Игорь житья не даёт. В те моменты, когда он ко мне приходит, мне хочется умереть.

И я не преувеличивала. Страх, отвращение, унижение, боль, опустошение – вот всё то, что связано у меня с Игорем.

В ближайшие же дни мы встретились с адвокатом, которого нам посоветовали Скворцов с Исаенко, и ввели его в курс дела. Это оказался энергичный молодой мужчина лет около тридцати, опытный и знающий юрист, на счету которого десятки успешно проведенных дел. Ознакомившись с материалами дела, вернее с его копиями, которые Исаенко предусмотрительно снял с оригиналов, прежде чем отдать по требованию прокуратуры, Дмитрий Прохоров, так звали нашего адвоката, сказал:

– Это дело сложное, но вполне понятное. Здесь надо просто всё упорядочить и синхронизировать, и всё встанет на свои места. Ещё буквально несколько эпизодов, и дело будет готово. Но это уже зависит от вас, Борис Витальевич.

– Да, но материалы из «Оберега» изъяты вместе с документами, – ответил Исаенко.

– Это неважно. У вас ведь были копии. Оригиналы в «Обереге», и по первому же требованию суда «Оберег» снова их предоставит. А вы опросите ещё раз своих свидетелей. Вдруг они смогут ещё что-то добавить.

* * *

Дальше события развивались очень стремительно. Но обо всём по порядку.

Исаенко и Скворцов вновь, спустя полтора месяца, отправились в дом на проспект Победы. Исаенко был в глубокой задумчивости. Он пересмотрел накануне материалы по делу Ксении Бондарь, вернее, их копии, в очередной раз восстановив в памяти всё до мельчайших подробностей. Сейчас он пролистывал свой блокнот и размышлял, какие ещё вопросы он сможет задать свидетелям для большего прояснения ситуации.

Скворцов же был в приподнятом настроении. Он давно уже порывался возобновить расследование, но Борис Витальевич спокойно и твёрдо сдерживал его. И вот они снова занимаются этим делом, они опять на серьёзной службе, а не просто бумажки в кабинете перебирают. А главное, он теперь сможет, наконец, завоевать истинное уважение и восхищение своей любимой Натали.

