Страница 22 из 36
Еще зимой, когда «враг из темноты» стал выкидывать свои фокусы. Васильков пришел к убеждению, что такие вещи может проделывать только человек. А когда обнаружилось, что этот человек непомерно злобен, с успехом подслушивает разговоры команды (следовательно, понимает по-русски), знает распорядки лагеря, особенно враждебно относится к работе над постройкой двигателя Комлинского— у Василькова уже не оставалось сомнений в том, с кем именно они имеют дело.
После нескольких месяцев молчания Марин видимо рад был случаю поговорить. Вот что он рассказал Буракову.
Первоначально он действительно хотел сделать попытку уйти одному. Ему доставляло большое удовольствие наблюдать, как его искали, и тогда же его осенила мысль инсценировать свою гибель. Удачное завершение этого замысла доставило Марину большое наслаждение. Он принялся копить запасы для одинокой зимовки. Делая вылазки в ущелье для пополнения запасов, он неизменно находился в условиях более выгодных, чем его жертвы: все видел из темноты и знал соотношение сил; в то же время товарищи его не видели и не могли догадаться кто враг. Иногда Марин забавлялся тем, что удил с лестницы или с трубы парохода то, что ему нужно было или попросту попадалось на крючок. Благодаря темноте и страху своих жертв, он был неуловим, непонятен, страшен — это доставляло ему удовольствие, веселило его. Из этого он делал игру — и одновременно извлекал из этой игры выгоду для себя.
Марин не постеснялся высказать Буракову и такие свои соображения: он все надеялся, что при розысках экспедиции какой-нибудь аэроплан пролетит над их лагерем. С аэроплана не заметят лагеря в ущелье, поэтому надо дежурить наверху. То, что он один наверху — даже лучше. Одного на аэроплан возьмут непременно, а всех — нет. Отсюда злобный ум Марина логически пришел к мысли уничтожить всех товарищей. Одну из этих попыток Васильков в свое время разгадал, и она помогла ему тогда до некоторой степени разоблачить «врага из темноты».
Еще зимой Марин, боясь быть подстреленным, пришел к заключению, что ему выгоднее прекратить враждебные действия против товарищей.
Всю зиму Марин прожил в одной из глубоких, хорошо укрытых пещер наверху айсберга. Пещеру утеплил тюленьими шкурами и полотнищами, выкраденными из кладовой.
Своих соображений о Марине Васильков никому не высказывал потому, что это могло вызвать еще большее смятение, тем более, что неоспоримых доказательств у него не было.
XIV. Странствующий хозяин
Медленно, но безостановочно, день за днем морское течение непрерывно увлекало айсберг к югу. За сутки его относило в среднем на пятнадцать-двадцать километров. Впереди, как дозорный, неизменно плыл айсберг с арками и колоннадой и услужливо расчищал заторы. Случалось, что «дозорный» задерживался, и «хозяин» (как назвал Деревяшкин айсберг, приютивший на себе замороженный пароход) начинал к нему грозно приближаться. Тогда «дозорный» начинал волноваться: он раскачивался, спешил протолкнуть мелкоту, назойливо загораживавшую проход, и, когда это ему удавалось, торопливо продирался вперед, несколько раз поворачиваясь назад, точно извещая «хозяина», что задание благополучно выполнено.
— А он нам наделает когда-нибудь хлопот, этот суетливый ледяной мост, — сказал как-то Бураков.
— Наоборот, пока он нам добросовестно помогает, — ответил Васильков.
— Да, пока «хозяин» не вздумает его догнать и самолично подтолкнуть. Тогда вся колоннада может обрушиться к нам на палубу.
— Ну, мы успеем своевременно спустить шлюпку…
Лодка, сделанная еще в ледяном ушные, действительно была наготове для спуска в любой момент.
Но пассажиры айсберга не сидели сложа руки в ожидании, пока придется спускать шлюпку. Они деятельно готовились к тому, чтобы спустить на воду пароход! Теперь, в открытом море, при свете лица, работа была праздником, она сопровождалась громкими песнями, бодрыми шутками и веселым смехом.
