Всадник Мёртвой Луны

Запор наконец выскользнул из скобы, и дверь распахнулась от сильного толчка настежь. С той стороны стоял высокий воин в полном конном боевом доспехе Гвардии, сплошняком покрывающем его тело выпуклым нагрудником, на котором, вместо гвардейского факела, тускло серебрился диск полной луны, с чёрнёными полосами и углублениями, делавшими его похожим на оскаленный череп, а также поножами и наручниками из наборных стальных пластин. Сталь доспеха была полностью покрыта воронением, с отдельными полосками блестящего метала на закраинах. Но голова у воина была свобода не только от боевого горшечного шлема, но даже и от обычного - походного. Совершенно бледное, вытянутое идеальным овалом лицо - без единой кровинки, почти полностью сливалось с коротко стриженной, русой бородкой, но ёршик таких же белесых волос был ярко отмечен выступавшей на этой белизне окровавленной, слипшейся прядью. Цвета глаз у него, впрочем, совершенно невозможно было разглядеть, ибо зрачки его глубоко скрывались в провалах глазных впадин абсолютно угольного цвета.

Какое-то время они в упор глядели друг на друга - Владислав в совершенном исступлении, а тот - с выражением неприязненного, брезгливого удивления в своих, глубоко спрятавшихся в тёмных глазницах глазах. Потом пришелец внезапно заговорил - глухим голосом, словно бы доносящимся из бездонной пропасти, но, в то же время, совершенно ясным и различимым для слуха до самого малейшего оттенка своего тона:

- Ты кто такой?! Это наша комната! Откуда ты тут взялся?!

- Я.. Мы.. Нас тут поселили.. Главнокомандующий.. - Залепетал Владислав совершенно растерянно, соображая, что это, наверное, один из тех самых командиров отделений, квартировавших здесь до их прихода в город. Видимо - как-то уцелевший. Вопреки всему. Но, но - как он сумел пройти сюда, через двое запертых ворот? - Панически пытался сообразить он.

- Ааа. - Отозвался тот, поморщившись. - Ну да, ну да - конечно же.

Он вынул правой рукой - без латной рукавицы, которую сжимал закованной в металл левой ладонью, из неприметного отверстия в двери длинный, чёрный стальной стержень, с кованной, цельной головкой, и винтообразной насечкой по всей его длине. Тут Владислав внезапно отметил для себя, что справа у того, на кожаной перевязи, болтаются пустые, чёрные ножны. После этого пришелец, не спрашивая никакого разрешения, уверенно вошёл в комнату, небрежно отстранил стоявшего у него на пути нового жильца, не обращая совершенно никакого внимания на меч у того в руке, и быстро прошёл к конторкам.

Увидев его со спины, Владислав почувствовал, что него аж перехватило дыхание, и вдруг отчаянно закружилась голова. Отчего он чуть не грохнулся на пол без сознания. Затылок у пришедшего был глубоко рассечён - почти надвое, глубокой, рубленной раной - скорее всего от боевой секиры, ибо проруб был не только глубок, но широк по своим смятым краям. В ране белесо розовели остатки мозга, а волосы вокруг неё слиплись от крови. Впрочем - крови, видимо, вылилось из раны всё же не очень много. Но вопрос о том, кто же именно сейчас пришёл сюда - в своё прежнее жилище, моментально отпал у Владислава сам собою. Ибо с такой раной в голове пришедший аж никак не мог бы принадлежать к миру ходящих под солнцем этого мира. В общем - стало понятным также и отсутствие у него шлема и меча. Чья бы рука не нанесла этот страшный удар ему в сече, но обладатель её явно был выдающимся и опытным бойцом, и этот несчастливый комотделения вряд ли успел даже осознать хоть что-либо перед свой внезапной гибелью, обрушившейся на него, как стремительный и моментальный удар молнии.

В траурно-багровом, совершенно жутком, и абсолютно неестественном освещении комнаты, которое, тем не менее, не вызывало у того ни малейшего удивления, пришедший начал лихорадочно открывать ящики у конторок, вытаскивая оттуда пригоршнями свитки, пергаменты и свёрнутые бумажные листы. Потом он стал в них лихорадочно рыться, с остервенением перебирая их своими пальцами, и досадливо швыряя ненужное на пол, и при этом непрестанно бормоча прерывающимся, звенящим от отчаяния голосом:

- Да где же оно, да где же?!

Владислав отложил меч на первую попавшуюся кровать, осторожно подошёл и стал у того за спиной.

- Что ищешь-то? - Участливо спросил он. - Может, я тебе смогу помочь чем-то?

Тот испуганно, затравленно обернулся, отрицательно мотнул головой, и снова погрузился в своё занятие.