– Знаешь, Скворцов, – сказал Исаенко, когда они уже шли через сквер к дому, – всё это время я не прекращал думать об этом деле. Иногда даже против воли я возвращался к нему мыслями. Оно меня здорово зацепило. Я долго думал, анализировал, по частичкам собирал имевшуюся у нас информацию в одну общую картину, по секундам восстанавливал события той ночи. И вот, что я тебе скажу: я готов рассказать тебе, как всё было на самом деле. Все наши с тобой предположения с самого начала были верны. Итак, Плетнёв и Ксения Бондарь – любовники. Причём, у них довольно странные отношения. Ксения испытывает к Плетнёву смешанные чувства симпатии, сексуального влечения и страха, смятения от того, что она узнаёт о своём партнёре. Его сексуальные пристрастия не только не увлекают Ксению, они пугают её, вызывают неприятие и протест. Ксения пытается возражать, но Плетнёва это лишь больше подстёгивает и заводит. Ему доставляет удовольствие ломать и подчинять себе волю девушки. Мы знаем также, что в числе прочего, Плетнёва увлекает игра на лезвии бритвы: он просит свою подругу удушать его во время полового акта, для получения более ярких ощущений. В ту ночь, с 9 на 10 декабря, Плетнёв вместе с Ксенией Бондарь приехали на известную нам квартиру, будучи в весьма нетрезвом состоянии, а возможно и под действием наркотиков, к которым, кстати сказать, Плетнёв пристрастился в последние годы. Так вот, в квартире они оставались больше двух часов, в продолжение которых Плетнёв и убил Ксению Бондарь, задушив её либо в момент ссоры, либо во время полового акта, не рассчитав силы; либо же намеренно, добавляя в свой арсенал сексуальных извращений ещё и крайнюю степень обладания и власти над своей жертвой, то есть убийство. Позже, придя в себя и осознав содеянное, Плетнёв понимает, что у него на руках труп, от которого теперь надо избавиться, и как можно скорее, пока на улице ночь, и пока девушку не начали искать. Тогда он одевает её, одевается сам, берёт уже мёртвую Ксению под руки, крепко держа её тело, и выходит из квартиры. Это мы с тобой видели на снятом видео. Он знает, что кругом размещены камеры видеонаблюдения, он даже знает, где именно они находятся, поэтому намеренно отворачивается и закрывает от камер лицо мёртвой девушки, выдавая потом это за крайнюю степень опьянения. Я думаю, в тот момент Плетнёв ещё не знал, что именно ему делать, куда ехать и где спрятать труп. Возможно, он даже не пожалел о жизни молодой красотки. Главное – незаметно, не привлекая внимания, и инсценируя пьяную походку, покинуть здание и оказаться в машине, где нет камер, нет посторонних глаз и ушей, а значит, можно спокойно обдумать, что делать дальше. Минуя пост с дремлющим консьержем, Плетнёв выходит на улицу и садится в свой автомобиль, поместив сначала на заднее сиденье труп девушки. Затем, возможно, он поехал подальше за город, где нет постов милиции и дорожного патруля, – и решение пришло само: если оставить тело в безлюдном месте, в стороне от трассы, да ещё в снегу, его вряд ли скоро найдут. А, учитывая, что зима только начиналась, резонно предположить, что раньше весны тело Ксении не будет найдено. Пройдёт масса времени, дорогого времени, многие улики будут утеряны. Собственно, так всё и случилось. Он всё верно рассчитал. Труп обнаружили лишь спустя четыре месяца после убийства. Расследовать по горячим следам невозможно. Шансов для нас раскрыть это дело – мало, для Плетнёва выйти сухим из воды – предостаточно. Вот почему он так спокоен. Он уверен, что это преступление невозможно раскрыть. За эти долгие месяцы все возможные улики были погребены под слоем снега и льда, все свидетели, даже если кто-то и заметил что-то подозрительное в ту ночь, уже вряд ли что-либо вспомнят. Время упущено. А вот у него самого было предостаточно времени, чтобы множество раз прокрутить в памяти события той ночи и отточить свою версию, чтобы потом спокойно и уверенно давать показания, не как подозреваемый, а как главный свидетель. Но, как и любой преступник, он мыслит только как преступник. Он видит лишь одну сторону медали. Он упустил множество мелочей, на первый взгляд незначительных, но противоречащих фактам из его версии. Вот, к примеру, он утверждал, что после того, как расстался с Ксенией возле её дома, сразу отправился к себе домой. А мы с тобой знаем, что это не так – мы видели его той же ночью, вернувшегося обратно в дом на Победы спустя всего час. Наверняка, за столько времени он вообще забыл об этом. Я не думаю, что он допустил оплошность. Просто Плетнёв настолько уверен в своей безнаказанности, что на такие мелочи даже не обращал внимания. Самонадеянный, наглый и опасный тип. Но мы с тобой, дорогой друг, при помощи наших главных свидетелей, а также при активном участии наших прелестных знакомых, раздобыли массу интересной информации и фактов. А факты, Женя, вещь упрямая. Под них нельзя подогнать события, – прорехи и погрешности всё равно вылезут наружу. Так и произошло в нашем случае. Опять-таки, к примеру: когда он давал показания, как свидетель, он выказывал полнейшее спокойствие и даже где-то участие в трагической судьбе девушки. А позже выясняется, что ему наплевать на участь Ксении, что его вообще мало чем можно «прошибить». К тому же, на видео мы видели, каким неспокойным и встревоженным он выглядел, когда вернулся под утро в ту самую квартиру. Возможно, кто-то скажет, что это мелочи, не имеющие никакого значения. Но именно в этих «мелочах» и раскрывается характер человека, его психология, логика и последовательность его поступков, именно в них и спрятан главный ключ к раскрытию дела. В нашем случае, возникла нестыковка в показаниях Плетнёва с обнаруженными фактами. И всё: идеальное преступление обернулось банальным убийством с попыткой замести следы. Особенно явно мы с тобой это увидели, когда стали подбираться к Плетнёву совсем близко. Он понял, что просчитался. Он понял, что мы идём по его следу. Гения из него не вышло. И он начал действовать. Первое, что он сделал, это попытался обезоружить нас, отобрав это дело. Каким будет следующий его шаг, несложно себе представить. Как только он узнает, что мы возобновили расследование, начнутся угрозы. Возможно, он попытается купить нас. Но угрозы будут обязательно. Не знаю, пойдёт ли он дальше угроз. Не исключено.