Когда Рюмин в первый раз затянул песню, все вспомнили, что в ледяной тюрьме никому никогда не приходило голову запеть.
— Не то что петь — и говорить-то там совсем разучились, чуть не шопотом переговаривались, — вспомнил Деревяшкин.
Действительно, даже голоса теперь стали какие-то другие — тверже, полнее.
В июне айсберг спустился ниже 80-й параллели, повернул на запад, а через несколько дней, описав большую петлю, повернул на юго-восток. Постепенно его отклоняло все севернее, и к концу июня он переменил курс на северо-восток.
Теперь корабль почти все время освещался солнцем. Однако новое направление не нравилось путешественникам. Надежды попасть в более южные теплые воды с каждым днем становились менее действительны. Прошел второй месяц путешествия на айсберге. «Хозяину» точно понравилось бродяжничать. Он прошел по Ледовитому океану уже около тысячи километров, и неизвестно было, сколько он еще намерен пространствовать. Его пленники деятельно готовились к тому, чтобы поскорее расстаться с «гостеприимным хозяином» и на свой страх пуститься в самостоятельное плавание. За это время произошло несколько событий, одно из которых оказало большое влияние на всю дальнейшую судьбу участников экспедиции.
Неоднократно видели белых медведей, моржей, тюленей. Охота на медведей оказалась наиболее удачной, благодаря исключительному вниманию, которое звери уделяли пароходу и людям. Их видимо привлекал запах пищи. Мишки нередко по одному и по дна подплывали к айсбергу и даже взбирались на него. Около двух десятков удалось застрелить. Одного убили в гот момент, когда он пытался залезть на пароход.
Благодаря охоте представился не один случай испытать лодку. Она была неповоротлива, но держалась на воде отлично, а мотор работал достаточно исправно.
Событие, послужившее поводом для более основательного испытания лодки, дало возможность получить совершенно непредвиденные энергические ресурсы для пароходных топок. Одновременно это событие заставило снова обратить внимание на двигатель Комлинского, получивший достаточно нелестную репутацию занятной, но совершенно бесполезной игрушки.
Дело было в середине июля. Дежурный с вершины айсберга заметил впереди на одной из льдин странную груду бревен. Тотчас туда направили лодку. Бревна оказались остатками неизвестной, раздавленной льдами шхуны — прекрасный топливный и строительный материал! Над разборкой его усиленно работали около четырех суток, связывая бревна и доски небольшими плотами и буксируя их лодкой к айсбергу.
Бревна связали небольшими плотами, лодка доставляла их к айсбергу.
В трюм усердно грузили дрова. На палубе распиливали бревна и сортировали доски.
В это время пароход был уже почти готов к спуску. Но Васильков еще медлил расставаться с «хозяином», считая, что, пока тот не очень уклоняется на север, благоразумнее оставаться его пассажирами.
Уже во время разборки шхуны несколько человек одновременно высказали мысль: использовать пароход в качестве парусника. От слов скоро перешли к делу и, покончив с перевозкой материалов, немедленно принялись за ремонт мачт, доставленных в неразобранном виде вместе с уцелевшими реями и обрывками вант Самым трудным, оказалось выбрать место для установки мачт, немало потрудились и над устройством мачтовых гнезд в трюме. Это были слабые места в познаниях «специалистов поневоле». Наконец установили мачты и занялись подборкой снастей. Из остатков оболочки дирижабля сшили паруса.
В эти дни Комлинский воспрянул духом. Снова с прежним пылом он стал возиться над усовершенствованием своего двигателя. У него зародился какой-то новый проект, которым он, наученный горьким опытом, поделился пока с одним лишь Васильковым. Профессор этот план сразу же одобрил.
После того, как мачты были благополучно водворены на отведенные им места, пленники айсберга с необычайным увлечением отдались охоте: являясь одновременно и важной работой, и интересным спортом, и хорошим отдыхом, она вдобавок служила прекрасным поводом для того, чтобы лишний раз со стороны посмотреть на пароход. Действительно, было на что полюбоваться!