- Я, я смотрел эти бумаги - уж прости, брат! - Снова попробовал обратиться к нему Владислав. - Может я помню где это лежит-то, если только ты мне скажешь, что ты ищешь?

Тот вдруг с отчаянием бросил очередную кипу свитков, которые до этого держал в руках, на конторку, и со вспыхнувшей надеждой обернулся к Владиславу.

- Я.. Я ищу своё заклинание! Я, я сам его составил! Для себя! На этот случай. Освобождение! Полное освобождение! Ты видал его? Видал? - Забормотал он быстро, пытаясь заглянуть в глаза Владиславу.

- А как оно выглядит-то? - Потерянно отозвался тот. - Скажи - может я и вспомню. Хоть о чём оно было-то?

Тот вдруг с острым подозрением взглянул было на Владислава, и слегка от него отстранился. Потом лицо его вдруг исказила тяжкая судорога отчаяния и боли.

- Да - а как оно выглядело-то? Нет - не могу вспомнить, не могу! Помню, где-то тут было. Но даже не могу вспомнит где! У меня, брат, с памятью что-то всё время приключается, - Вдруг горько пожаловался он Владиславу, - Вроде бы всё и помню, а как хочу вспомнить нарочно, то всё тотчас и уплывает, как переворачивается! Как бы вижу всё только изнутри, а не снаружи! - И он мучительно поморщился.

- А это.. Освобождение-то? Отчего оно? Как звучало-то заклинанье? - Продолжал допытываться Владислав. - Может - хоть заглавное описание вспомнишь-то? Я их там все упорядочивал, записывал. Может тут и припомню-то что-то?

- Заглавное описание? Нет. - Пробормотал тот. - Не было там заглавного описания. То есть, - И тут он снова болезненно поморщился, - Какое-то там было, конечно же. Но - не то. О другом. В общем - не для чужого глаза. Только вот не могу вспомнить брат, как оно там выглядело, веришь ли? Я ведь к этому с самого начала готовился. Я сразу понял - что здесь и к чему. Слушай! - Заговорил он со вновь вспыхнувшей надеждой, - Тебе ведь оно тоже понадобиться-то! Попробуй вспомнить! Я воспользуюсь - и тебе оставлю! А иначе - мы теперь у них здесь навсегда застрянем! И ты - тоже, раз уж тут оказался! - И здесь глаза его глубоко высветились изнутри багровым отсветом, в котором зрачки его зажглись двумя раскалёнными угольками. - Вспоминай, брат, ищи поскорее!

И столько в его голосе было убеждающей силы, что у Владислава по спине пробежали холодные мурашки, и он отчаянно принялся вспоминать содержание читанных им текстов. А тот, снова развернувшись к конторке, опять принялся перебирать свитки, но в движениях его, ставших попросту беспорядочными, уже проглядывало совершенное отчаяние всё яснее осознаваемой безнадежности.

Владислав бросил взгляд на кровать Тайноведа. Тот лежал навзничь, совершенно распахнувшись, полностью равнодушный ко всему вокруг, как мёртвый. Нос у него заострился, и торчал над лицом словно бы древесный сучок над почерневшим от времени древесным стволом, опрокинутым на землю, в незапамятные времена, какой-то давно уж забытой бурей.

Тут воздух в комнате вдруг как бы вздрогнул, и как-то аж загустел на мгновение. Словно бы где-то, на самом краю слышимости, ударил огромный, басовитый колокол, и тугая волна воздуха пробежала по комнате, давя со всех сторон на сознание. Склонившийся над конторкой пришелец резко выпрямился, повернулся к Владиславу, и на лицо его, при этом, легла серая тень полной безнадёжности.

- Зовут.. Нет, не успел.. - Тихо пробормотал он совершенно потерянным голосом. - Прощай брат! Жаль. Там, где мы встретимся вновь - мы уж друг друга и не узнаем-то! Там.. - И он безнадёжно махнул правой рукой.

Посреди комнаты - за спиной у Владислава, вдруг образовалось круглое отверстие - как бы засасывающая, чёрная как смоль воронка в поверхности пола, который, при этом, потёк, как вода. Пришелец шагнул вперёд, обходя Владислава, и лицо его стало уже совсем отрешённым - было понятно, что он сейчас не видит ни комнаты, ни Владислава. Он шагнул в воронку, и с громким воплем ужаса и боли обрушился в неё, как в открытую яму, и она, с каким-то хлюпающим звуком, моментально всосала его вовнутрь. После чего тут же схлопнулась, и на этом месте уже не было ничего, кроме незыблемой твёрдости дощатого пола.