Страница 2 из 36
На другой день утром похоронили в ледяной могиле двоих — первого пилота и радиотелеграфиста, взгромоздив у них в головах ледяную глыбу вместо памятника. После этого все «ходячие» стали рассортировывать имущество средней и задней гондолы. Задняя гондола была мало повреждена. Правда, большинство приборов оказалось испорчено, но мотор остался почти невредимым. Особо ценные вещи запрятали в ледяные кладовые, завалив их тяжелыми глыбами льда. Уцелело около тонны горючего и девять заряженных аккумуляторов. Пищевых продуктов при полуголодном пайке могло хватить недель на пять. Из оружия сохранилось восемь винтовок, более тысячи патронов. Имелось несколько лопат и пил, десяток мотыг, семь пар исправных лыж и две пары таких, которые легко можно было починить.
— Что-то больно много добра привезли на новую квартиру, — вздохнул Деревяшкин. — Надолго, видно, приехали.
— Добра-то надо бы побольше, не хватит, — ответил Комлинский. — Чтобы через полтора месяца не положить зубы на полку, надо поискать зверья.
После обеда решили обследовать ледяное ущелье. Ковров отправился вверх. Бураков с механиком Комлинским пошли вниз. Каждый из них вооружился винтовкой и мотыгой.
Комлинский с Бураковым, подойдя к остаткам передней гондолы, второй раз исполнили роль могильщиков. Потом отправились дальше. Больше часа шли они по довольно ровному льду. В стенах — ни одного пологого места или такой трещины, через которую можно было бы выбраться наверх. Везде отвесный лед.
Бураков был впереди. На одном из поворотов ущелья он радостно вскрикнул. Отставший Комлинский подбежал к нему.
— Открытая вода!.. — кричал Бураков.
Едва завернув за угол, Комли некий зажмурился от яркого света. Сперва ему показалось, что они вышли на совершенно открытое место. Потом, оглядевшись и посмотрев вниз на темную воду, он мрачно проговорил:
— С большим правом вы могли бы сказать; закрытая лоханка…
— И правда!.. Что за чорт… — сокрушенно пробормотал Бураков.
Перед ними был почти четырехугольный бассейн около трехсот метров ширины и более четырехсот длины. С боков и впереди он замыкался отвесными ледяными стенами, хоть не такими высокими, как в ущелье, но все же уходившими вверх достаточно далеко, чтобы привести пленников в уныние. Правда, поперечная стена была менее гладкой, на ней имелись разнообразные выступы, но выбраться здесь, очевидно, еще менее представлялось возможным, так как в нижней части стены, на высоте около двадцати метров, лед большим бугром выдавался вперед. По бокам бассейн окаймляли словно припаянные к стенам дорожки льда, шириной в несколько метров. Вместе с небольшим ледяным полем, отделявшим наших разведчиков от воды, эти дорожки составляли букву «П» с широкой верхней перекладиной.
— Ловушка, — сказал Комлинский.
— Ловушка… — уныло повторил Бураков.
Оба они прошли — каждый по одной из боковых дорожек — до поперечной стены, молча поглядели друг на друга через воду и молча же повернули обратно.
Назад к лагерю возвращались медленнее: и дорога была трудней — в гору, и устали, и — главное — глухая стена там, за бассейном, лишила надежды, с которой пустились в разведку.
Когда они вернулись в лагерь, Ковров уже был там. Выслушав их сообщение, он нахмурился.
— И вверху не лучше. В пяти километрах отсюда точно такая же стена… Мы надежно зарылись…
— Ледяная тюрьма, — пробормотал Алфеев.
II. Гости
Обед прошел в тяжелом молчании. Бессвязное бормотание и выкрикивания бредившего Марина наводили еще большее уныние. После обеда никто не сдвинулся с места. Горячка первых хлопот прошла, и теперь никто не чувствовал достаточно побудительной причины, чтобы предпринимать что-нибудь. Представление о неприступных стенах ледяного погреба, в который они попали, парализовало всякие другие мысли. Это общее уныние было самым страшным бедствием, которое могло постигнуть потерпевших крушение во льдах. Оно было заразительно. Оно могло отнять самое ценное, оставшееся после аварии у небольшого коллектива: товарищескую спайку, бодрость и инициативу, то-есть все то, что давало надежду выбраться или хотя бы продержаться возможно дольше. Ковров отлично это сознавал. Но результаты рекогносцировки так обезоружили механика, что он не находил в себе силы сделать попытку рассеять опасные настроения в самом начале. Совершенно неожиданно выручили раненые. Их обеспокоило напряженное молчание. Рюмин, у которого было сломано ребро, завозился.
— Что случилось? — спросил он.
— И правда, — внезапно раздался голос географа Жукова. — Мы ничего не знаем. Информируйте нас.
