Страница 4 из 6
– Ничего уже тут не будет, – сказал старик. – Похоронят нас с бабкой и дело с концом.
– Нельзя так говорить, – сказал Колобок.
Только по бровям было видно, что в нём снова происходят одному ему ведомые внутренние процессы. Раз, и он покатился по пыльному полу.
– Ты поосторожней там, – сказал старик. – А то подпол незакрытый. Свалишься и крошек твоих не соберёшь
– Я вижу, – сказал Колобок. – Да, здесь тяжело кататься, к глазам всякая ерунда пристаёт. Почему ты не отремонтируешь здесь всё и не уберёшь? Вон же и доски есть, и гвозди?
– Хотел, да не успел, – сказал старик. – Жизнь, как видишь, прошла.
– Как это прошла? – изумился Колобок. – Ты же ещё живой?
– Незаметно прошла, – буркнул старик и закурил самокрутку, разгоняя дым руками.
– А сколько ты уже прожил?
– Лет семьдесят, а то и больше, – сказал старик.
– А я знаешь сколько проживу? – спросил Колобок.
– Сколько? – спросил старик, размышляя, влияет ли количество добавленной костной муки в хлеб на продолжительность жизни.
– До утра, – с лучезарной улыбкой ответил Колобок.
– Почему так мало?
– Предчувствие у меня, – сказал Колобок. – Но я хочу сделать что-то великолепное за свою жизнь. Что-то важное – важное!
– И что же это? – спросил, туша окурок, старик. – Жениться на королеве? Разводить большие стада коров и заработать много денег? Пойти на море и стать пиратом? Что ты хочешь?
– Хорошо петь песенку, – сказал Колобок. Вдруг улыбнулся губами – корочками и звонко запел:
Я Колобок – Колобок
Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон…
Песня была красивая, но старику вдруг стало неуютно от непрошенного воспоминания. После войны на ярмарке в городе, куда он сдавал кедровые орехи, тут и там стали появлялись калеки. Все как один злые на судьбу. Некоторые инвалиды, как и Колобок пели песни и ещё клянчили деньги. У инвалидов были хотя бы какие то конечности, а у Колобка только голова. Впрочем чистый звонкий голос Колобка не шёл ни в какое сравнение с хриплыми вяканьями калек. Старик заставил уйти непрошенный образ из головы.
– Жизнь – это песня, – Сказал Колобок. – Смысл жизни – в песне. У каждого своя песня просто. Если бог руки, ноги дал – используй их. Есть голос – пой. Есть голова – думай. Начал дом – дострой его. Есть жена – заботься о ней. У меня нет ничего, кроме голоса, но я веселей чем ты. Я не унываю
– Ну тебе легко говорить, – задетый за живое пробормотал старик. – А я старый и у меня нет ничего, чтобы…
– Хватит своим возрастом гордиться. С твоих слов получается, что в мире самая уважаемая должна быть морская черепаха. Они ведь дольше всех живут.
Колобок прокатился мимо старика, прошуршал по половичкам в коридоре, где его поймала старуха. Подняла его на руки как котёнка и прижала к груди, а потом звонко чмокнула в щёчку пыльную от путешествий по дому.
Ночью, когда все спали, Колобок укатился в глухую ночь. Он выдавил тряпку, которой была заткнута часть слюдяного оконца, скатился с подоконника и был таков. Первой от проникшего в избу холода проснулась старуха, закричала и разбудила старика. Старуха выглядела так, будто днем к ней прилетел волшебник и пообещал вернуть молодость, а ночью вдруг испарился. Старик в сонной оторопи смотрел, как старуха бегает по избе и кричит, не обращая внимания на его попытки успокоить её.
– Зачем ты его выпустил? Почему не заложил окно? Иди и догоняй его! – кричала старуха.
– Еще чего, – сказал старик. – Как ты себе это представляешь? В ночь? Там сугробы в человеческий рост намело. И холодина такая. Добрый хозяин собаки из дома не выгонит, а ты меня на верную смерть посылаешь!
– Вечно у тебя отговорки! – крикнула старуха. – Посмотри, в доме повсюду твои отговорки. Там недостроено, тут недомазано. Твоё ружье – это посмешище, а не ружьё! Во двор выйди? Тут что-то нёс и недонес! Баню строил – не достроил. Если натопить ее посильнее, то снег вокруг растапливается. Дом – половина так себе, половина – пещера холодная! Сколько можно так жить? И Колобок от нас и укатился!
– А ты так говоришь, – сказал старик, глядя жене в лицо. – Будто вечно жить собралась. Сколько нам осталась? Какая разница, где и в чём помирать!
– Вот именно, – всхлипнула бабка, – Никакой тебе разницы нет и не было! Что я в лохмотьях всю жизнь проходила. Что дом наш, как корыто старое. Что собака наша от голода сдохла!
– Шарик ежа тухлого съел! Ты что сочиняешь? – оторопел старик.
– Съел? А почему, съел? Не задумывался об этом? Да, ведь Шарик вечно голодный был! Вот и наелся тухлятины. Колобок покатался у нас по дому – весь серый от пыли и грязи стал. А ведь я убираюсь каждый день!. Да только в твоём доме, дед, убирай не прибирай, а все равно грязь отовсюду сыплется. Все вокруг плесневеет, все тухнет!
– Ну знаешь что, милая моя, – пробормотал старик и принялся одеваться.
Старуха стояла возле остывающей печи и в свете двух лампадок ее тень на стене можно было принять за мельницу. Бабка прокашлялась и мельница на стене заколыхалась. Старуха задалась вдруг вопросом: а почему я раньше всё это терпела, а только сейчас всё ему высказала? Да и пёс Шарик тот еще дурак был, хоть и вечно голодный был, это ж не повод ежей тухлых поедать? А недостроенный дом у них всегда был, сколько она помнила. Стоило ли так на деда кричать?
Но в памяти старухи вдруг возник звонкий радостный голос:
Я Колобок – Колобок
Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Старуха будто наяву увидела круглое лицо с улыбающимся детским ртом и большими глазами, в которых отражалась её душа.
– Надоело терпеть. – Прошептала старуха. – Всю жизнь в ожидании. Слуховой аппарат? Не дождалась. Дом нормальный построить – нет. Детей – нет. Колобка теперь тоже нет. Вся жизнь с тобой старик прошла так, будто залезла к тебе на корабль, где ты капитан, а мы всю жизнь простояли на якоре. То у тебя азарта нет, то погода не та. То не хочется. То захотелось, но чего-то другого. А теперь ты ничего толком не делаешь, потому что каждый день, ждёшь, что смерть тебя заберет!
Старик махнул рукой, взял походную сумку со всем необходимым, закинул за плечо деревянное ружьё и вышел в морозную снежную ночь. Он сразу увидел единственный след, ведущий от их слюдяного окошка к лесной опушке. Луна светила ярко и слава богу морозы ещё как следует не ударили, да и от ходьбы кровь побежала по венам быстрее. Старик немного согрелся и ощущал себя с каждым шагом все свободней и счастливей. Семейная жизнь с бабкой казалась глупостью. Ну и зачем было жить в ярме, когда вокруг такая воля, такая благодать? Иди куда хочешь и делай что хочешь!
Что за странная прихоть была у бога, когда он выдумывал мужчину и женщину? Послушать старуху, так старику вообще не стоило для себя жить. Встал спозаранку и начал дом строить. Поспал немного и вперёд в лес на сбор шишек. Чуть передохнул и опять дом строить, потом в город на базар – торговать. А зачем спрашивается? Чтобы обычная бабка превратилась в счастливую бабку?
Старик усмехнулся и в это мгновение из лесной глуши вперемешку с завываниями ветра донеслось протяжное
Я от бабушки ушел И от дедушки ушел На сметане мешон На окошке стужён.
Старик ускорил шаги, ругаясь на Колобка, на этот задорный молодцеватый голос, доносившийся издалека. Ну а сама это его песенка? Что за бахвальство? Нашел чем гордится. Я Колобок, Колобок. И что теперь?
Все равно что дед стал бы петь: я родился, крестился, женился, стал с бабкой жить, теперь вот скоро помирать, вот такая благодать. Очень наверное слушателям интересно! И вообще кому можно петь песенки в зимнем лесу?
Но что-то подсказывало старику, что такие существа как Колобок обязательно найдут своего слушателя даже на необитаемом острове. Всё потому что Колобок обладал секретом: он не жаловался на жизнь, на досадную бессмысленность существования, а умудрялся наслаждаться жизнью при любых обстоятельствах!