Осинский и механик Степанов тоже зашевелились. Ковров вынужден был сделать краткое сообщение.
— Очевидно здесь твердая земля, — сказал Жуков.
— Твердость такая, что дальше ехать о некуда, — вставил Деревяшкин, — но земли мало, можно сказать — вовсе не видать.
— Смотреть на нее нечего, лишь бы она из-под ног не ушла, — продолжал Жуков. — Представьте себе, что, наша тюрьма свободно плавает в океане. В один далеко не прекрасный день стены ее могли бы сдвинуться вплотную — вроде мельничных жерновов. А тогда нас — сами понимаете — стерло бы в пеммикан. Но этого не случится, земля не уйдет.
Ковров именно этого и боялся.
— А почему вы думаете, что здесь твердая земля?
— Я, сужу по тому, что вы нам рассказали, — ответил Жуков. — Отвесные высокие стены, извилистое ущелье, более или менее ровный лед на дне… Все это заставляет меня предполагать, что высокие стены — это, очевидно, обледенелые отвесные скалы. Может быть ледники…
— Ну, а почему в конце ущелья вода и за ней новая стена? Это больше похоже на айсберг.
— Все это лишь подтверждает мои предположения, — продолжал Жуков. — Вы ведь сами обратили внимание, когда ходили туда, что стена за бассейном отличается от боковых стен. Она не такая ровная. Наше ущелье — вероятнее всего — фиорд Таким образом непосредственно под нами — подо льдом, который служит нам почвой, — есть вода, но боковые стены, очевидно, лежат на берегу. Другое дело бугристая стена за бассейном. Это, надо полагать, действительно айсберг, который прибило к берегу, и он закупорил выход из фиорда.
— Очевидно сюда иногда заходит вода, — сказал Бураков.
— Несомненно заходила, пока айсберг не запер устье фиорда. Нам надо выяснить следующее: движется ли береговой лед? Если он неподвижен — а это вполне возможно — лучшего места для стоянки нельзя было бы выбрать.
— А если подвижен, тогда значит возможна пеммнкановая участь? — спросил Бураков.
— Не обязательно. Движения ледника очень медленны.
— Но неуклонны.
— Ну, это посмотрим. Надо время от времени наблюдать за айсбергом. Если береговой ледник движется, то у места соединения его с айсбергом время от времени будут появляться трещины.
— И в конце концов он рухнет, проломив под нами «пол»… — пробормотал Комли некий.
— Скорее, наоборот: оторвется и уплывет, — вмешался Ковров. — Если есть трещины, надо рубить ступени наверх. Хотя если и нет трещин — надо тоже готовить подъем из этой ямы.
— Я то думаю, — сказал усталым голосом Жуков, — что никаких трещин не будет, и айсберг прочно припаян к береговому льду. Опасности никакой нет, даже если наша тюрьма представляет один сплошной айсберг, но я уверен, что это безусловно не так.
— Ну, теперь оставьте Жукова в покое, — сказал Деревяшкин, — совсем уморите. Видите, еле языком, сердечный, ворочает.
Жуков слабо улыбнулся.
— Ладно. Ну, а теперь — наметить работу, носы вешать некогда, — заявил Ковров. — Решим, что и как делать. Спасение целиком зависит от нас самих. Наши головы и руки должны дать нам возможность унести отсюда ноги. Во-первых, надо попытаться сконструировать радио. Оба наши радиста вместе с аппаратами погибли, но, думаю, с этим делом мы все же справимся.
— Вот выздоровеет Гаврилов… он в этом деле смыслит немного, — сказал Комлинский.
— Ну и отлично, — продолжал Ковров. — Но на одно радио надеяться нельзя. Удастся ли его наладить? Если удастся — то сможем ли с кем-нибудь связаться? Если даже свяжемся, надо ведь ждать и ждать, пока нас отыщут. Поэтому, не забывая о радио, надо все же изыскивать способы, как самим выбраться. По-моему, стоит попробовать два пути. Первый — вырубаться наверх. Это очень большая работа. Второй возможно окажется путем в море. Найдем естественную лазейку, либо ухитримся прорубить тоннель. Но знаем ли мы толщину айсберга? Чтобы прорубиться через него, придется возможно затратить непроизводительно много работы. Наименее рискованный путь — наверх. Во всяком случае изучить бассейн в конце ущелья надо очень тщательно. По-моему, следует сейчас же установить очередь и ходить туда ежедневно, даже два раза в день. Я думаю, что и вопрос о пище мы может быть сумеем разрешить, изучая бассейн. Будем надеяться, что нам удастся поохотиться. Во всяком случае пробыть нам здесь придется долго. Надо сейчас же соорудить жилище. Это отнимет немного времени. Установим дежурство у больных. Главное — работать и не отчаиваться, В этом наше спасение.